Люди пепла

– Это вам не сено воровать, Айлефу не понять, - поддакнул Бвонг.

Стрейкер неожиданно рассмеялся: громко, искренне, с шумными хлопками по коленкам, и, даваясь словами, произнес:

– Ой не могу! Не могу! Клирики засунули сюда честного человека!
– чуть успокоившись, спросил: - Вы разве не поняли? Трой и правда честный. Ведь стертых не отправляют на каторгу, считается, что после стирания они становятся новыми людьми, максимум, что им грозит - ссылка.

– То есть его не должны были сюда посылать?
– уточнил Драмиррес.

– Конечно не должны, ведь считается, что на юг отправляют самых отпетых. Вот только я украл несколько подсвечников, но почему-то здесь. Тоже еще, великий преступник. На отборе видел парня на котором два доказанных трупа и четыре под сомнением, но он не попал в трюм. А я никого не резал, но почему-то сижу здесь. И Трой здесь, и мелкий Храннек. Понимаете? Церкви плевать на то, как сильно ты виноват. Они выбирают лучших из тех, кто есть, и гонят их на убой в Краймор. Там ведь всего несколько безопасных территорий, а на остальные нормальные люди не очень-то суются. Надо чем-то заполнять пустоту, вот они и заполняют - нами. Может еще раз молитву повторите? Ну так без меня, могу рассмеяться, испорчу момент. Плевал я на все ваши молитвы.

– Есть церковники, а есть церковь, есть нормальные клирики, а есть грязь, - заявил Драмиррес.
– Не надо все смешивать в кучу.

– Грязь? Да ничего вы не поняли - вся церковь грязь раз у нее политика гробить таких как мы. Выбирают не просто тех, которые редко перерождаются, а тех, кто не перегрызется из-за гнилого сухаря, кто согласен подставлять свою шкуру за их интересы.

– По-моему мы уже начинаем грызться...
– рассеянно заметила Миллиндра.

– Ты прочитала судовой журнал?
– спросил Трой.

Та покачала головой:

– Его долго вели, там много записей, целого дня не хватит все прочитать. Первые вообще пропустила, в конце смотрю, самое главное там.

– Посмотри прямо сейчас, а мы сходим на камбуз за едой. Надеюсь, никто не откажется от солонины и сухарей?

– Видал и получше угощения, но не откажусь, - ответил Драмиррес.

– Вот и решено. Пожуем немного, помянем парней и послушаем Миллиндру. Пора узнать, что же тут произошло, и что нас ждет дальше. Так что не отвлекайся на начало и середину, читай последнее, там и правда должно быть самое важное.

Глава 5

Затянувшийся рейс

Солонина оказалась так себе. А сухари почти все развалились, мешок был набит трухой и жалкими огрызками крепких корок. Запивали все это противной на вкус водой, такую с трудом проглотить можно, в нее будто мыло добавили. При такой еде не до застольных разговоров, так что все помалкивали, поглядывая на Миллиндру. Но та, слегка поклевав, не спешила удовлетворять всеобщее любопытство. Отнекивалась и просила дать ей немного времени. Дескать, записи в журнале запутанные, почерк скверный, местами очень трудно его разобрать.

Трой, пользуясь случаем, спросил:

– Пока Миллидра занята журналом, может просветите меня немного? А то ведь я многое позабыл.

– С радостью, дружище, - ответил Драмиррес.
– Ты только спроси, что тебе интереснее всего.

– Хорошо, пусть мы преступники. Но почему нас перевозят так странно - в ящиках. И почему мы в них не задохнулись, ведь там почти нет воздуха.

– Прежде чем заколотить крышку нам дают алхимическую гадость от которой тело как бы замораживается. Это выгодно, так можно перевозить кучу народа и при этом груз не надо ни кормить, ни поить. Набил полный трюм и отправляй куда надо.

– У вас что, всех пассажиров так перевозят?!
– поразился Трой.

– Вряд ли. Разве что самых нищих и таких как мы. Кому какое дело до преступников? А то, что долгая заморозка может убить, тоже никого не волнует. Рассчитывают рейсы покороче, без лишнего риска, а там как получится. С нами, как видишь, не получилось.

– Почти все люди в ящиках или мертвы, или взбесились. Что произошло?

Драмиррес пожал плечами:

– Я уже всю голову поломал, но так и не понял. Может Миллиндра расскажет. Получается, что нас почему-то слишком долго держали замороженными. Пропустили отведенный срок, а так делать нельзя, очень опасно, можешь не разморозиться.

– Из-за этого они так взбесились? Почему мы нормальные, а они такие?

– Ты задаешь слишком много вопросов.

– Ну так я не знаю ничего.

– Давай вернемся к самому началу.

– Давай.

– Памяти у тебя нет, но все что не относится к тебе, ты помнишь. Или почти все. Все верно?

– Да.

– Это хорошо, потому что некоторых стирают так, что они не могут даже штаны расстегнуть без посторонней помощи. Мы осуждены церковными судами, нас специально отобрали из толпы преступников. Тебе что-нибудь говорит слово "рашмеры"?

– Совершенно ничего.

– Странно, ведь о них почти все знают. Ты должен был его слышать.

– У меня, понимаешь, с памятью не все в порядке...

– Но это знание не относится к тебе напрямую. Ты же знаешь многое о кораблях, так что должен был сохранить память и об этом.

– Но не сохранил.

– Ладно, понял. Тогда придется говорить много.

– Сколько надо, столько и буду слушать.

– Храннек, сбегай посмотри остальные двери, вдруг кто-то начал ломиться.

– Я тоже хочу послушать!

– Так ты быстро сбегай и много не пропустишь. Давай-давай, не медли.

– Так что там насчет рашмеров?
– спросил Трой.

– Все мы выбраны в рашмеры. Ты, я, все шестьсот два пассажира в трюме. Нас выбирают из осужденных, по своей воле на такое мало кто рискнет пойти. И только церковники могут это делать, на них почти все суды завязаны. У них почти по всему миру монополия на отбор кандидатов из осужденных. Они отбирают тех кому больше четырнадцати и меньше двадцати. Осматривают их, отбраковывают негодных. Но всех отбраковать не получается, всегда затесываются те, кто не могут стать рашмерами. Тем, кто прошел отбор, в кровь вливают пепельный яд.

– Пепельный яд?

– Ты и про пепел юга не знаешь?

– Нет.

– Ну ты даешь, об этом все знают.

– Кроме меня.

– Ребята, и как же ему тогда хоть что-то объяснить? До вечера придется языком молотить, а я в этом деле не мастак.

– Я бы такое послушал, - сказал Айлеф.
– Я про пепел и южные страсти люблю слушать. В детстве мне много сказок про это рассказывали.

– И я бы послушал, - присоединился Бвонг.
– Все равно делать нечего, чем я хуже сенного вора, я тоже такие сказки слышал. Давай уже, рассказывай, не ломайся.