Люди в красном. Сборник

Абернати стукнул по кнопке на подлокотнике, включая вещание на весь корабль.

– Внимание всем! Приготовиться к столкновению!

Все на мостике ухватились за свои пульты, стойки и поручни. А Даль подумал, что стоило бы сделать нормальные ремни безопасности.

Торпеды нашли цель. Вдали глухо бухнуло, мостик качнулся.

– Доложить о повреждениях! – гаркнул Абернати.

Даль снова вспомнил Дженкинса: «При атаках почти всегда повреждаются палубы с шестой по двенадцатую, потому что в шоу показывают именно их. Камеры будут переключаться с мостика туда, снимая взрывы и то, как швыряет ударной волной несчастных астронавтов».

– Тяжелые повреждения на палубах шесть, семь и девять! – доложил К’рооль. – Умеренные – на восьмой и десятой!

– Еще торпеды! – заорал Якобс. – Целых четыре!

– Противоракеты! Огонь! – завопил Абернати.

«Отчего ж ты сразу их не приказал запустить?» – мрачно подумал Даль.

И снова в памяти всплыли слова Дженкинса: «Каждый бой срежиссирован максимально драматично. Вот что происходит, когда Сюжет берет верх над жизнью. Все делается бессмысленным. Законы физики отдыхают. Люди перестают мыслить логически и начинают думать драматически».

«Сюжетом» Дженкинс называл то, как телешоу вмешивалось в реальность, отметая напрочь здравый смысл и законы физики, засовывало в память неожиданные знания, заставляло делать несуразности и говорить нелепости.

«С тобой уже бывало такое, – рассуждал Дженкинс. – Вспомни: ты вдруг обнаруживал, что знаешь то да се, хотя и представления не имел откуда. Вдруг принимал решения и действовал вопреки своему разумению, будто повинуясь чьему-то приказу. И противиться не мог. И это понятно, ведь ты всего лишь фигура для сценариста, инструмент движения сюжета».

На обзорном экране вспыхнули три ярких оранжевых огня – противоракеты нашли цель.

«Ага, три, но не четыре, – отметил Даль. – Конечно, ведь, если одна торпеда прорвется, будет интереснее».

– Торпеда идет к нам! – завопил Якобс. – Попала!!!

Страшно грохнуло и лязгнуло – торпеда врезалась в корпус несколькими палубами ниже мостика. Якобс завизжал – его пульт живописно взорвался, выбросив сноп искр и швырнув энсина спиной на палубу.

«Что-нибудь обязательно взорвется и на мостике, – предупредил Дженкинс. – Там камера работает дольше всего. Повреждения будут непременно, есть им объяснение или нет».

– Перенастроить управление оружием! – завопил Абернати.

– Готово! – отрапортовал Керенский. – Управляю я!

– Огонь! – скомандовал Абернати. – Всем бортом!

Керенский шлепнул пятерней по пульту. Обзорный экран засветился: пучки энергии с нейтринными ракетами понеслись к повстанцам. Через секунду на экране вспыхнуло созвездие разрывов.

– Прямое попадание! – объявил Керенский, глянув на свой дисплей. – Капитан, похоже, мы разрушили ядро двигателя. Через минуту их корабль разлетится на части.

– Керенский, уводите нас отсюда! – приказал Абернати и спросил у К’рооля: – У нас новые повреждения?

– Тяжелые, на двенадцатой палубе.

Дверь на мостик открылась, и вошел главный инженер Вест.

– Наши двигатели в опасном состоянии, – доложил он, будто услышав еще за дверями разговор капитана с коммандером сквозь вой сирен тревоги. – Капитан, нам повезло, что ядро двигателей не повреждено.

– Долго ремонтировать? – спросил Абернати.

«Ровно столько, сколько нужно для сюжетного вывиха», – подумал Даль.

– Десять часов, если постараться, – ответил инженер.

– Черт возьми! – выругался Абернати, стукнув в сердцах кулаком по подлокотнику. – В это время мы должны эскортировать корабль календрианского понтифика на мирные переговоры.

– Ясно: среди повстанцев есть еще противники мирных переговоров, – значительно объявил К’рооль, глядя на обзорный экран.

На нем красочно взрывался звездолет бунтовщиков.

– Да, ясно, – подтвердил Абернати. – Но ведь именно эти бунтовщики и попросили о переговорах. Зачем же ставить их под угрозу? И зачем атаковать нас?

Он отвел взгляд, мрачный и суровый.

Дженкинс предупреждал, что время от времени Абернати либо кто-нибудь из старших офицеров выдаст напыщенную тираду, призыв или риторический вопрос, и все замолкнут на несколько секунд. В это время по телевизору якобы крутят рекламный ролик. Когда такое случается, Сюжет отступает. Вот тогда стоит внимательнее понаблюдать за офицерами.

Спустя пару секунд Абернати заморгал, расслабился и посмотрел на Веста.

– Что ж, тогда бросайте всю вашу команду на ремонт двигателей, – указал капитан.

Голос его звучал куда спокойнее и обыденнее прежнего.

– Конечно, – согласился Вест и направился к дверям, недоуменно осматриваясь по дороге, – словно удивлялся, с какой стати шел пешком до мостика, чтобы передать известие, когда без проблем мог позвонить по телефону.

– Пошлите ремонтные команды на поврежденные палубы, – приказал Абернати К’роолю.

– Сделаю, – отозвался коммандер.

– А заодно направьте кого-нибудь сюда, на мостик. Пусть поставят предохранители на питание станций или вроде того, чтобы срезать скачки напряжения. Не понимаю, с чего всякий раз во время боя здесь рвутся пульты и летит чертова туча искр.

Даль поперхнулся.

– Энсин, с вами все в порядке? – спросил капитан, будто впервые заметив Даля.

– Нет, сэр! Прошу прощения, сэр! Слегка нервничаю после боя.

– Если не ошибаюсь, вы – Диль из отдела ксенобиологии.

– Даль, сэр. Да, я раньше работал там.

– Значит, первый день на мостике.

– Так точно, сэр!

– Оно не всегда так, не стоит нервничать, – посоветовал капитан. – Иногда все гораздо хуже.

– Так точно, сэр!

– Хорошо, – отметил капитан и кивнул в сторону распростертого на палубе Якобса, начавшего тихо стонать. – Сделайте что-нибудь полезное. К примеру, отведите его в лазарет. Похоже, энсину туда прямая дорога.

– Есть, сэр!

Даль шагнул к Якобсу.

– Как он? – спросил капитан, когда энсин поднял раненого на ноги.

– Ушибся сильно, но жить будет.

– Замечательно. Последний мой спец по оружию кончил хуже. И его предшественник тоже. Диль, я иногда удивляюсь: что за чертовщина происходит с этим звездолетом? Будто прокляли его.

– Ничего это не доказывает! – заявил Финн, когда Даль рассказал о том, что происходило на мостике во время боя.

Друзья уместились впятером вокруг столика, уставленного выпивкой.