Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги
Шрифт:
Были и более серьезные кражи на личной половине императрицы: «Пропала со стола любимая ея табакерка, и все подозрение клонилось на дежурного пажа. Приступили к розысканию без огласки, с осторожностию, нашли пропажу в закладе, уличили пажа, и он признался. Не гнев, не наказание тогда предстали к первой ея мысли, а сострадание о молодом преступнике. Екатерина повелела содержать то произшествие также в тайне, узнать от виновного, имеет ли он родителей, где они жительствуют, и открылось, что отец его небогатый, нечиновный дворянин, был помещиком Смоленской губернии. Она, отправляя к нему сына, уведомляет его своеручно о случившемся, с таким благоволением, как бы была сама нежнейшею матерью виновному. Милость Екатерины тяготила душу отрока, открыла ему яснее, ужаснее порок, и он, страдая вместе с отцом, убегал присутствия других, не осушая слез. Протекло несколько месяцев в сем положении, и помещик наш решился писать к Императрице. Вы, говорил он, став ангелом-хранителем моего семейства, простив, как Бог, преступного моего сына, дали притом мне, ничтожному
1005
Сумароков П. И. Черты Екатерины Великой (Извлечения) // Русский архив. 1870. М., 1871. Стб. 2121.
Подобное отношение Екатерины II к проворовавшимся подданным не было комплиментарным вымыслом мемуаристов. О подобных поступках императрицы свидетельствует ее известный указ о запрещении бить придворных служителей: «Хотя мы с начала нашего царствования уже запретили, чтоб никто при дворе нашем из ливрейных наших служителей, какого б звания ни был, никем и ничем бит не был; но ныне уведомились мы, к немалому удивлению нашему, что, не смотря на сие наше повеление, воля наша не исполняется, и паки при дворе нашем возобновилась злая привычка ливрейных служителей бить. Мы имеем в омерзении все суровости, от невежества рожденныя и выдуманныя, чрез сие накрепко запрещаем, под опасением нашего гнева, всем до кого надлежит, ливрейных наших служителей, какого б звания при дворе нашем ни находились, отнюдь никогда и ничем не бить. Есть ли же кто из них впадет в большое преступление, как то: воровство и протчее, тех, сняв ливрею, отослать к гражданскому суду; пьяниц же, нерадивых иди непослушливых стараться должно исправить: 1-е кротостию; есть ли то не помогает, 2-е держанием под арестом; 3-е наказание будет двусуточное сажание на хлеб и воду. Потеряв же надежду к исправлению такого человека, должно, сняв с него ливрею, при товарищах его и прочтя ему, за что оное чинится и почему он не достоин ее носить, отпустить его от двора или отослать в военныя команды, смотря по вине и состоянию его…» [1006] .
1006
ПСЗРИ. 1-е изд. Т. 19. 1771. № 13. 603. О запрещении бить придворных ливрейных служителей.
Отметим, что текст этого указа, внесенный в Полное собрание законов Российской империи (т. XIX), доставил много проблем преемникам Екатерины II, те считали, что только телесные наказания эффективно вбивают в головы придворных служителей определенные нормы поведения.
Пожалуй, самым жестким и последовательным в деле наведения порядка в Зимнем дворце был Николай I. Столь широко распространенное в его царствование наказание шпицрутенами применялось и к придворным служителям. Но, подчеркнем, что наказывал своих слуг император только тогда, когда выхода просто не было. Гораздо чаще он их просто пугал, как иногда в школе строгий учитель пугает учеников…
При всей внешней несгибаемой твердости Николая I, он был живым человеком, но по должности еще и прекрасным актером. Часть царского «актерского дарования» обрушивалась и на слуг Зимнего дворца. Запугав проштрафившегося слугу до полусмерти, Николай Павлович мог его простить, вырвав царской волей «из ничтожества». Так, 30 января 1827 г. Николай I распорядился «придворного истопника Александра Виноградова, назначенного к написанию в рядовые, в полки Финляндского корпуса, возвратить в истопники по прежнему, но не на половину Его Величества» [1007] .
1007
РГИА. Ф. 466. Оп. 1. Д. 279. Л. 82. Высочайшие указы. 1827.
В документе не расшифровывается, за что истопника, работавшего на половине Николая I, отдали в солдаты, но, вне всякого сомнения, такое наказание имело все основания. Подобным же образом среди высочайших повелений за 1847 г. кратко упоминается, что «араба Павла Диармедова за кражу» отдали «барабанщиком в Морское ведомство» [1008] .
Несмотря на многолетнее «закручивание гаек» и последовательное формирование имиджа «грозного императора», в Зимнем дворце при Николае I продолжали случаться кражи, удивительные по своему нахальству, размаху и даже какой-то удали… Например, когда в октябре 1843 г. злоумышленники обворовали Сервизную кладовую Зимнего дворца, в которой хранилась серебряная посуда.
1008
РГИА.
Ф. 466. Оп. 1. Д. 367. Опись высочайшим повелениям, в 1847 г. Придворную конторою полученным.Удивительно нахальство воров, поскольку окна Сервизной кладовой, располагавшейся на антресолях Кухонного коридора (ныне Растреллиевский коридор), выходили на Большой двор, прямо напротив гауптвахты, у которой находился постоянный пост. Добавим, что тогда Большой двор представлял собой вымощенный плац, без всяких деревьев и фонтана.
Утром 14 октября 1843 г. главный смотритель Сервизной кладовой, открыв опечатанную окованную железом дверь, у которой стоял часовой, и зайдя в кладовую, увидел, что «во втором от двери окне через двор против главной гауптвахты, выбитыми два стекла из летнего и зимнего переплетов посредством наложенной на стекло бумаги обмазанной патакою, и по освидетельствовании не оказалось стоявших на тумбе у окна серебряных вещей, а именно: из чайного дежене [1009] 4 досок, 1 чайника, 2 сахарниц и из ординарии 3 чайников и 3 кофейников весом во всех весах до 28 фунтов 80 золотников» [1010] . То есть воры умудрились вынести из Сервизной кладовой почти 15 кг серебра.
1009
Дежене (от фр. dejeuner) – завтракать, сервиз для завтрака.
1010
РГИА. Ф. 472. Оп. 3. Д. 259. Л. 1. О похищении из Сервизной Высочайшего двора серебряной посуды. 1843–1844 гг.
Учитывая масштаб кражи, немедленно началось следствие. В рапорте майора от ворот на имя императора указывалось, что в ночь кражи в кладовой «в окнах внутренние железные ставни оставались незапертыми, серебряные вещи расставлены были на подоконниках у самого окна, поста для часового близ сего места не имеется, а часовой, находившийся в передней комнате, мог не слышать», поскольку преступник «продавил стекло без шуму». Окно, через которое вор проник в кладовую, находилось на антресолях, то есть выше человеческого роста, преступники использовали лестницу. И все это происходило напротив дворцовой гауптвахты.
Реакция со стороны министра Императорского двора последовала немедленно: главного смотрителя кладовой посадили под арест за нарушение должностной инструкции (освободили 27 октября), поскольку железные ставни на окнах не были закрыты на ночь. О факте кражи известили администрацию Монетного двора и хозяев всех ломбардов. Провели обыски в казармах нижних чинов инвалидных рот, расквартированных на территории резиденции. Начались допросы караула на гауптвахте. Обыскали все укромные места в подвалах Зимнего дворца, в пневматических печах, в шкафах, ларях и даже в кучах песка и мусора… Но ничего найдено не было.
В ту ночь в Зимнем дворце караул несли 110 человек нижних чинов Гвардейского экипажа, и ни один из них не видел ни лестницы, которую прислонили к стене, ни злоумышленников, выносящих серебро. В ходе допроса «стоявшие на часах на платформе гауптвахты единогласно объявили, что они никакого стука разбитого стекла от окон не слыхали, а по случаю пасмурной ночи на 14 число и шедшего тогда дождя с платформы через весь двор Зимнего дворца расстоянием до 90 шагов подходящего человека для выдавливания стекла у кладовой видеть не могли. Те же часовые, которые стояли у ворот и подъездов, показали, что в ночное время проходили в оные из дворца разные лица, но без узлов, которых не останавливают, а с узлами мимо них в ту ночь никто не проходил».
Тем не менее к середине ноября воров нашли. Ими оказались двое рядовых Третьей инвалидной роты, «состоящие при амосовских печах». Лихие ветераны сумели не только украсть, но и вынести серебро из дворца, продав его унтер-офицеру и двум рядовым подвижной инвалидной роты № 14, состоящей при Монетном дворе.
Раскрыла преступление городская полиция, она частым гребнем прошлась по всем известным скупщикам краденого. Через них вышли на «торгового крестьянина Игнатьева», которого плотно допрашивали 9 дней. Только «доведенный до сознания», крестьянин признался, что ему предлагали купить украденное серебро, но он отказался. При этом Игнатьев указал на унтер-офицера Васильева, рядовых Павлова и Разоренного, приносивших серебро.
Аресты начались 14 ноября 1843 г. Унтер-офицер, эффективно «доведенный до откровенного сознания» чинами полиции, признался, что дворцовое серебро украли рядовые Аким Попов и Максим Васильев. Им помогали «солдаты из евреев» Алексей Хрусин и Арий Пикус. Далее серебро передали нижним чинам Монетного двора для продажи. Тогда и выяснилось, что украденное серебро воры зарыли в кучу песка на Дворцовой набережной. Через 6 дней они достали серебро и перевезли его на лодке на Петербургскую сторону, и затопили в мешке во рву крепостного Кронверка, рядом с мостом, а большие серебряные подносы подсунули под сваи моста. Затем украденное серебро распилили, переплавили и распродали по мелочи [1011] .
1011
РГИА. Ф. 472. Оп. 3. Д. 259. О похищении из Сервизной Высочайшего двора серебряной посуды. 1843–1844 гг. Л. 16.