Людоед, который объелся (сборник)
Шрифт:
Она судорожно вздохнула.
— Вы хотите, чтобы этим занялся мистер Уолдрен, который ведает отделом развлечений в отеле?
— Я не хочу, чтобы мистер Уолдрен из отдела развлечений что-либо для меня делал,— сказал Мун своим тонким холодным голосом.— Кстати, Сэнди, я предпочитаю твои платья с треугольным вырезом, а не с высоким каре, как это. Я никогда не принадлежал к той школе, которая считает, что пуританская суровость больше щекочет воображение, чем откровенная обнаженность. Возьми себе на заметку. Только треугольный вырез в рабочие часы!
Марго
— Я всегда удивляюсь, Сэнди, когда мне напоминают, какая ты строгая и чопорная малышка.— Язвительный смешок полоснул ее по нервам.— Ну ладно, вернемся к развлечениям. Ты позвонишь в Метрополитен Опера и скажешь, что в субботу вечером, после спектакля, я хочу, чтобы весь хор был у меня!
Машинка стрекотала. Сэнди работала у Муна давно и уже научилась ничему не удивляться. С таким же успехом он мог бы пожелать, чтобы к нему явились члены Верховного Суда, и, вполне возможно, они бы явились.
— Вы имеете в виду какое-то конкретное произведение?
— Когда в конце обеда в зал внесут торт, который мне представляется триумфом архитектуры,— они споют «С днем рождения».
— Нет, какой будет их главный номер?
— Дорогая Сэнди, это и будет их главный и единственный номер! Они споют «С днем рождения, милый Обри» и отправятся по домам.
Это потрясло даже ее. Хор Метрополитен Опера?
— А ты можешь предложить другой хор, который может спеть это лучше? Если так, мы пригласим его.
— Я не знаю лучшего хора.
— Отлично! Кстати, отель, конечно, захочет воспользоваться моим вечером, чтобы сделать себе рекламу. Я хочу быть уверен, что эта реклама встретит мое одобрение. Попроси пресс-секретаря зайти ко мне в два часа дня для небольшой беседы. Как ее зовут?
— Элисон Барнвелл,— сказала Сэнди, не сводя глаз с машинки. Она почти физически ощущала сардоническую улыбку Муна.
— Что ты думаешь о мисс Барнвелл, Сэнди?
— Ничего не думаю, мистер Мун. Она всегда очень вежлива и дружелюбна.
— Интересно, как далеко может зайти ее дружелюбие? — спросил Мун, и в голосе его прозвучало что-то кошачье. Длинные ноги, благородная осанка, волосы рыжие от природы... Полна жизненных соков. Он помолчал.- - Так что же, Сэнди?
— У меня нет никакого мнения, мистер Мун.
— Конечно есть! Ты не любишь ее, потому что у нее много такого, чего в тебе нет. Ну, ладно! Пусть она будет здесь в два часа. И еще, Сэнди...
—- Да, мистер Мун?
— Можешь в это время взять отгул на два часа. Ты мне не понадобишься.
В дверь позвонили.
—- Это мистер Амато.
— Впусти его,—; приказал Мун со своей усмешкой,— и оставь нас. Предлагаю тебе пойти в свою норку и позвонить в Оперу. Их цена, как ты понимаешь,— наша цена..
Сэнди встала и пошла к двери. Вошел мистер Амато, нагруженный, бумагами и блокнотами.
— Доброе утро, мистер Амато!
— Доброе утро, мисс Стюарт...
— Мистер Мун ждет вас.
— Простите за опоздание. Я...
— Сюда, пожалуйста, мистер Амато!
Мун
в японском кимоно уставился со своего трона на мистера Амато. Черные острые глаза на миг остановились на золотых часах у того на руке.— Надеюсь, мистер Амато, вы сможете объяснить, почему вы опоздали на семь минут?
— Я пытался предугадать ваши требования,— залепетал Амато.— Я знал, что у вас будут кое-какие вопросы, и хотел быть готовым ответить на них. Я уверен, что вы...
Сэнди направилась к дальней двери. За ней и находилась ее «норка», снабженная звуконепроницаемой изоляцией. Но прежде чем войти туда, она замедлила шаг. Справа от нее стоял шкаф тикового дерева, который использовался как бар. На верхней полке были расставлены бутылки с разными сортами виски, джина, водки, бренди.
«Водка почти не оставляет запаха,— подумала Сэнди.— Один только глоток — и сегодня я буду спасена. Но утром, в семь минут одиннадцатого?»
Она быстро вошла в свой крошечный кабинетик, затворила за собой дверь и села за рабочий стол. Ладони ее были влажны.
Телефон издал тихий мурлыкающий звук. Она взяла трубку:
— Квартира мистера Муна!
— Мисс Стюарт, это мистер Гамайэль,— Голос напоминал об Оксфорде, но с каким-то неуловимым иностранным акцентом. Осман Гамайэль, египетский дипломат, имел временную резиденцию на одиннадцатом этаже отеля «Бомонд».
—- Доброе утро, мистер Гамайэль!
— Я полагаю,— мистер Гамайэль произносил слова с ясной, заученной отчетливостью,— что бесполезно просить вас соединить меня с мистером Муном?
— Боюсь, что да, сэр. Совершенно бесполезно!
— Я бы отблагодарил вас, мисс Стюарт! Соедините меня с ним, остальное я возьму на себя...
— Простите, мистер Гамайэль. Но если я и соединю вас с ним, он тотчас же повесит трубку, а потом уволит меня.
В трубке раздался глубокий вздох.
— Вы не скажете, по крайней мере, когда он выйдет из дома?
— Не имею ни малейшего представления, мистер Гамайэль! Он может вообще не выходить в ближайшие дни. Он занят подготовкой своего дня рождения.
– — Еще один день рождения!
От сдержанной ненависти, прозвучавшей в мягком голосе, Сэнди вдруг стало страшно.
— Могу вам сказать одно, мистер Гамайэль: вы — в списке приглашенных гостей. Может, тогда и поговорите с ним?
— Я всегда в списке приглашенных,— ответил мистер Гамайэль,— Он приглашает меня ради ежегодного удовольствия плюнуть мне в душу. Пожалуйста, простите за вульгарность, мисс Стюарт.
— Ничего...
Наступила долгая пауза, затем отбой. Через минуту Сэнди сняла трубку. Ее голос немного дрожал.
— Джейн? Соедините меня, пожалуйста, с мисс Барнвелл.
Элисон Барнвелл, казалось, никогда не падала духом. Даже от звука ее голоса вы чувствовали себя лучше.
— Элисон, это Сэнди Стюарт!
— Привет, дорогая! Как вы там? — сказала Элисон Барнвелл.— Как я понимаю, мы собираемся выйти на орбиту?
— Мистер Амато сейчас у мистера Муна...
— Бедняга,— посочувствовала Элисон.