Людовик XIV. Слава и испытания
Шрифт:
Спор о Древних и Новых
Теми же постулатами руководствуются участники знаменитого «спора Древних и Новых», этой великой культурной битвы, нацеленной на определение более точных пропорций древнего знания. Спор вспыхнул 27 января 1687 года, когда Шарль Перро представил Французской академии свою поэму «Век Людовика Великого». Поддержанный среди прочих Кино, Тома Корнелем и Фонтенелем, Перро беспощадно обрушивается на античную мифологию, заявляя, что она устарела настолько, что ни литература, ни философия не могут найти ей применения. Он говорит о том, что верит в современное развитие словесности и искусства. Лагерь Древних принимает в свои ряды Буало и Лафонтена; их убеждения разделяет и город, тогда как двор принимает сторону Новых. Спор становится все более ожесточенным, на смену культурным позициям и большим дискуссиям приходят личная неприязнь и вражда. К концу правления Людовика XIV великий спор вырождается в словесные перепалки, не приносящие победы ни Древним,
Сады Версаля
Версальские парки и сады, созданные по проектам удивительного пейзажиста Андре Ленотра, изначально являлись одной из главных констант королевского проекта. С течением времени садово-парковая зона охватывает все новые пространства благодаря покупке прилегающих к ней земель и лесов.
Парк и сады
«Дворянин» Ленотр, уже доказавший свое мастерство в Во-ле-Виконте на службе у Фуке, проводит в Версале колоссальную работу: он полностью преображает пейзаж вокруг замка, сохранив при этом особенности ландшафта. Бесформенные пруды и стоячие гниющие водоемы превращены в великолепные фонтаны и круглые бассейны. Из небытия болот и хаоса лесов этот волшебник создает гармоничное, упорядоченное пространство, отвечающее высокому эстетическому вкусу. Ради создания величественной перспективы парка он без колебаний пересаживает целые леса из Иль-де-Франса или Нормандии. В этом аллегорическом пространстве, наполненном символами, эстетика барокко и его грандиозная риторика берут верх над строгими классическими формами. Помимо длинных аллей, огромных зеленых массивов, цветников и большого канала, в котором покачиваются галиоты и гондолы, в садах Версаля можно полюбоваться Оранжереей короля, курьезным зверинцем и очаровательным лабиринтом, который должен восхитить гуляющих своими скульптурными группами, изображающими героев басен Эзопа. В садах Трианона, расположенных в северо-западной части парка, Лево построил в 1670 году фарфоровый Трианон, живописный особнячок для госпожи де Монтеспан. Это здание было выполнено в стиле китайских безделушек того времени: его крыша и стены были украшены отделкой из голубого фаянса.
Символика садов
Садово-парковый ансамбль Версаля — шедевр, призванный одновременно и показать (без сомнения, с педагогическими целями), и утаить: это произведение, предназначенное для культурной элиты, соткано из аллюзий, отсылающих к языческой мифологии, и элементов барочной символики. Пространство парка организовано вокруг бассейна Аполлона, солярного бога, внезапно возникающего на своей колеснице из россыпи мощных водяных снопов: прекрасное олицетворение всеобъемлющего могущества королевской власти. В композиционном решении парка заложена космическая концепция — прославление бракосочетания Солнца (ось «восток-запад») и Воды (ось «север-юг»), борьба жизни и смерти, света и тьмы, порядка и первозданного хаоса. Король очень любит прогуливаться в садах Версаля, концепцию которых он разрабатывал совместно с Ленотром. Своему шедевру он придает столь много значения, что в 1697 году издает небольшой труд, озаглавленный
«Как показывать парки-сады Версаля» — своего рода гид-путеводитель, изобличающий в своем авторе человека сильных страстей. Однако сады к тому времени претерпевают изменения. В середине правления Людовика изобилие тем, посвященных Аполлону, тонкий лиризм и поэтическое очарование парка уступают дорогу римскому величию и имперской твердости. Античные статуи, как оригиналы, так и копии, доставляют в Версаль целыми кораблями. Фарфоровый Трианон и грот Фетиды разрушены. Это отчасти конец эпохи барочного эстетизма.
Андре Ленотр
Сын главного садовника Тюильри, Андре Ленотр, родившийся в 1613 году, частенько наведывался в мастерскую художника Симона Вуйе, где он и познакомился с Шарлем Лебреном и Пьером Миньяром. Он брал уроки рисунка и живописи, изучал архитектуру. В 1635 году он становится «садовником Месье, брата короля». В 1643 году в наследство от отца ему достается должность «чертежника планов и цветников всех садов Его Величества», после чего, в 1658 году, его назначают «генеральным контролером строительства и садов короля». Начиная с этого времени, опираясь на работы своих предшественников (Соломон де Ко, Бойсо де Лабародери, Клод Моле), но включая их идеи в более широкий контекст, он обновляет искусство садов в Во-ле-Виконте, Тюильри, Версале, Трианоне, Марли, Кланьи, Шантийи, Сен-Клу, Медоне, Дампьере, Фонтенбло, Сен-Жермене… Его мастерство признает вся Европа, практически в каждой из ее стран — Швеции, Пруссии, Австрии, России, Испании… — появляются его подражатели. Стиль Ленотра — это огромные свободные пространства, украшенные узорными цветниками, водная гладь фонтанов и большие каналы. Художник использует лесные массивы, рощи и беседки; чтобы вызвать восхищение публики, он украшает парки водными шутихами, разработанными им при помощи флорентийских пиротехников Франчине. «Дворянин» Ленотр, обладающий благородной внешностью, честный
и бескорыстный — однако хитрый и проницательный коллекционер — пользуется искренней любовью короля, который находит в нем истинного друга. Пожалованный дворянством в 1675 году, он выбирает скромный герб, в котором сквозит и нотка иронии.Двор и придворная система
С окончательным водворением королевского правительства в Версале исчезает та легкая, галантная, игривая, богемная и даже немного безумная атмосфера, что царила при французском дворе в шестидесятых годах XVII века, когда придворное общество переезжало из замка в замок или сопровождало короля на войне. Меняется время — изменяется стиль. Отныне все подчиняется строгому уставу, двором правит порядок. Придворное общество — это прекрасно отлаженный механизм, в котором четко определены обязанности и роли каждого.
Час подъема короля
Покоряется строгому графику и сам Людовик XIV. В половине восьмого утра его будит главный камердинер. Пока в спальню входят первый медик и первый хирург, слуги открывают портьеры, меняют сорочку короля и подают ему чашу со святой водой. Далее — время «первого приема», или «малого подъема»: в покои короля позволено войти обер-камергеру, первому камер-юнкеру, главному гардеробмейстеру, гардеробмейстеру, первому камердинеру и нескольким привилегированным дворянам. Король умывает руки со спиртом, молится, встает, натягивает льняную рубашку и широкий халат и садится в свое кресло. Цирюльник прилаживает короткий парик «a la brigadiere» и раз в два дня бреет короля. В это же время Людовику сообщают первые новости.
За этим церемониалом следует «второй прием»: в комнату проникают ординарный медик и хирург, затем появляется главный аптекарь, казначейский контролер, парламентские докладчики, кабинетные секретари и дворяне, владеющие «должностным патентом», который дает им право входить к Его Величеству, когда он сидит на стульчаке.
«Большой подъем» начинается с «входа в комнату». Присутствующих на утреннем приеме может быть около сотни: герцоги и пэры, кардиналы, послы, маршалы Франции, министры и государственные секретари. Король надевает сорочку с широкими рукавами, чулки, куртку; далее следуют перевязь, голубая лента ордена Святого Духа и камзол. Затем монарх преклоняет колени на скамейке для молитвы, после чего окружающие удаляются.
День короля
Право сопровождать короля в его рабочий кабинет, где он «отдает приказы», дано немногим. Между девятью и десятью часами Людовик присутствует на мессе в королевской часовне. К нему еще можно обратиться, когда он направляется на мессу или возвращается с нее, однако перед этим следует предупредить капитана охраны. Затем начинается Совет, по завершении которого король принимает послов. В час дня — обед. Во второй половине дня Людовик отправляется на охоту или совершает прогулки. Вечерняя молитва с явлением святых даров длится с пяти часов вечера до шести, в зависимости от времени года. В «дни апартаментов» король развлекается в обществе придворных до позднего ужина, назначенного на десять часов. Вечер проходит в семейном кругу в его кабинете и заканчивается церемонией отхода ко сну. На следующее утро все начинается снова…
Ранг и этикет
Преимущество этикета в том, что он может определить ранг каждого и, введя «кодекс рангов», придать большое значение иерархическому положению придворных, что крайне необходимо в рамках сословного общества. Конечно, этикет превращает жизнь короля в череду ритуалов и церемоний, но это постоянное принуждение, как это ни парадоксально, предоставляет ему свободу: так, король может удалить надоедливого собеседника или уклониться от чересчур настойчивого просителя. Правило, запрещающее кому бы то ни было обращаться к королю первым, оставляет Людовику право самому выбирать собеседника и общаться с тем, с кем он пожелает. На первый взгляд, кодекс рангов кажется смешным и незначительным. В действительности же все эти правила не что иное, как система изощренных политических предписаний. Так, сидеть в присутствии короля могут немногие: законнорожденные королевские дети (Великий Дофин и его дети, Месье, брат короля), дети Гастона Орлеанского и Месье, принцессы крови, иностранные принцессы и герцогини. Принцам крови, герцогам и пэрам этого права не дано. Во время публичных аудиенций открывают одну створку двери или две, в зависимости от ранга входящего. Принцессы и герцогини, проводящие время в обществе королевы, имеют право на знаменитый табурет. Во время торжественных заседаний парламента принцы крови занимают соответствующие скамьи, пересекая зал Большой Палаты по диагонали; герцоги и пэры должны идти вдоль стен…
Низкопоклонство
Для большинства придворных нет большей чести, чем жить подле короля, подобно его «слуге». «Я охотно разорился бы, чтобы стать им, — говорит маршал Люксембургский, — я бы продал, как барон де Лакрасс, свой последний арпан земли». Бюсси-Рабютен, находясь в ссылке, жестоко страдает. «Да, сир, — пишет он, — я люблю вас больше, чем весь мир, и если бы я не любил Его Величество больше, чем самого Бога, возможно, со мной не произошли бы все эти несчастья».