Людовик XIV

В королевском доме сначала идут лейб-гвардейцы, затем большая жандармерия (жандармы и легкая кавалерия короля), мушкетеры, малая жандармерия (жандармы и легкая кавалерия королев, Монсеньора, Месье), полк французских гвардейцев, полк швейцарских гвардейцев. В регулярных войсках французские полки идут впереди известных иностранных полков. Во французской инфантерии предпочтение отдается старым войсковым частям, шести «старикам», «которые идут в таком порядке: Пикардия, Пьемонт, Шампань, Наварра, Нормандия и морской флот. Есть еще шесть «старичков» — полки, которые были созданы немного позже и которые носят имена своих командиров» (в 1714 году будут уже фигурировать вперемешку имена людей и названий провинций: Левиль, Бурбонне, Овернь, Таллар, Буффлер и Леруаяль^{138}). Затем следуют другие полки, согласно дате их образования. С тех пор корпоративный дух глубоко и неуловимо проникает во все поры войсковых частей, не так, как теперь. Сегодня кавалерист глядит свысока на пехотинца, а тот видит в каждом солдате из подразделения тылового обслуживания человека, увиливающего от фронта. В 1666 году, в то время, когда Летелье имеет такое значение, как будто он является «частью самого короля» [47] , пехотинец, преисполненный гордостью, что он имеет честь служить в какой-нибудь старой военной части, считает себя выше «наездника» (так назывался тогда кавалерист), даже сержанта недавно образованного полка. Мог ли век, в котором было так развито местничество, избавить от него армию? Королевские войска были хорошо организованы в иерархическом отношении; в них был силен дух соревнования, и им теперь нужно было получить определенное подкрепление, чтобы превратиться в грозную, устрашающую силу. Король это понимает, когда создает в 1665 году 37 новых кавалерийских полков^{165}. Есть чем обеспокоить Испанию и даже всю Европу.

47

Это слово принадлежит Флешье.

Тайное оружие: военно-морской флот

Сила наших наземных армий была в какой-то степени подтверждена и продемонстрирована победами, которые предшествовали Вестфальскому и Пиренейскому договорам. В 1661 году мало что можно было сказать о нашем морском флоте. «В 1660 году французский флот <…> состоял не более чем из девяти линейных кораблей, к тому же они были третьеразрядными, трех транспортов (что в общем составляло двенадцать кораблей) и нескольких галер»^{237}. Вот почему мы не колеблясь называем «тайным оружием» морские силы, над созданием которых начиная с 1661 года в течение нескольких лет Кольбер трудился ради славы короля.

По правде, в противоположность Венере, флот не вышел из пены морской, и то, что мы считаем рождением, было во многом возрождением. В действительности именно кардинал Ришелье способствовал созданию собственного военного флота. Этот реалист, наделенный богатым воображением, верно увидел в море то стратегическое пространство, которое оно будет всегда представлять. В ту эпоху, когда военный корабль еще был похож на своего коммерческого собрата, кардинал связал землю и море, увязывая также необходимость создания большой морской силы с торговыми амбициями^{276}. Ему не удалось полностью довести дело до конца. Франция страдала от отсутствия морских традиций, от феодальной и раздробленной структуры своего адмиралтейства. Нескончаемая война с Габсбургами показала, что организация защиты наземных границ со всех четырех сторон является приоритетной необходимостью. Географическое положение, впрочем, было для нас не очень благоприятным. Тогда как англичане были морскими из-за своего островного положения, а голландцы были обязаны морю своим богатством (эти гезы моря подняли бунт, одержали победу и обрели независимость), мы страдали — и страдаем теперь еще — от разъединенности наших восточных берегов (побережья Средиземного моря, где тогда царствовала галера) и нашего западного побережья (от Байонны до Дюнкерка). Ришелье не тратил попусту время и потрудился не напрасно. Кардинал национализировал флот. Будучи «главным суперинтендантом навигации и торговли» (с 1626 года), он стал осуществлять контроль над всеми четырьмя традиционными адмиралтействами (Франция, Гиень, Бретань и Прованс) и заложил основу для общего командования, которое должно было заменить аппарат, выполняющий лишь юридическую и оборонительную функции. Наконец, если деятельность Ришелье, направленная на создание портов, была неудачной — поскольку Бруаж неумолимо засыпало песком — и если кардинал построил не очень много кораблей, тем не менее морскому строительству был дан импульс, и оно, как большой линейный корабль, двигалось, набирая скорость: о силе этого импульса можно судить по замечательным успехам деятельности Кольбера, которые без этого нельзя было бы объяснить.

С 1660 года Кольбер занимался галерами восточного побережья; а с сентября 1661 года формально управляет «восточным и западным побережьями, с конца 1665 года он действует как государственный секретарь; с 7 марта 1669 года становится государственным секретарем официально; 12 ноября 1669 года — после назначения графа де Вермандуа (ему два года) на должность адмирала Франции — он достиг вершины морской власти^{273}. До 1683 года Кольбер будет руководить флотом. Его сын и наследник, маркиз де Сеньеле, продолжит эту политику, которая будет осторожной с финансовой точки зрения и смелой, претендующей на гегемонию. Сегодня считают также, что Луи (1690–1699) и, особенно, Жером (1699–1715) де Поншартрены, наследники Кольбера и Сеньеле, были хорошими продолжателями новой традиции [48] .

48

Нам кажется, что это ясно видно из работ профессора Фростена.

Сама карьера Кольбера показывает, как глубок интерес, который испытывает Людовик XIV к флоту, поскольку расширение министерской власти в этой области является одним из важных актов первой половины его правления. Повышенное внимание, проявляемое королем к Дюнкерку, купленному у Англии в 1662 году и который король посетил в 1680 году, вызвано не только военными, политическими и религиозными, но и морскими интересами. Известно, что Кольбер трудился бок о бок со своим повелителем над проблемами морского флота с 1661 по 1683 год (по крайней мере, на это ушло четыре тысячи часов), так почему же столько авторов повторяют, что Людовик XIV очень мало интересовался флотом? Нас вводит в заблуждение его скромность: тогда как в наше время любой президент или министр надевает на себя флотский мундир и осматривает даже трюмы боевых кораблей, великий король, который считал себя лично некомпетентным — в противоположность своему кузену герцогу Йоркскому, будущему Якову II, — удовлетворялся тем, что командовал сухопутными войсками. Да и как Кольбер, даже будучи контролером финансов, имевшим большие возможности, мог бы растратить столько экю, экипировать и укрепить порты и арсеналы, построить столько военных кораблей, так изменить быт, заставить переносить лишения такое количество офицеров и матросов без согласия, поддержки, солидарности и постоянного соучастия своего короля? После смерти Кольбера в 1683 году наш флот уже превосходит английский королевский флот на 45 единиц. В нем насчитывается 112 кораблей (из которых двенадцать первого ранга и двадцать второго ранга), 25 фрегатов, 7 брандеров, 16 корветов и дюнкеркуазов, 20 транспортов^{237} и 40 боевых галер^{293}, то есть 220 действующих кораблей.

Чтобы создать за двадцать лет такую военно-морскую силу, надо было суметь, как Кольбер, мобилизовать большое количество людей, зажечь дух соревнования, как это сделал Людовик XIV, сыграв роль его инициатора и арбитра. Лучшие капитаны кораблей 1683 года: Амблимон, Коэтлогон, Реленг, Виллетт-Мюрсе; лучшие начальники эскадр: маркиз д'Амфревиль, Шаторено, Жан Габаре и маркиз де Прейи, генерал-лейтенант, пришли из сухопутных войск. Вы можете представить, что означает для полковника получить в командование сразу, с места в карьер, крупный корабль? При Людовике XIV линейный корабль водоизмещением в одну тысячу тонн стал обычным явлением. Конечно, случались и неудачи. Граф д'Эстре, генерал-лейтенант армии, перешедший на службу во флот и ставший вскоре вице-адмиралом, загубил свою эскадру в 1678 году в районе Антильских островов.

Главные штабы — это еще не все. Нужны и офицеры-моряки, даже пришедшие из торгового флота. Нужны матросы. Пытаясь покончить с «прессом», этой прискорбной системой вербовки путем облав, Кольбер уже в 1669 году придумывает режим призыва (прямого предшественника нашего учета военнообязанных моряков), назначением которого является набор моряков, призываемых на военную службу, с предъявлением минимума профессиональных требований. И тут министр короля показывает свою изобретательность. Лувуа же потребуется двадцать лет, чтобы подобная система могла быть применима в сухопутных армиях. Напротив, Кольбер очень сильно подражает Мишелю Летелье, вводя в действие административный морской корпус. По воле короля эти офицеры-администраторы (флотские интенданты, генеральные комиссары, каптенармусы, флотские писари) — впрочем, иногда благородного происхождения, иногда братья или кузены офицеров кораблей — играют более важную роль, чем военные офицеры. Этот административный корпус, более образованный, более дисциплинированный, более однородный в то время, чем корабельный корпус, устанавливает порядок в портах и арсеналах короля: в Бресте, Тулоне, Рошфоре (созданном в 1666 году, чтобы заменить Бруаж, пришедший в упадок), а также в Дюнкерке, Гавре, Марселе (порту, в котором швартуются галеры).

Многие авторы изобличали, по непроверенным жалобам, «тиранию» людей пера, не понимая, что Реленги или Габаре были бы неспособны контролировать финансы и управление военных портов, так же как генеральные комиссары не смогли бы руководить в бою эскадрой или дивизией. Флотский и галерный административный аппарат, происходивший в основном из судейского сословия, имеет огромную власть. В XVIII веке эта власть кажется чрезмерной; она была необходима для того, чтобы сделать флот национальным и даже государственным при правлении Людовика XIV. Чтоб создать сеть администраторов и наблюдать за ней, Кольбер охотно прибегает к просвещенному непотизму. Своего кузена Жана Кольбера де Террона, бывшего интенданта армии в 1661 году, назначает главным интендантом морских сил западного побережья (с местом пребывания в Рошфоре, новом арсенале, задуманном и руководимом самим Терроном). Своего кузена Мишеля Бегона (1638–1710) министр назначает в 1682 году интендантом Американских островов, позже флотским интендантом в Рошфоре; а Франсуа Бегона, брата Мишеля (1650–1725), — флотским казначеем в Тулоне^{126}.

Большие корабли и галеры

Версальский музей хранит любопытное полотно Жан-Батиста де Лароза. На нем представлены Сеньеле, преемник своего отца Кольбера, герцог де Вивонн, галерный генерал, и Бродар, интендант, присутствующие при чудо-монтаже в Марселе осенью 1679 года галеры, сконструированной из отдельных частей. Сборка длилась меньше одного дня; в пять часов после полудня спущенная на воду галера^{202} плывет к замку Иф^{293}. Кольбер и Сеньеле, придерживавшиеся того же мнения, что и самые высокородные офицеры королевского флота, были очарованы этими грациозными кораблями Востока. На Средиземном море их навигационные качества отличны: галеры могут плавать против ветра, не лавируя. С ними нет таких осложнений, как с античными триремами. Они легки, быстры и маневренны благодаря своему латинскому парусу и необычному изяществу своих форм. У галерного флота отборный состав высших офицеров — какой-нибудь Ларошфуко, к примеру, предпочитает быть здесь, а не на полуюте корабля, — на нем используются в качестве гребцов осужденные, которые в большинстве своем солдаты-дезертиры. В штиль галеры ходят на веслах, что обеспечивает им временное преимущество над большими кораблями. Но галеры стреляют только в направлении своего хода. Их вытянутый корпус служит лафетом для пушек, установленных на носовой части.

Галеры — при условии, что их не будут выводить за пределы Средиземного моря, — могут еще некоторое время быть использованы: их флот будет расформирован в Марселе только в 1748 году. Впрочем, наши противники (король Испании), наши «враги» (турки) и наши друзья (Папа, Мальтийский орден) продолжают вооружать галеры. Вот почему для Людовика XIV галеры — вопрос престижа (королевская французская галера будет такой же большой, такой же красивой, такой же быстрой, как королевская испанская галера), и он поощряет своих министров прилагать все усилия, чтобы довести численность флота до сорока единиц и быть на равных по количеству боевых кораблей с католическим королем или даже превзойти его. Разделяя пристрастие своего короля, будучи, как и он, покоренными красотой этих кораблей, Кольберы — отец и сын — мечтают в течение тридцати лет, а затем даже заражают своей страстью Поншартренов, перегнать несколько соединений галер к западным берегам Франции. Таким образом, вдруг появляются то в Рошфоре, то в Дюнкерке эти анахроничные суда, не приспособленные к океанским волнам. За небольшим исключением, они здесь совершенно не нужны.

Хорошо зарекомендовали себя в навигационном отношении у западных берегов корабли округлой формы, которые являются объектом постоянных забот министра и королевских кораблестроителей. Стремясь поскорее сравняться с Голландией и Великобританией, Кольбер хочет иметь много таких кораблей, хочет чтобы это произошло в самый короткий срок, чтобы эти корабли были хорошими, быстроходными и красивыми. Министр считает, что искусный мастер верфи должен уметь построить линейный корабль за пять месяцев. Он организует индустриальный шпионаж, чтобы построить прочные морские корабли, привлекает во Францию голландских кораблестроителей, суля им денежные премии и предоставляя социальные преимущества. Вскоре Франция переходит от стадии практиков, достигших мастерства на верфях, к стадии инженеров-специалистов, которые в своем даровании могут сравниться с такими военными инженерами, как Вобан. В конце правления Людовика XIV англичане, в свою очередь, будут пытаться украсть у нас формы и габариты наших кораблей. Вот так-то осуществляется прогресс во флоте. А пока наши инженеры и наши мастера военных верфей могут воспользоваться книгой Дассье «Кораблестроение» (1677) и «Теорией строительства кораблей» отца Оста (1697). Предполагается, что отец Ост — подставное лицо графа де Турвиля.