Людовик XIV

Однако как только губернатор провинции (в ней нет интенданта) герцог де Шон получает требуемое подкрепление, он направляет из Энбона в сторону Кемперле более шести тысяч солдат. Только при появлении войск короля наступает спокойствие^{247}. Бедные бретонцы «опускаются на колени и бормочут теа culpa (виновен). Это единственные слова, которые они знают пофранцузски»^{96}. Четырнадцать непокорных были повешены недалеко от Кемпера. Несколько восставших, взятых с оружием в руках, — казнены. «Были оглашены приговоры к галерам. Большинству обвиняемых удалось бежать»^{247}. Традиционная амнистия была подписана Людовиком XIV 5 февраля 1676 года: за исключением сотни основных виновников, Бретань была прощена.

Король нашел удачный способ противодействия: он наказывал строго, почти всегда справедливо и не затягивал репрессии. Рах gallicana (галльский мир) был установлен малой кровью.

Король и «янсенисты»

Людовик XIV желал, чтобы в галликанской Церкви царил мир, но нельзя усмирить прелатов и церковников, монахов, докторов богословия, ведущих ученые споры так же, как бунтующих виланов. К тому же все осложняется исторически: в 1638 году Ришелье велел арестовать аббата Сен-Сирана, испбведника монашек ордена Сито в Пор-Рояле, в предместье Сен-Жак (они покинули свой монастырь «в полях», в долине Шеврез, в 1625–1648 годах), а затем разогнали «отшельников». Так называли светских ученых наставников Леметра, Сенглена, Серикура, Лансело и прочих создателей «малых школ», элитарных и образцовых учреждений, воспитавших таких, как Жан Расин.

Публикация «Августина», произведения Янсения, Ипрского епископа, о котором Париж узнал в 1641 году, казалось, должна была подтвердить правоту кардинала. Иезуиты и большинство докторов Сорбонны увидели в этой книге преувеличение роли божественной благодати, «сестру» кальвинистского предопределения, в общем, отрицание христианской свободы выбора. Скомпрометированными оказались и Пор-Рояль (с 1602 года им управляла Жаклина Арно, знаменитая матушка Анжелика), и наставники, и множество духовных и светских лиц благородного происхождения и высокого интеллектуального уровня, которым была по душе проникновенность святого Августина. Казалось, схоластика уже выдохлась. («Большинство доводов, которые выдвигали доктора-схоласты, — написал Фюретъер, — куда значительнее, нежели те решения, к которым они приходят»^{42}.) Августинизм показался глотком свежего воздуха.

Дальнейшие мытарства августинцев совпали с длительным правлением Мазарини. В начале 1643 года появилась «Теология для всех» Сен-Сирана (в феврале ее автор вышел из тюрьмы, а в октябре он умер). Однако в том же году восшествия на престол Людовика XIV изменился тон религиозных публикаций, и этот поворот был вызван трактатом доктора Сорбонны Антуана Арно «Частое причастие». Его автору было всего лишь тридцать один год. Брат матери Анжелики, философ школы Декарта, он внезапно становится ведущим богословом августинизма. Через тридцать четыре года после «Введения в набожную жизнь» (1609), которое представляло читателю религию мягкую и терпимую, «Частое причастие», имевшее тот же успех у той же светской публики и оказывающее такое же влияние на умы, воспитывало людей в набожности, основанной на страхе Божием^{145}). Аббат Бремон сравнивает Франциска Сальского с Иоанном Богословом, «который питается, как все», наподобие читателей «Набожной жизни». Автор же «Частого причастия», напротив, напоминает ему Иоанна Крестителя, «который питался кузнечиками и казался гораздо более изнуренным». Антуан Арно не щадил ни иезуитов, ни их казуистов — этих специалистов по вопросам совести, — которых он считал легкомысленными, светскими и впавшими в ересь Пелагия, ту, что преувеличивает значение свободного выбора за счет наивысшей благодати, ниспосланной нам Всевышним. Вот почему иезуиты — эти «молинисты» — так разбушевались. Подобное прозвище — свидетельство их привязанности к тезисам их собрата Молины (изложенным в «Согласии между свободой выбора и даром благодати»; 1588), того самого, против которого выступал в своих сочинениях Янсений.

В полемику вступали все новые и новые лица духовного звания. Сорбонна изобличала не «Частое причастие», а выступала против многих тезисов Августина. Основным его обличителем стал Никола Корне (скончался в 1663 году), синдик Сорбонны. Обличители получили буллу Cum, occasione. Она клеймила Пять положений, в которых, как казалось, соединились все ошибки Янсения. Мазарини не был, по правде говоря, ни причастен, ни не причастен, но когда дело было сделано, он поддержал Рим. Папский текст появился в мае 1653 года, а в августе полиция нагрянула на «маленькие школы» наставников. И когда, двумя годами позже, во французской Церкви разразилась междоусобная война, не видно было, чтобы кардинал сделал что-либо существенное для умиротворения.

В январе 1655 года одному из наиболее влиятельных сеньоров Франции, герцогу де Лианкуру, прихожанину Сен-Сюльписа, было заявлено, что он не получит отпущения грехов до тех пор, пока не заберет свою дочь из Пор-Рояля и не выгонит из-под крова своего двух монахов, обвиненных в янсенизме. 24 февраля Арно публикует «Письмо знатному лицу», за которым 10 июля последовало «Письмо герцогу и пэру». В промежутках между этими публикациями Ассамблея духовенства подготовила «Формуляр», требующий от духовенства осуждения Пяти положений. (Ассамблеи 1657 и 1661 годов уточнили и обобщили этот «Формуляр».) Однако неисправимый Арно изобрел разницу в определениях «права» и «факта» в Пяти положениях. Он утверждает, что можно признавать, в полном согласии с ортодоксальностью, право и не соглашаться с фактом, исходя из чего он опровергает наличие ереси в трудах Янсения. Вызванный на суд на богословский факультет, Арно был осужден 14 января 1656 года за свою позицию по вопросу о «факте».

Однако что могут в конечном счете поделать старая добрая Сорбонна и «доктора в шапочках», когда публике предлагается написанная великолепным языком защита действенной благодати в противовес уже ставшей приторной предопределяющей благодати казуистов? 23 января, на следующий день после злоключений Арно, появилось «Первое письмо, написанное Провинциалу одним из его друзей, и о диспутах в Сорбонне». Луи де Монтальт (он же Блез Паскаль) — молодой ученый, который годом ранее удалился в Пор-Рояль де Шан, чтобы вволю насладиться беседами с де Саси, — положил начало блестящим «Письмам к Провинциалу» (которые были осуждены указом от б сентября 1657 года), привлекшим интеллектуальную элиту на сторону августинцев.

Двадцать шестого января 1656 года Арно начал полулегальное существование. «Шестого марта, — пишет хорошо осведомленный очевидец, — в Лувре много говорили о Пор-Рояле, и было решено оградить тех детей, которых воспитывали, как ложно утверждали, в янсенистском духе, а также большое количество людей, которые удалились в Пор-Рояль и среди которых (также ложное утверждение) было немало лиц духовного звания»^{160}. Это «было решено», разумеется, относится к Мазарини и королю. А Анна Австрийская, приятельница Арно д'Андийи, предупредила последнего. 20 марта «маленькие школы» переезжают за десять дней до прихода гражданского лейтенанта в риги Пор-Рояля.

Между тем Александр VII издает 16 октября новую буллу, осуждающую различие между правом и фактом, придуманное Арно. Булла «Ad sacram beati Petri sedem» объявляет, что Пять положений действительно содержатся в учении Янсения. Ассамблея духовенства несколько изменила формуляр в соответствии с буллой, но некоторые прелаты, такие как, например, епископ из Але, Никола Павийон, отказались подписать его. Понадобилось присутствие королевского кресла в парламенте (29 ноября), чтобы была принята булла. Это сопротивление, так же как и успех «Писем к Провинциалу», обеспечило Пор-Роялю трехлетнюю передышку; у Мазарини, встревоженного тем, что у Арно такие сильные покровители (двор и Париж), и к тому же поглощенного делами бракосочетания короля и мирными переговорами с Испанией, хватило мудрости, чтобы задержать выполнение правительственных решений.

До 1660 года общественное мнение зачастую полагает, что опасность кроется вовсе не в «Августине», а скорее в моральной распущенности последователей Молины. А друзья из Пор-Рояля ссорились из-за тактических вопросов. Но в 1660 году, по инициативе Арле де Шанваллона, Руанского архиепископа, которого Людовик XIV счел целесообразным поддержать, всплывает каверзное дело о «Формуляре», в результате чего Ассамблея духовенства 1661 года подтверждает решение 1657 года. Постановлением государственного совета от 13 апреля «предписывается подписание формуляра», и королевский приказ напомнил епископам о том, что требуется подпись не только всех служителей Церкви, но даже монашек и учителей школ. Это было тяжелым ударом для всего Пор-Рояля»^{160}. Решение было инспирировано королем, ведь кардинала больше нет. «Уже 23 апреля главный судья Парижского превотства — его зовут Антуан Дре д'Обрей, пятью годами позже он будет убит своей собственной дочерью маркизой де Бренвилье — отдал приказ о том, чтобы выселили всех воспитанниц и послушниц как из Парижа, так и из монастыря Пор-Рояль де Шан»^{160}. Людовик XIV обращается уже со всеми монахинями как с бунтовщицами.

Тем временем друзья Арно контратакуют. Рец находится в бегах, но не подает в отставку. Парижское архиепископство управляется двумя викариями, близкими по духу августинцам. Они подписывают тексты, подсказанные Арно: «Послание генеральных викариев, касающееся подписания «Формуляра» (8 июня). В нем допускается различие между правом и фактом, что побуждает монахинь подписать его 22 июня, несмотря на сопротивление сестры Сент-Эфимии, Жаклины Паскаль [44] . Но королевский совет просит у Папы бреве, которое обязывало бы всех подписавшихся отказаться от подписей, поставленных ими под парижским посланием. Бреве появляется в августе. Поскольку Рец ведет переговоры о своем прощении, связанном с предварительной отставкой, епархиальные викарии вынуждены отступиться от своих убеждений (31 октября — 20 ноября). С тяжелым чувством парижские монахини вновь подписывают 28 ноября, а в монастыре Пор-Рояль де Шан 29 ноября, документ, прибавляя, однако, к «Формуляру» «ограничительные условия, пространно изложенные и касающиеся различия между правом и фактом».

44

Жаклина Паскаль была сестрой Блеза. В день подписания Формуляра она написала эту героическую тираду: «Я знаю, говорят, что не девичье дело защищать правду; как бы там ни говорили, если уж мы живем в эти печальные времена потрясений, когда епископы наделены мужеством девиц, то девицы должны обладать мужеством епископов. Но раз уж не мы должны защищать правду, то мы должны умереть за правду». Она умрет в монастыре Шан 4 октября 1661 года, не как мученица, но, конечно, как косвенная жертва преследования.