Людовик XV и его эпоха

— Вот человек, у которого славы на миллион, а он хочет приобрести ее еще на копейку!

И все это потому, что наука составляет для маркизы большое вспомогательное средство сохранить власть свою над Людовиком XV, который скучает все более и более.

Людовик XV страдает болезнью, от которой нет лекарства, — разочарованием. Взгляните на портрет Людовика XV, написанный художником Ванлоо; он верен в ту эпоху, до которой мы дошли; на нем король сохранил еще черты молодости, которая проходит для него; но, достигнув двух третей своего зрелого возраста, он начинает уже замечать, что старость к нему приближается. Еще лоб у него если не широк, то по крайней мере благороден и высок; голубые глаза его еще так блестят под черными веками, так изящно открыты под безукоризненными его бровями; нос, по которому легко узнать потомка Бурбонов; на устах тонкая и умная улыбка, наследие Савойского дома; и что же! рассмотрите со вниманием этот лоб, эти глаза, эти уста; поищите в этом труде живописца выражение, которое он хотел скрыть, и во всем вы найдете усталость.., изнеможение. У ног этого портрета недостает только пустой чаши, чтоб представить эмблему разочарования.

Этого-то короля надо было забавлять, чего бы то ни стоило. Поэтому больше для него, нежели для маркизы Помпадур, воздвигается по какой-то фантастической программе замок Бельвю. «Устройте мне сады Ариостовой Альцины», — сказала маркиза Помпадур художнику Буше, и Буше принялся за дело. Помпадур купила золото, мрамор и порфир; Лемуан обтесал все это; и Лемуан вместе с Буше вдвоем устроили это жилище феи…

Людовик XV, видя все эти старания угодить ему, улыбается, дает маркизе Помпадур табурет, сажает ее возле королевы, заставляет принцесс целовать ее в лоб — ее, дочь любовницы фермера Турнегама, — женщины, которой после ее смерти сочинена была следующая эпитафия:

Ci-git qui sortit du fumier Et, pour faire fortune entiere, Vendit son honneur au fermier Et sa fille au proprietaire.

Лежит здесь та, которая родилась Из грязи и, чтоб в счастье жить всегда, Продать свою честь фермщику решилась, А дочь свою вельможе продала.

Ее, дочь Пуассона, который был осужден на виселицу и который однажды за роскошным ужином, разгорячась вином и будучи расположенным говорить правду, развалясь в своем кресле, сказал:

— Знаете ли, чему я смеюсь? Тому, что все мы окружены здесь таким блеском и великолепием! Чужестранец, войдя сюда, право, принял бы нас за принцев; а между тем, вы, г. де Монмартель, — сын целовальника; вы, г. де ла Валетт, — сын продавца уксуса; ты. Буре, — сын лакея; а я, да что говорить, все знают, чей я сын!

И не для одной Помпадур Людовик XV нарушал законы придворного этикета; у нее был брат, которому он дал титул маркиза де Вандьера и которого Морпа назвал по-своему — маркизом д'Авантиер. Надобно было ему переменить это имя, бывшее поводом к такой насмешке, и его назвали маркизом Мариньи, а чтоб этот прелестный ее братец был действительно похож на маркиза, то его сделают со временем секретарем ордена; он получит голубую ленту, которая заменит все доказательства. Такая милость не осталась по крайней мере совсем бесполезной: маркиз занимался живописью, геометрией и архитектурой. В девятнадцать лет он имел главный надзор за публичными зданиями; и что же! в те лета, в которые другой думал бы только о том, чтоб наслаждаться плодами этой милости, он понял, что надобно было заслужить ее. Он, вместе с Суффло, Кошеном и Лебланом, отправился в Италию, пробыл там два года и возвратился если не отличным художником, то по крайней мере отличным ценителем художественных произведений. Маркизом Мариньи его сделали при самом его отправлении.

— Хорошо! — говорил он. — Французы назвали меня маркизом д'Авантиер (d'Avanlhier), итальянцы будут называть меня маркизом де Мариньи (des Mariniers); это естественно, потому что я родился Пуассоном (Poisson) …

— Государь, — сказал он однажды королю, — я не могу понять, что со мною сделалось; мне стоит только уронить свой носовой платок, и двадцать голубых лент наклоняются, чтоб поднять его!

По возвращении своем из Италии он совершенно посвятил себя художествам; он выхлопотал академии архитектуры от короля грамоту; основал училище римской архитектуры. Впоследствии маркиз Мариньи вызывается даже окончить Лувр, просит поместить в нем библиотеку, собрание медалей и музей древностей; в особенности он хочет устроить в нем квартиры художникам, чтоб художники имели свой, как он выражался, дворец, т.е. богатое, роскошное помещение.

И что же!.. Живи только его сестра, и он все это сделал бы!

В ожидании исполнения своих планов он учреждает публичную выставку картин в большой Луврской галерее; составляет большую коллекцию картин Рубенса; покупает у Пико за пенсион в десять тысяч ливров секрет, как переводить произведение живописи, не изменяя его, с одного полотна на другое. Таким образом он спасает от погибели образцовое произведение Андреа дель Сарто и «Святого Михаила» Рафаэлева.

Правда, что в продолжение этого времени сестра его также занималась различными учреждениями и нововведениями; но они далеко не заслуживали такого уважения.

Она взяла себе в голову, бедная женщина, что обязанность, выполнение которой даже госпожа де Ментенон считала невозможным, т.е. обязанность забавлять человека, которого ничто в жизни не занимает, заслуживала по всей справедливости какой-нибудь папской индульгенции. Вследствие этого она изобрела Олений парк (Parc-aux-Gerfs).

В первый раз фаворитка возымела мысль устроить для своего обожателя сераль.

Но она, эта умная маркиза, знала, что ее обожатель-король был раб привычки и что разнообразие было для него развлечением, нисколько для нее не опасным.

Но что же это такое было — Олений парк? Багдадский или самаркандский гарем, из которого раба, удостоившись один раз разделить ложе своего повелителя, была тотчас изгоняема. Те, которые лишались в нем только своей чести, получали за это награду; им назначалось приданое, и с этим приданым они легко выходили замуж за какого-нибудь мещанина или фермера; те же, которые делались матерями, утешались тем, что детей их выводили в люди по духовной или по военной части.

Итак, маркизу Помпадур мало беспокоили эти минутные рабыни, потому что она оставалась любимой султаншей, или, по крайней мере, Шехеразадой, долженствовавшей своим умом, искусством и сказками забавлять султана в продолжение тысячи и одной ночи.

Глава 2

Англия и Франция. — Разрыв. — Г. де Жюмонвиль, — Вашингтон. — Гг. Вильяр и Контркер. — Атака французских судов английской эскадрой, — Объявление войны. — Планы Англии. — Г. Диескау. — Г. де Монкальм. — Взятие Минорки герцогом Ришелье. — Торжественный въезд его в Париж. — Мария-Терезия и маркиза Помпадур. — Аббат Берни, — Он заступает место Руйллье. — Договор между Англией и Пруссией. — Союз Франции с Австрией. — Кончина Фонтенеля.

Ровно за сто лет пред сим Англия и Франция, эти два старинных врага, начали приготовляться к продолжению на море войны, которую на суше вели они между собой уже пять столетий и которая, как мы видели, кончилась в 1745 году сражением при Фонтенуа.

Бросим взгляд на карту мира в 1750 году и покажем обширность владений как той, так и другой державы в эту эпоху.

За сто лет тому назад Англия имела в Индии только пять торговых пунктов: Бомбей, Бежапур, Мадрас, Калькутту и Чандернагор.

В Северной Америке ей принадлежали Новая Земля и прибрежная полоса, простирающаяся от Акадии до Флориды.

Единственным ее владением в Багамском проливе были Лукайские острова; на Малых Антильских — город Барбуд.

В американском заливе — остров Ямайка.

Наконец, Англия не имела в тропическом океане для стоянки кораблей другого места, кроме острова Св. Елены.

Франция, напротив, вдвое превосходила ее и на суше и на островах.

Она владела всей линией крепостей, построенных Вобаном, которые составляют ключ к Нидерландам и простираются от Филиппсбурга до Дюнкирхена. Войска ее занимали Корсику, и по договору 1748 года она приобрела протекторское влияние на Геную, Модену, Парму, Пьяченцу и Гуасталлу.

Как государство колониальное, она владела всеми Антильскими островами; ее колонии в Акадии, Канаде и Луизиане расширялись со дня на день все более. Ей принадлежали: Квебек, Монреаль, Мобиль и Новый Орлеан; укрепления Фонтене, Сен-Шарль, Пьер и Морпа воздвигались почти в одно время на Канадских озерах. Укрепление Ла-Рен господствовало над рекой Ассенибуанов. Она имела на Уйнипегских озерах укрепления Дофин и Бурбон. В Африке ей принадлежали Сенегал и Горея; она имела, кроме того, колонии на острове Мадагаскаре и местом стоянки своих кораблей Индию, в которой владела островами Франции, Бурбона, Св. Марии и Родриго.