Люси Салливан выходит замуж
Шрифт:
Мои мучения обычно оканчивались тем, что я покупала ему что-нибудь скучное: носки, галстук или носовые платки. Положение ухудшалось тем, что Дэниел всегда дарил мне чудесные подарки. На прошлый день моего рождения он подарил мне ваучер на целый день в спа-салоне, и это было истинным блаженством: тот день я провела у бассейна, ничего ни делая и не испытывая при этом угрызений совести, а в это время меня холили, лелеяли и массировали.
Короче, я опять купила ему галстук. Я прикинула, что последний раз дарила Дэниелу галстук по крайней мере пару лет назад и что уже можно повториться.
Зато я нашла для него очень забавную открытку и подписала
Оберточная бумага стоила почти столько же, сколько сам галстук. Должно быть, ее производят из золота.
Вернувшись в офис, я упаковала галстук, после чего мне пришлось снова выходить на улицу, чтобы отправить подарок почтой. Можно было бы, конечно, воспользоваться курьерской службой нашей компании, но я хотела, чтобы Дэниел получил мой подарок в текущем тысячелетии, а те два неандертальца, что работали у нас курьерами, такой срочности гарантировать не могли. Не то чтобы они были вредными — нет, напротив, они даже искренне поздравили меня с моей псевдосвадьбой, но почему-то они не производили впечатления сообразительных людей. Я бы описала их как старательных, но не очень способных.
Наконец стрелки указали на пять часов, и, подобно пуле, вылетающей из ствола ружья я рванула домой.
Глава тридцать первая
Больше всего я любила вечер понедельника. Я все еще находилась на той стадии жизни, когда рабочие дни недели кажутся восстановительным периодом после выходных, и все еще не понимала тех людей, которые рассматривали ситуацию в совершенно ином свете.
Обычно только в понедельник вечером нас всех — меня, Карен и Шарлотту — можно было застать дома, где мы приходили в себя после тягот субботы и воскресенья.
По вторникам Шарлотта после работы посещала свои уроки фламенко (или уроки фламинго, как она говорила; никто не поправлял ее, чтобы не расстроить бедняжку). По средам уходила в разведку боем то одна из нас, то сразу двое. И очень часто случалось так, что в четверг мы все выходили в свет, разогреваясь перед полномасштабными тусовками, длящимися с пятницы по воскресенье включительно.
Именно в понедельник вечером мы ходили в супермаркет и закупали на неделю вперед яблоки, виноград и нежирные йогурты. Именно в понедельник вечером мы ели тушеные овощи и твердо обещали, что перестанем есть мучное и что не будем больше пить, по крайней мере — до следующей субботы. (Во вторник мы ели макароны и пили вино, в среду наедались мороженым и шоколадным печеньем после пинты пива в местном пабе, в четверг наступала очередь китайского ресторанчика и похода по барам, ну а с пятницы по воскресенье ни о каких ограничениях, ни о каком воздержании не приходилось и говорить. Потом снова наступал понедельник, и мы снова покупали яблоки, виноград и нежирные йогурты.)
Когда я пришла домой, там уже была Шарлотта. Она разгружала пакеты с покупками и попутно освобождала холодильник от очень-давно-просроченных упаковок йогурта.
Я поставила свои сумки рядом с ее пакетами.
— Покажи, что ты купила? Что-нибудь вкусненькое? — спросила Шарлотта.
— Яблоки…
— О-о. Я тоже.
— …и виноград…
— Я тоже.
— …и обезжиренный йогурт.
— Я тоже.
— Так что, увы, ничего вкусненького, извини.
— Жаль. Но это и к лучшему: я как раз собиралась начать правильно
питаться.— Я тоже.
— И чем меньше соблазнов, тем лучше.
— Точно.
— Карен побежала в магазин на углу. Надеюсь, она не купит там ничего вкусного.
— В нашем магазине? У мистера Пападопулоса?
— Да.
— Там не купит.
— Почему?
— Потому что там нет ничего вкусного.
— Пожалуй, ты права, — задумчиво произнесла Шарлотта. — Там все выглядит таким… ну грязным, что ли. Даже шоколад какой-то мятый, как будто его завезли еще до войны.
— Ага, — я согласно кивнула. — Я считаю, что нам очень повезло. Представляешь, как бы мы растолстели, если бы рядом с нами был магазин, где продаются вкусные и аппетитные продукты?
— Мы были стали просто жирными, — ужаснулась Шарлотта. — Жирными бочками.
— И я бы советовала агентам по недвижимости указывать наличие магазинов в объявлениях. Например: «Квартира с тремя спальнями, полностью меблирована, вторая зона, рядом со станцией метро, очень далеко от приличного магазина, где можно купить свежий шоколад».
— Именно! — воскликнула Шарлотта.
— А вот и Карен.
Карен вошла в кухню с грозным, как туча, лицом и бросила свои покупки на стол. Очевидно, она была чем-то рассержена.
— Что случилось, Карен? — спросила я.
— Послушайте, кто положил в нашу копилку какие-то дурацкие песеты? Мне было так неловко в магазине. Мистер Пападопулос теперь считает, что я обманщица, а ведь всем известно, что говорят об отношении шотландцев к деньгам!
— А что говорят? — спросила Шарлотта. — А, вспомнила, что они очень жадные. Что ж, в этом есть… — Шарлотта замолчала, увидев, что Карен нахмурилась еще больше.
— Кто положил их туда? — прорычала Карен. Она умела быть очень грозной.
Я сначала хотела свалить все на Прыщавую Спину, бедную отвергнутую Прыщавую Спину, который звонил в воскресенье, желая поговорить с Шарлоттой, но услышал только, что по данному телефону никакой Шарлотты не проживает.
— Э-э… — начала я и передумала.
Карен ведь все равно все узнает. Карен выудит из меня правду. Или совесть будет грызть меня до тех пор, пока я сама не сознаюсь.
— Извини, Карен, наверное, это я виновата… То есть я не клала песеты в копилку, но это из-за меня они появились в доме.
— Но ты же никогда не была в Испании.
— Да, это Гас хотел дать мне их, но я не взяла, а оставила где-то на полке, а кто-нибудь другой, наверное, нашел их и положил в копилку, думая, что это настоящие деньги…
— А, ну раз это Гас их принес, то все в порядке.
— Что? — спросили хором мы с Шарлоттой. Нам крайне редко приходилось быть свидетелями такой милости и благосклонности со стороны Карен.
— Ну да, а что такого? Кстати, он очень милый. Ненормальный, конечно, но в хорошем смысле этого слова. Элизабет Арден, надо же придумать, — хмыкнула она добродушно.
Мы с Шарлоттой обменялись тревожными взглядами.
— Разве тебе не хочется стукнуть его? — спросила я. — И разве ты не заставишь его пойти к мистеру Пападопулосу извиниться и объяснить, что ты не скупая, как все шотландцы, и вовсе не хотела обманывать его…
— Да нет, зачем, — отмахнулась Карен.
Я была тронута переменой в нашей суровой подруге. Она вела себя куда менее агрессивно, куда более человечно, чем обычно!
— Но вот ты, — добавила она, — ты сходи. Сходи и объясни все мистеру Пападопулосу.