Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Значит, книга будет написана. Приняв это решение, Эразм сразу почувствовал, что его спокойной жизни в Базеле пришел конец. Человек, которого почитала и прославляла вся Европа, в письме к кардиналу Кампеджо делился своей тревогой: «Приходится постоянно быть настороже, потому что, попытайся я уехать из города, меня разорвут на части немцы, которые своим поведением все больше напоминают сумасшедших. Многие из тех, кто кичливо именует себя евангелистами, скорее заслуживают звания бесноватых, настолько они безрассудны». Новым, незамутненным взглядом озирался он вокруг, и увиденное заставляло его содрогнуться от омерзения. «У меня на глазах, — доверительно сообщал он герцогу Саксонскому, — под знаменем Евангелия на свет рождается новая порода людей — бесстыжих, дерзких, своевольных. Кончится тем, что они доберутся и до самого Лютера». Рассказывая Гайа Германну о будущей книге, он заранее предвидел реакцию, которую ее появление вызовет у людей, живущих «с Христом на устах и дьяволом в сердце». Те же мысли звучат в его письме к Теодору Гезию: «Самые священные слова, такие, как Евангелие,

Слово Божье, Вера, Христос, Святой Дух, не сходят у них с языка, однако большинство из них ведет себя так, что у меня нет ни малейших сомнений — это бесноватые». В письме к Генриху Штромеру снова читаем: «Новое Евангелие имеет одно неоспоримое достоинство — оно наглядно показало нам, что из себя представляет новая порода людей, бессовестных, лукавых, презирающих все и вся святотатцев, которые даже между собой не могут договориться, потому что ни к чему не питают уважения, а способны только к ругани и склокам. Не могу вам передать, до чего отвратительны мне эти буйные и опасные безумцы. Знай я, что есть на Земле место, куда еще не проникла эта зараза, бежал бы туда не раздумывая».

Своими огорчениями он делился даже с Меланхтоном. Оба принадлежали к одному и тому же племени гуманистов, несмотря ни на что поддерживали между собой ровные и вежливые отношения. «Когда-то, — писал он, — Евангелие вызвало к жизни новую человеческую расу... О том, что зарождается сегодня, я бы предпочел умолчать. Люди, которых еще недавно я относил к числу лучших, веря, что они живут для добродетели, изменились настолько, что стали неотличимы от худших из худших. Они очень любят ссылаться на Евангелие, только никому кроме себя не позволяют его толковать». «Если раньше, — читаем в еще одном письме, — Евангелие превратило грубых, диких, алчных, жестоких святотатцев в человечных, добрых, милосердных и миролюбивых людей, то что же творит с ними новое Евангелие? Как последние нечестивцы, они только и думают, как бы завладеть чужим имуществом, сеют вокруг себя семена раздора и клевещут на честных людей! Куда ни глянь, повсюду одно лицемерие и новая тирания, и ни следа истинно евангельского духа!»

Книга, озаглавленная «Критика свободы воли, или Вклад Дезидер Эразма», увидела свет в Роттердаме 1 сентября 1524 года (печатать ее в Базеле автор не решился). Общая ее тональность отличалась сдержанной твердостью и вежливой убедительностью. Принимая бой на территории противника, автор не стал черпать аргументы ни у античных-мыслителей, ни у современных философов, но предпочел обойтись одним Священным Писанием. Он начинает с утверждения, что, ознакомившись с тезисами Лютера о человеческой свободе и «оценив всю изобретательность и выразительную силу последнего», не может согласиться с его выводами. Прежде чем перейти к дискуссии, он не может удержаться от выпада против тех, кто привык «с упорством цепляться за одни и те же доводы, лишь бы доказать правоту раз и навсегда усвоенной идеи, даже если для этого им приходится вывернуть наизнанку все тексты Писания». Он напоминает таким спорщикам слова святого апостола Петра: «Это невежды и изменники, которые извращают Писание себе на погибель».

Он упрекает Лютера и его сторонников в том, что они не подумали о грядущей опасности, когда предложили вниманию самой широкой публики вопросы, смущающие душу, сеющие сомнения, ведущие к гибели и греху. Почему они не захотели ограничиться дискуссией в своей, богословской, среде? Вот они утверждают, что человек не в состоянии достичь блага собственными силами. «Что может быть опаснее, чем этот парадокс для непосвященного? Брошенное в народ, это заявление способно толкнуть на любые беззакония огромное число людей. Обычный человеческий разум слишком неуклюж, слишком привязан к плоти, слишком склонен к безверию, подвержен злу и легко мирится со святотатством. Для чего же подливать масла в огонь?»

Очень жаль, пишет Эразм, что Лютер намеренно игнорирует сочинения Отцов Церкви, в которых подчеркивается значение свободной воли человека перед лицом благодати; при этом он приводит обширный список таких авторов. Неужели их единодушное мнение недостаточно авторитетно? Что касается его, Эразма, то он присоединяется к их мнению. Ему могут возразить, что Писание и так ясно и не нуждается в комментаторах. Но если так, то придется признать, что все эти выдающиеся умы пребывали в ослеплении, а Церковь вместе с ними в течение тринадцати веков ошибалась в столь важном вопросе. Затем Эразм, все еще не забывший ужасного впечатления, которое на него произвели своим поведением поборники нового Евангелия, переходит к аргументации морального порядка. Те, кто следовал учению Христа, верили в свободу, как «всем сердцем верили в нее и святые, защищавшие право человека на свободный выбор». Что же говорят современные толкователи Писания, утверждающие, что им диктует Дух Святой? «Если спросить их, почему Дух избрал именно их, а не тех, кто своими чудесами прославился на целый свет, они ответят так, будто никакого Евангелия в минувшие тринадцать столетий вовсе не существовало. Если вы станете требовать от них, чтобы они вели жизнь, достойную Духа, они ответят, что искупление дается верой, а не делами. Если вы попытаетесь предложить им в свою очередь сотворить хоть какое-нибудь чудо, они ответят, что время чудес давно миновало».

Следующая часть книги посвящена рассмотрению тех библейских текстов, в которых наиболее ясно выражена мысль о свободе нравственного выбора. В Книге Екклесиаста Бог говорит: «Вот перед человеком жизнь и смерть, добро и зло: что изберет он, то и будет ему дано». Эразм согласен с Блаженным Августином, разработавшим теорию упреждающей благодати, которую Бог

даровал человеку, чтобы он мог действовать свободно. Эта идея целиком соответствует Писанию, что подтверждают приводимые Эразмом отрывки из Книг Бытия, Второзакония, Царств, пророков Исаии, Иеремии, Иезекииля, Захарии.

Затем он переходит к Евангелию, комментируя в числе прочих и тот эпизод, где Христос говорит богатому юноше: «Если хочешь быть совершенным...» Доказывая необходимость творить добрые дела, он напоминает пророчество о Страшном суде: «Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть...», и проклятие, обрушившееся на города, которые «не захотели покаяться». Далее Эразм обращается к любимому автору Лютера — святому апостолу Павлу — и приводит в пример отрывки из Послания к Римлянам, где говорится, что Бог каждому воздаст «по делам его», а также из Первого Послания к Коринфянам и обоих Посланий к Тимофею. Затем, воспользовавшись методом доказательства от обратного, он анализирует наиболее важные тексты, послужившие источником его оппоненту, и подвергает безжалостному разгрому основанную на них аргументацию. Эта часть «негативной» критики заканчивается выводом, имеющим непосредственное отношение к лютеровской теории о непобедимости похоти: «Когда наши противники говорят, что человек ничего не может без Божьей благодати, следовательно, ни одно из его деяний не может быть добрым, мы можем возразить им с помощью такого, на мой взгляд, убедительного довода: человек с помощью Божьей благодати может все, следовательно, все его деяния могут быть добрыми». В заключительной части своей книги, рассматривая скорее психологический, нежели чисто богословский аспект проблемы, Эразм сумел подняться и над пелагианством, и над совершенно поверженным им лютеранством: он советует своему читателю не полагаться в вопросе спасения души ни исключительно на Божью благодать, ни на одни лишь собственные заслуги.

«Критика» имела огромный успех. Ее появления с нетерпением ожидали не только в Германии, но и за ее пределами. В частности, в Англии, где Эразм в прошлом подолгу жил, его друзья Томас Мор и король Генрих VIII встретили выход книги с большим удовлетворением, потому что она не только показала, что у Лютера есть могучий оппонент, но и продемонстрировала тенденцию к примирению гуманизма с католической верой. Тем не менее, ряд богословов-католиков, приверженцев схоластики, затаивших на Эразма обиду за его предыдущие насмешки в свой адрес, выразили явное неудовольствие новым трудом мыслителя. Неодобрительно отнеслись к книге сорбоннские доктора, а римский богослов Хуан Гинее де Сепульведа упрекнул Эразма в слишком узком подходе к проблеме: напрасно, рассудил он, автор ограничился анализом Писания и не воспользовался аргументацией из сферы естественной истории и логики. Между тем последующие поколения теологов пришли к мнению, что «Критика», написанная в яркой индивидуальной манере, полностью согласуется с учением св. Фомы Аквинского, а некоторые из ученых предполагают, что именно у Фомы заимствовал Эразм наиболее убедительные аргументы.

Удивительно, но произведение гуманиста встретило более горячий отклик среди отдельных из лютеран, нежели среди схоластиков. Так, страсбургский богослов Вольфганг Капитон, не принимавший учения виттенбергской школы о благодати, отозвался о книге Эразма весьма одобрительно, а впоследствии, к великому возмущению своих собратьев, перевел трактат Эразма о единстве Церкви на немецкий язык. Лейпцигский мыслитель Петер Шаде, известный также под именем Мозеллания, отвергавший учение Лютера о предопределении, восторженно встретил книгу, прославлявшую свободу. Даже сам Меланхтон продемонстрировал определенное удовлетворение. Позицию Лютера относительно необходимости греха он считал крайностью; гуманист по образованию, воспитанный на принципах рационалистической философии (столь ненавидимой его учителем), он все-таки не до конца разделял богословские взгляды реформаторов и в личном письме выразил Эразму благодарность за проявленное в освещении этого вопроса чувство меры.

Лютер долго медлил с ответом. Он боялся оказаться не на высоте поставленной задачи. В частности, он признавался, что не владеет латынью в таком же совершенстве, как его оппонент, и не хотел ронять свой престиж в глазах гуманистов. Когда друзья начинали торопить его, он отмахивался, притворяясь, что дело не стоит того: «Что за интерес отвечать на столь слабое творение столь выдающегося ума?» Наконец, в декабре 1525 года он выпустил в свет сочинение под названием «О порабощенной воле» («De servo arbitrio»), в котором еще раз излагал все свои взгляды на проблему свободы воли. Отточенный слог этого произведения должен был не только посрамить его противников, но и выбить почву из-под ног критиков, привычно упрекавших его в грубости выражений. Он считал эту работу самой значительной из всего им созданного, а потому позаботился, чтобы немецкий перевод, выполненный Ионасом, появился сразу вслед за латинским текстом.

Этот теоретический труд несет на себе яркий отпечаток личности автора. Впрочем, у Лютера иначе и быть не могло. Во-первых, несмотря на изначально заданную самому себе установку (на первых тридцати страницах нет ни одного ругательства), он тем не менее время от времени позволяет выпады против оппонента, доказывая, что личный спор с

Эразмом заботил его не меньше, чем научная основа полемики. По мнению Лютера, этот «переменчивый и скользкий» писатель, невежественный комментатор и посредственный ученый, болтливый софист, «несерьезный безбожник» и святотатец для защиты своих взглядов не нашел ничего лучше кучи «мусора» и «отбросов». Он же именуется злобным спорщиком и любителем наслаждений. Эта жалкая дюжина эпитетов, разбросанных на трех с лишним сотнях страниц текста, свидетельствует о чудесах выдержки, проявленных Лютером.

Поделиться с друзьями: