Лютый
Шрифт:
Черный. Огромный. Волосатый…и синеглазый.
У меня глаз дернулся, когда Мия не задумываясь и совершенно не боясь, ловко и умело залезла на эту черную волосатую гору, которая плавно и грациозно двинулась вперед, перебирая мощными широкими лапами с длинными когтями.
Наверное, на дергающиеся глаза, учащенное сердцебиение, и грозящее заикание можно было не обращать особого внимания, когда Лютый вальяжно и неспеша спустился с лестницы веранды на снег и лед своими нагими ступнями, повернувшись ко мне, и, выпрямившись во весь свой огромный рост, так же одним ловким и быстрым движением руки, скинул
Слушайте, вы когда-нибудь думали, что можно подавиться собственным языком?
Вот и я не думала…а как-то получилось это очень быстро и неожиданно, стояло только увидеть это великолепное стройное тело во всей его красе, не прикрытое никакими одеждами, каким бы тонкими они не были.
Аполлон, Давид. и…и кто там еще считался красавчиком в этом мире…просто все дружно рыдали за ближайшим сугробом, раскуривая гашиш с горя, потому что вряд ли кто-то из них мог бы сравниться с этим мужчиной, чье тело являло собой самый совершенный и великолепный экземпляр настоящей грозной мужской красоты и…. размеров!
Нет, не так….РАЗМЕРИЩЕВ!!! И я имею в виду не только размер ноги'!..
— Боже! — я зажмурилась снова, закусывая губы и чувствуя, как задрожали мои ресницы, слыша, едкий смешок, и как всегда колкий, но одновременно ласковый голос Лютого, который едва ли не пропел:
— Что-то не так?
А можно мне линейку и градусник?'….
Все так! Все было настолько ТАК, что в эту самую секунду к дымящемуся сугробу с красавчиками мира сего сейчас незаметно подползали еще и все рыдающие именитые порно актеры мать их!!!..
Все было настолько ТАК, что я почувствовала, как термо белье пропиталась мои потом, прилипая к спине и явно давая понять, что мое бедное тело тоже в шоке, как и глаза, мозг, и все остальное.
Нет, я не была невинной девочкой, хотя и слишком мудреной в плане физических отношений не была так же…моим первым и пока что единственным мужчиной был тот самый позабытый и позаброшенный Алекс, к которому я начинала испытывать с каждым днем всего лишь одно единственное чувство — это стыд за свое поведение и мысли о другом человеке, начиная искренне понимать, что никакой любви между нами не было изначально…так вот. Никого не хотела бы обидеть или унизить, но рядом с размерами и мощью Лютого никто бы даже рядом не валялся'…
Почувствовав, как мое лицо обдал его морозный аромат, я задрожала, боясь открыть глаза и просто опустить ресницы вниз, куда они стремились сами по себе, словно в желании убедиться, что мне всё это не привиделось.
— Уверена, что в прошлый раз достаточно меня исследовала, Золотинка? — его горячее дыхание коснулось моего лица, когда я подняла голову вверх, пытаясь смотреть на него, сквозь лучи яркого солнца, отчего его голубые глаза светились и горели совершенно нереально и так ярко, что становилось больно смотреть в них.
Нет, теперь я не была уверена уже ни в чем! Но деловито откашлялась пару раз, пытаясь вернуть себе голос, чтобы все-равно прохрипеть, выдавая себя с потрохами:
— Уверена…
Я не ожидала, что Лютый вдруг ослепительно улыбнется, чуть дернув бровью, и задержавшись возле сраженной наповал меня еще на пару секунд, просто развернется и спуститься со ступеней снова,
совершенно не смущаясь разгуливать нагишом….хотя. Чего ему смущаться? С таким-то телом!Боже! Какая же у него была улыбка! Мягкая, сладкая, пусть даже чуть лукавая, словно сахарная вата!
Воистину волшебная, потому что у меня прошла в миг икота и дерганье глаза, вот только сердце застонало и в бедрах разлилось тепло, от которого хотелось застонать. И совершенно не помогал в деле успокоения и возвращения моего нормального дыхания и ясных мыслей вид его упругого зада и неимоверно длинных ног, которые вышагивали величественно вперед.
Я снова вздрогнула, едва не пискнув, и поспешно опуская взгляд на снег, когда Лютый обернулся, чтобы усмехнуться от моего вида и сладко проговорить:
— Спускайся уже, Золотника. Нужно выдвигаться.
Сердце заколотилось так, что я еда могла услышать собственный голос в этом грохоте:
— …ты ведь не хочешь сказать, чтобы я села на тебя сверху и…
— Хочу…
Оххххх….я закусила губу, закрывая глаза и пытаясь побороть дрожащие колени, потому что было устойчивое ощущение, что мы в эту секунду говорили совсем не о поездке. Сверху.
Я ощущала на себе его горячий, тяжелый и хищный взгляд даже с закрытыми глазами, чувству, как капелька пота стекла по моему виску, едва слышно прошептав:
— … если действительно хочешь, то почему медлишь?….
Поверить не могу, что я спросила это вслух, в какую-то секунду испугавшись собственной откровенности, но понимая, что обратного пути уже нет и сказанного не вернешь, все-таки открыла глаза, осторожно посмотрев сквозь ресницы на Лютого, который смотрел на меня не злобно.
Не растерянно.
Не удивленно.
А сосредоточенно и впервые так открыто и спокойно, словно забыл отгородиться от меня своей ледяной стеной с колкими сосульками, когда приглушенно ответил, чуть склонив голову вперед и на бок:
— Даю тебе возможность привыкнуть и не бояться. Это важно, поверь мне…у Мии не было этой возможности и едва ли те воспоминания принесут ей радость или восторг…
Я ошарашено моргнула, и, видимо, сломала этим всю невероятную интимность и душевность краткого неожиданного мига, когда Лютый снова выпрямился, криво хмыкнув:
— Хватит болтать. Нас уже ждут.
Меня сковал какой-то немой ужас, когда Лютый стал медленно опускаться вниз руками, словно собирался встать на колени, упираясь своими большими широкими ладонями в лед, когда я просипела:
— Я не смогу сесть на тебя сверху!..
— Еще как сможешь! — сверкнули горячо и хищно его голубые глаза, когда Лютый взглянул на меня исподлобья, став медведем.
Мия всегда говорила, что Беры обращаются.
Не становятся мишками.
Не превращаются.
А именно обращаются.
И, честно говоря, я ожидала чего-то ужасного и мерзкого, насмотревшись еще в юности всех тех жутких фильмов про оборотней, где люди начинали корчиться в судорогах, а потом их тело начинало дергаться, покрываться клочками неряшливой шерсти, выпирали жуткие зубы и все прочие подобные «прелести» становления из человека в зверя, а главное это кровь из вырастающих ногтей и конечно же вопли, которые обязательно должны были перерасти в душераздирающий вой.