Лжеправители

Тут стоит заметить, что великая княжна Анастасия едва ли знала с десяток немецких слов и выговаривала их с неимоверным русским акцентом. Претендентка же свободно говорила именно на этом языке.

Сама Анна Андерсон уже много позже, видимо вжившись в образ, объясняла свое поведение тем, что узнала баронессу с первого взгляда и постеснялась показаться собственной придворной даме в том плачевном состоянии, в котором она в тот момент находилась.

Следующей посетительницей таинственной пациентки стала баронесса Мария фон Кляйст, жена бывшего полицмейстера. 22 марта 1922 года она добилась у руководства больницы разрешения поселить девушку у себя. К своему невероятному удивлению и ужасу госпожа фон Кляйст, придя за незнакомкой, увидела, что та вырывает у себя волосы и зубы. Некоторое время спустя Анна Андерсон объяснила это тем, что зубы все равно шатались после удара прикладом в лицо, полученного в Екатеринбурге. Что же до волос, то комментариев не последовало.

Впоследствии, когда этим странным делом заинтересовался придворный преподаватель великих княжон Пьер Жильяр, он зарисовал расположение зубов «госпожи Чайковской». В итоге француз пришел к выводу, что недостающие зубы никак не могли быть выбиты ударом: в этом случае их не хватало бы лишь в каком-то одном месте. У больной же они отсутствовали то через один, то через два и так далее по всему ряду.

В течение нескольких дней претендентка жила в доме у Кляйстов. Так как незнакомка продолжала упорно скрывать свое имя – или действительно не помнила его после перенесенного шока, – барон и баронесса фон Кляйст предложили именовать ее Анной. Это имя и осталось за ней в истории.

Проникшись к баронессе доверием, Анна рассказала, что у нее есть сын, оставшийся в Румынии, и что ребенка всегда можно будет узнать по белью с императорскими коронами и золотому медальону. Через два дня, видимо приняв окончательное решение, фройляйн Анна делает наконец сенсационное заявление. Незнакомка объявляет себя великой княжной Анастасией, младшей дочерью российского императора Николая II.

Когда барон фон Кляйст спросил кандидатку, каким образом она сумела избежать смерти, Анна-«Анастасия» ответила, что в ночь казни она спряталась за спиной своей сестры Татьяны. Когда та упала мертвой, «Анастасия» получила несколько ударов прикладом и потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что находится в доме какого-то солдата, который ее и спас. Далее вместе с женой своего спасителя она отправилась в Румынию, а когда та умерла, «Анастасия» решила пробираться в Германию.

Позднее, в разговорах с Зинаидой Толстой, Анна добавила в свой рассказ новые подробности: звали русского солдата, спасшего княжну, Александр Чайковский. С его семьей, состоящей из матери, сестры и брата (о жене на этот раз она не говорила), «Анастасия Николаевна» приехала в Бухарест и оставалась там до 1920 года. От Чайковского она родила ребенка, мальчика, которому сейчас должно быть около трех лет. У него, как и у отца, черные волосы, а глаза того же цвета, что у матери. В 1920 году, когда Чайковский был убит в уличной перестрелке, она, не сказав никому ни слова, бежала из Бухареста и добралась до Берлина. Ребенок по ее словам, остался у Чайковских, и она умоляла госпожу Толстую помочь найти его.

Следует заметить, что никто из участников расстрела Романовых, как и никто из охраны дома Ипатьева не носил фамилии Чайковский. Никаких доказательств существования людей, которых лже-Анастасия объявила своими спасителями, найдено не было.

Все, кто встречался с Анной, говорили о ее богатом воображении (помогшем ей придумать историю «своей» жизни) и чрезвычайной хитрости. Некоторые, правда, считали, что существовал некто, кто не только подтолкнул самозванку к мысли выдать себя за дочь императора Николая, но и, возможно, руководил всеми ее действиями.

Примером хитрости претендентки может послужить рассказ герцогини Лейхтенбергской, познакомившейся с Анной Андерсон в 1927 году. Однажды герцогиня спросила девушку, помнит ли та фарфоровую собачку, стоявшую на камине во дворце императора Николая? Что же из этого вышло? Уже на следующий день Анна задумчиво говорила очередному посетителю: «Помню, у нас на камине стояла фарфоровая собачка…» Через несколько дней капризная Анна, не удосужившись даже попрощаться, уходит от Кляйстов и поселяется у Марии Пойтерт. Однако, поссорившись с хозяйкой из-за очередной статьи о ней в местной газете, «Анастасия» вскоре оказывается за дверью. На несколько дней ей дали приют сердобольные соседи.

Теперь чета фон Кляйст не желала селить у себя неизвестную, по одним источникам – убедившись в ее самозванстве, по другим – измучившись из-за ее скверного характера. Поэтому некоторое время новоявленной княжне, дабы не спать под открытым небом, приходится кочевать по эмигрантским семьям.

На несколько дней лже-Анастасию берет к себе инженер Айнике и вскоре, встретившись с советником Гэбелем, служащим префектуры в Бреслау, рассказывает ему о загадочной девушке. Гэбель, тронутый бедственным положением претендентки, уговаривает одного из своих друзей – доктора Грунберга, инспектора полиции – приютить Анну.

Доктор Грунберг, согласовав свои действия с советником, решил предпринять серьезные шаги для официального установления личности неизвестной. Он убеждает прусскую принцессу Ирен, родную сестру императрицы Александры Федоровны, приехать под вымышленным именем в свое поместье и встретиться с Анной. Андерсон была совсем не рада этому визиту. Как потом она объясняла, ей был противен сам факт обмана. Но только ли это на самом деле было тому причиной?

Во время ужина принцесса Ирен имела возможность внимательно рассмотреть претендентку. После ужина принцесса попыталась побеседовать с «Анастасией» наедине. Разговор не получился. Претендентка отвернулась от гостьи и игнорировала все ее вопросы. Поведение Андерсон-Чайковской тем более необъяснимо, что на следующее утро она заявила, что сразу узнала в принцессе свою «тетю Ирен». Сама же принцесса, к разочарованию четы Грунберг, сказала, что хотя увиденная ею женщина на первый взгляд немного похожа на Татьяну Николаевну, она однозначно не может быть ни одной из ее племянниц.

Великая княгиня Ольга Александровна удивлялась тому, что Анна Андерсон, будь она действительно великой княжной, не попыталась еще в Бухаресте обратиться за помощью к двоюродной сестре Александры Федоровны, румынской королеве Марии, а предпочла долгое и рискованное путешествие в Берлин. В 1918-м или 1919 году королева Мария узнала бы ее немедленно, тем более что румынская королева, в отличие от той же принцессы Ирен, была человеком, которого невозможно ничем шокировать, и настоящая Анастасия, как и все в доме Романовых, были прекрасно об этом осведомлены.

Сын принцессы Ирен, принц Сигизмунд, позже отправил Анне список вопросов, на которые, по его мнению, правильно ответить могла только Анастасия. Официальная версия говорит о том, что женщина не только не отказалась от «теста», но и безошибочно ответила на все поставленные ей вопросы.

Но несмотря на это, доктор Грунберг также слагает с себя заботы о претендентке (по версии противников Андерсон – окончательно убедившись в ее самозванстве и потеряв к ней всякий интерес; другая же точка зрения – выбившись из сил, ухаживая за безусловно психически больной женщиной с тяжелым характером). Сам Грунберг в письме советнику Бергу излагает свои выводы касательно «дела Анастасии» следующим образом: Анастасия однозначно не авантюристка, а просто сошедшая с ума несчастная больная женщина, вообразившая себя дочерью русского императора.

Советник Берг предложил поручить Анну заботам госпожи фон Ратлеф, по происхождению прибалтийской немки, популярной в Германии детской писательнице, художнику и скульптору. Как оказалось позже, этот выбор для претендентки был исключительно удачным. Госпожа фон Ратлеф на много лет превратилась в подругу, сиделку и самую преданную сторонницу Анны Андерсон.

Вместе с ней больную еще и костным туберкулезом Анну опекал и лечил бывший московский профессор Руднев. По его собственным рассказам, во время жизни в Петербурге 28 июля 1914 года ему довелось однажды случайно увидеть княжон Татьяну и Анастасию, которые, шаля, бросали в прохожих из окна дворца бумажные шарики. Воспоминание об этой встрече так глубоко задело сердце Руднева, что он не преминул поинтересоваться у Анны Андерсон, чем она занималась в тот день, на что получил исчерпывающий ответ, абсолютно совпадающий с его воспоминанием.