Лживая птица счастья

— Черт, а я-то думаю, откуда доносится жуткая вонь.

— Ну, здесь еще вполне терпимо. Уже холодно и дождь смывает содержимое сточных канав. К тому же город не очень крупный и удушье от невыносимого зловония нам не грозит. А в Лондоне в середине девятнадцатого века уже целые семьи умирали в одночасье от мерзких миазмов, — усмехнувшись, произнес Ник.

— Вот тоска зеленая! И чего хорошего в средневековье? Господи, какие огромные помойки рядом с домом! Фу, какая мерзкая вонища!

— Полностью с тобой согласен и как очевидец, подтверждаю правоту твоих слов о средневековье. Нет ничего хорошего в куче насекомых и полнейшей антисанитарии, а гигиена даже в среде знати отсутствовала. Самый яркий пример тому, некая высокородная леди королевских кровей, которая мылась только два раза в жизни. Представляешь, какой запашок от нее исходил? Бедный ее муж! А она еще возмущалась, что он не хочет делить с ней ложе. Противно даже думать о такой даме сердца, не говоря уж о том, чтобы оказаться с ней в одной постели. В эрейской культуре с незапямятных времен присутствовал культ чистоты, вот потому я столь брезглив к людям. Да мы никогда и не жили столь скученно как они.

— И какого черта авторы книг так любят распускать сопли по эпохе средневековья? Их бы в принудительном порядке заставить пожить в ней. Глядишь, моментально поубавилось бы романтических бредней…

— Опять же твоя правда… — начал Ник и внезапно остановился. — Мирон, ты тоже это почувствовал?

— Да, мой раделин! Чем-то необычным повеяло, — коротко ответил настороженный телохранитель, и в его руке мгновенно оказался бластер. — Разрешите, я пойду вперед на разведку.

— Иди, но помни, что и в виртуальном мире можно умереть.

— О, кей!

— Только сразу не пали во все что движется, — выкрикнул Ник вслед быстро удаляющемуся телохранителю. — А вдруг тебя ждет приятный сюрприз?! Но все равно будь вдвойне осторожен.

— А? — растерянно повернулся к нему Мирон, но того уже и след простыл. — Дьявол! Что-то я ничего не понял…

Тихие всхлипывания, доносящийся из темной улочки, засаженной древними вязами, с растопыренными узловатыми сучьями, заставили его умолкнуть на полуслове. Он заметил, что около одного из мокрых черных стволов скорчилась маленькая фигурка. Мягко ступая по опавшей листве, Мирон крадучись двинулся к древесному гиганту, и при ближайшем рассмотрении интересующего объекта его сердце на какое-то мгновение пропустило удар. Забыв обо всем, он бросился к ребенку и, подхватив его на руки, крепко прижал к себе.

— Миро, какое счастье, что ты меня нашел! — зареванная мордашка девочки лет десяти осветилась счастливой улыбкой. Она порывисто обняла его за шею. — А я уж подумала, что совсем пропаду здесь от холода, и есть страшно хочется.

— Потерпи немного, малышка, — быстро шагая к домам, ласково сказал Мирон и плотнее завернул девочку в свой плащ. — Скоро тебя накормят и переоденут. Как ты, немного согрелась?

— Да, — ответила она и прижалась холодной щечкой к его лицу. — Ты почему плачешь, Миро?

— От счастья, солнышко. Я страшно рад нашей встрече.

— Я тоже рада тебе, — сказала девочка и, обхватив его лицо холодными ладошками, пристально взглянула в него. — Миро! Когда ты успел так повзрослеть? — пораженно воскликнула она.

— Давай об этом поговорим попозже, — растерянно улыбнулся юноша. — А то ты поймала меня врасплох и я не знаю, что ответить.

— Эй, а куда мы идем? — вдруг встревожено спросила девочка и, отстранившись, она отчаянно забилась в его руках стремясь вырваться на волю. — Пусти! Не смей меня возвращать в гнездо! Пусти, лучше я замерзну на улице! Так и знай, если ты снова выдашь меня, то я навеки возненавижу тебя!

— Т-с-с, не плачь малышка, — глухо произнес Мирон, бережно прижимая к себе хрупкое тельце. — Ничего не бойся. Больше никто не посмеет обидеть тебя.

— Лживая гадина! Тогда я тоже поверила твоим словам, а ты обманул меня и вернул в гнездо на растерзание тварям! — завизжала девочка и остервенело заколотила его кулачками по спине. — Пусти! Ненавижу тебя! Ты такая же сволочь, как и они! Пусти! Я тебе не верю!

— Больше такое не повторится, малышка! — воскликнул юноша, с отчаянием глядя на ребенка, и его лицо стало подергиваться от еле сдерживаемого нервного напряжения. — Если бы я мог вернуться в прошлое, то сам бы убил себя за то, что вернул тебя этим подонкам. Поверь мне, малышка, я до сих пор неустанно корю себя за тот проступок. Честное слово, я думал, что ты на самом деле потерялась. Я же только появился в гнезде и мне сказали, что ты истеричная и взбалмошная девчонка, которая не дружит с головой…

Мирон с горестной гримасой уткнулся в детское тельце и его плечи стали вздрагивать,

— Бедная моя девочка! Как вспомню, так до сих пор в ушах звенят твои крики. Господи, какой кошмар! Как может женщина творить такое? И эта тварь еще смела требовать, чтобы мы называли ее матерью… Я думал, что у меня сердце разорвется или я сойду с ума от своего бессилия! — выдавил он сдавленным голосом.

Девочка притихла, перестав вырываться из его рук, и довольно долго, не мигая, смотрела на него. В какой-то момент ее личико внезапно дрогнуло.

— Не плачь, Миро, — оживившись, протянула она жалобным голоском и с искренней гримаской сочувствия, нерешительно провела рукой по мокрым серебряным прядям, а затем доверчиво обхватила его за шею. — Я прощаю тебя.

— Правда, Мари? — в ищущем взгляде юноши вспыхнула искорка надежды на исполнение несбыточного. — Ты на самом деле прощаешь меня?

— Да, Миро. Ты же и правда не знал, — серьезно ответила девочка и, вытерев его мокрые щеки, деловито спросила: — Так куда мы идем?

— А мы уже пришли, — поцеловав детскую ладошку, с воодушевлением ответил Мирон.

Он решительно пнул двери ближайшего дома на окраине и громко заорал:

— Эй, хозяева, открывайте! Да поживей, если не хотите, чтобы я разнес вашу хибару к чертовой матери!.. Я те дам стрелять, старый козел! За такие шуточки руки напрочь поотрываю и без наркоза приставлю к заднице!

Юноша яростно пнул хозяина и тот, выронив кремниевое ружье, с жалобным оханьем принялся баюкать ушибленную руку. Отпихнув его в сторону, он вошел внутрь и, весело сверкая глазами, приказал испуганной немолодой женщине, выглядывавшей из-за портьер:

— А ну, старая, живо тащи сухую одежду для ребенка и еды для двоих страшно голодных вампиров!

— Господь наш! Упыри! Спаси и помилуй мя от нечистой силы! — взвизгнула женщина и в панике шарахнулась вон из комнаты.

— Стой, старая ведьма! Куда это ты поскакала, как молодуха? — ухмыльнулся Мирон, преграждая ей дорогу.

— Сгинь, нечистая сила! Изыди, Сатана! — завопила она, непрерывно осеняя себя крестом.

На худом лице женщины застыл неподдельный ужас. Мирон захохотал.

— Да пошутил я насчет упырей! Пошутил! Вот те святой крест!

Заметив в углу православные иконы, парень отвесил низкий поклон темным ликам, укоризненно взирающим на него, и размашисто перекрестился. А затем, схватив святую воду у божницы, для убедительности опрокинул и ее на себя.

— Ну, теперь веришь старая, что я не антихрист?

— Ладно. Вижу, что люди и на том спасибо, — сразу же успокоившись, укоризненно поджала губы старуха и, поклонившись, сказала нараспев: — Раз такое дело, то не побрезгуйте, гости дорогие, отведайте с нами, что бог послал. Подожди здесь, сейчас я вынесу девочке что-нибудь из одежды, — резко добавила она. — Не стой столбом, антихрист! Сними плащ с чада и повесь его в сенях, а потом я посушу его у печи. Куда ты прешься в чистую горницу в своих железяках, окаянный?! — с негодованием воскликнула хозяйка, поняв, что гости не собираются дожидаться ее в сенях.