Маара и Данн

— Я только мыло принесла. Уже ухожу.

Она, однако, окинула одобрительным взглядом плечи Маары.

— Неплохо поправилась, — похвалила Орфна и вышла.

Вода остыла, и Маара вылезла, снова обвязалась своим денежным поясом, накинула новую одежду — свободное белое платье вроде тех, что носили Кайра и Орфна. Она вышла из ванной. Орфна обняла и поцеловала ее, сообщила, что пора и к маме Иде.

Снова Кайра повела Маару по проулкам и через двор, опять Ида сидела, поставив ноги на подставку, на этот раз обмахиваясь веером, сделанным из птичьих перьев. Маара подумала о птицах и отметила, что не видела в Хелопсе ни одной птицы.

Ида внимательно осмотрела Маару, не прекращая обмахиваться, кивнула.

— Неплохо. Пришла в себя? Тебя не узнать. Теперь хоть лицо появилось. — Она сняла ступни со скамеечки, поднялась на ноги. — Пора предъявить тебя хадронам. Но ты не бойся, ты еще недостаточно похорошела, чтобы им понравиться. Лучше сейчас, чем потом. Показать надо — положено. Больше о тебе не вспомнят. Надеюсь, во всяком случае.

Она накинула на голову Маары белый платок и за руку повела ее к выходу. Маара подумала, что действительно как будто пришла в себя после очень долгого периода какого-то приглушенного полуосознанного существования. Она улыбнулась, готовая рассказать все, что знала.

— Пожалуй, в скальной деревне я все эти годы не чувствовала себя сама собой, — сказала она, но Ида засмеялась и подтолкнула девушку к двери.

— Потом, позже расскажешь, а мы все послушаем.

Выйдя, они оказались перед одним из паланкинов, которые Мааре с Данном еще недавно приходилось таскать по городу на своем горбу. Ида сразу уселась на сиденье, потянув за собой задержавшуюся Маару, представлявшую, как вес ее сейчас распределится по плечам двух худосочных носильщиков. Один из рабов ее узнал и мрачно отвел глаза. Рабы вынесли паланкин через проулок на широкую улицу, обсаженную цветущим кустарником, и Мааре показалось, что цветы взывают о помощи, жаждут дождя. Затем они оказались в большом саду, ухоженном и обильно политом. За большим домом, к которому они приблизились, начиналась обширная лужайка, засеянная какой-то травой, от нее исходил неприятный одуряющий запах.

— Это мы использовали для твоего сна, — показала Ида на лужайку. — Но злоупотреблять им опасно, можно превратиться в такое вот животное. — Она кивнула в сторону нескольких рабов с бессмысленными остекленевшими глазами.

Дом окружала веранда, на которой скучало полдюжины мужчин, вооруженных чем-то похожим на палки. Они грозно направили эти палки на паланкин.

— Не бойся, — успокоила Маару Ида. — Тут все не работает, и оружие их тоже. А если вдруг сработает, они сами испугаются еще больше нас.

Они вышли из паланкина, и носильщики сразу же свалились в сторонке и заснули. Прошли мимо охраны, оказались в большой затененной ставнями комнате, где вдоль стен на мягких подушках расположились толстяки в разноцветных просторных одеждах. Такого жирного безобразия Маара и представить себе не могла. Собравшиеся напоминали ей драконов — и еще кого-то. Да, действительно, они сильно смахивали на скальных людей: такие же шапки светлых волос, угадывались и схожие черты. Все они что-то курили или жевали, почти как Мишка или Мишкита — когда им было что жевать.

Ида вывела Маару в центр комнаты, поклонилась собравшимся, хлопнула в ладоши, снова поклонилась. Некоторые из присутствующих повернулись в ее сторону.

— Господа! — провозгласила Ида. — Новая девушка, прошу вас.

Взгляды присутствующих обратились на Маару. Эта безволосая жердь не вызвала энтузиазма ни у одного из них, к тому же в этот момент четверо рабов внесли в зал два больших блюда с какой-то горячей пряно пахнущей пищей, и Ида потащила Маару прочь.

— Вот и все. Им положено предъявлять каждую новоприбывшую. А потом, когда ты похорошеешь и волосы отрастут, они тебя уж не увидят.

Тем же путем они вернулись обратно, Ида отвела Маару в комнату с одной кроватью.

— Отдохни пока. Не надо перенапрягаться после лечения.

Когда Маара поднялась, она нашла Иду на прежнем месте, уныло созерцающей свои изящные ножки. Увидев Маару, Ида улыбнулась и предложила ей сесть рядом.

— Итак, что ты видела?

Маара улыбнулась сквозь слезы, невольно выступившие на глазах от этого простого, знакомого с детства вопроса. В памяти всплыли Дэйма, родители…

— Махонди — рабы, но они всем тут управляют, а их господа ничего не понимают, потому что ленивы и все время жуют мак.

— Прелестно. Наблюдательная девочка. Но слишком поспешно делаешь выводы. Вовсе не всем мы тут управляем. И не можем помешать им использовать наших девушек. И парней, кстати, тоже. — Маара недоуменно уставилась на Иду. — Что, никогда о таком не слыхала?

— Мужчина с мужчиной? — Маара помотала головой. — Как же так… — Она сразу подумала, что Данну угрожает опасность.

— Что еще видела, Маара?

— Хелопс пустеет. И поэтому нужны рабы, ведь работать некому. И скоро Хелопсу конец. — В голосе ее вместо злорадства ощущалась печаль.

— Но они утверждают, что Хадрон простоит еще тысячу лет.

— Ерунда.

— Пищи хватает. Своя растет. Хранилища полны, молочные животные дают молоко, север поставляет продукты за мак и коноплю.

Маара молчала, и Ида подбодрила ее:

— Так что же ты видела?

— Видела, что детей нету. Детей совсем не видела.

— Детей ожидают от наших рабынь, но они очень редко беременеют.

— А местные?

— Их женщины беременеют еще реже.

— Что-то с ними не так?

— Похоже, что и с нами что-то не так. Сейчас со всем что-то не так.

У Маары в памяти всплыли давние беседы с Дэймой.

— Но ведь каждая женщина рождается со всеми положенными ей яйцами. И в каждом мужчине хватает семени на весь Хелопс.

— О-о, какая ты у нас грамотная. Откуда ты это знаешь?

— Дэйма рассказывала. Она из Рустама.

— Она хранительница памяти?

— Я не знаю, что это такое.

— Это человек, который запоминает все, что знает семья.

— Может быть. Похоже, что так.

— Мы много забыли. Многое потеряли. Что она еще тебе говорила?

— Что бывает каждый месяц время, когда можно безопасно… ну…

— Говори, говори, не стесняйся.

— Хотела бы я пойти в школу, учиться…

— Мне сдается, что ты кое о чем знаешь больше, чем мы. А с семенем нашим что-то случилось, уж с мужским ли, с женским — кто знает…

— Но ведь лучше не рожать детей, когда времена такие… тяжелые.