Мачо чужой мечты
Шрифт:
Глава 17
Запах в подъезде стоял омерзительный. Это какими же жадными жлобами надо быть, чтоб не купить домофон и не запереть крепко-накрепко дверь, через которую внутрь дома проникают люди, использующие парадное в качестве бесплатного туалета?
Стараясь не дышать и переступая через зловонные лужи, я поднялся на самый верх, где радостно отметил, что на лестничную площадку выходит лишь одна дверь. Я ткнул в звонок, через некоторое время нажал кнопку раз, другой, третий, но никто не спешил на звук.
Я приложил ухо к створке, но ничего
Попрыгав безрезультатно под дверью, я поднялся на семь ступенек вверх и сел на подоконник, здесь лестница заканчивалась, двери на чердак не было, очевидно, туда нельзя попасть из этого подъезда.
Неожиданно я почувствовал усталость, глаза начали сами собой закрываться. Можно не смотреть на часы, они показывают полдень. У меня странный организм, три раза за сутки меня клонит в сон, неудержимо, до состояния обморока. Впервые это происходит ровно в двенадцать, затем в шестнадцать тридцать и в двадцать ноль – ноль. В свое время я обращался к врачу, выслушал нудную лекцию о биоритмах и получил совет:
– Не сопротивляйтесь, не ломайте организм, послушайте его, прилягте на часок, и снова обретете бодрость.
Интересно, каким образом можно выполнить предписание медика? Представляю выражение лица Норы, когда я заявлю: «Сейчас посплю шестьдесят минут и отправлюсь выполнять ваше поручение».
Но бороться со сном очень трудно, поэтому я нашел оптимальный выход: в момент, когда веки начинают тяжелеть, я стараюсь закрыть глаза и провести несколько минут в покое. Не скажу, что всегда удается помедитировать, но сегодня мне повезло. В принципе я мог спуститься в машину, но ноги почти перестали мне повиноваться. Забыв о брезгливости, я привалился спиной к грязному стеклу. Подъезд служит туалетом для посетителей пивной, но на последний этаж не долетали ни звуки, ни запахи, вокруг стояла полнейшая тишина. «Пять минут отдохну и пойду вниз», – вяло подумал я и перестал бороться с дремотой.
– Сколько раз тебе говорить, – завизжала Николетта, – Вава, выпрямись! Ешь суп красиво! Где салфетка? Чего молчишь! Отвратительный ребенок! Снова на уроке мух считал и двоек принес. Вот Женя Рудин – радость родителей. Его сегодня на собрании хвалили, а я чуть под землю не провалилась. По всем предметам двойки.
– По литре пять, – робко напомнил я.
– Молчать! – заорала маменька. – Закрыть рот! Павел! Павел! Снова в кабинете заперся! Я должна одна мерзкого мальчишку воспитывать! Павел!
Продолжая выть сиреной, маменька понеслась по коридору. Стараясь не заплакать, я начал давиться ненавистным молочным супом. Боже, какая гадость! Ну кто придумал варево из вермишели и белой жидкости, подернутое пленкой. Меня сейчас стошнит.
– Ванек, – сказал Владимир Иванович, выходя из холодильника, – не обижай Нико, у нее и так тяжелая жизнь.
Я опешил. Откуда на кухне взялся отчим? Маменька унеслась к отцу в кабинет. Тот сейчас оторвется
от написания любовно-исторического романа и начнет воспитательную работу с сыном. Владимир Иванович появится в моей жизни позже, спустя много-много лет после смерти Павла Подушкина. Николетта пока не знает своей судьбы, ей предстоит стать вдовой и… Минуточку, откуда маленький Вава в курсе дела?– Ванек, ты дурак, – отрубил Владимир Иванович и полез назад в рефрижератор.
Дверь «ЗИЛа» заскрипела, противный звук ударил по ушам, вонзился в мозг, мои глаза внезапно раскрылись, я испытал огромное облегчение и чуть не свалился с подоконника.
Надо же, я заснул всего на полчаса, но как глубоко! Слава богу, я давно вырос, и теперь никто не заставляет меня есть ненавистный молочный суп. Я потер руками гудевшую голову и внезапно понял: скрип двери холодильника мне не почудился, я слышу его наяву. Не успел я сообразить, откуда доносится противный звук, как дверь квартиры Лиры открылась, оттуда выскользнула тоненькая фигурка со спортивной сумкой в правой руке.
– Лира! – обрадованно крикнул я и начал спускаться по лестнице.
Девушка нервно вздрогнула, завертела головой в разные стороны, потом догадалась посмотреть в направлении окна, ахнула, закрыла лицо руками и шлепнулась на сумку.
– Вам плохо? – спросил я. – Лира, не бойтесь.
– Меня зовут Таня, – пролепетала девушка, не отрывая от лица ладоней, – Иванова. Лира попросила… сумку… принести. Вещи ей собрать. Я ничего не знаю. Отстаньте. Уйдите!
– И куда вам велено доставить саквояж?
– Ну… э… не хочу отвечать! Не ваше дело! Чего пристали!
Я схватил девицу за плечи, легонько встряхнул и велел:
– Придите в себя! Лира, давайте поговорим.
– Меня зовут Таня, – упорно врала глупышка.
– Вы очень испугались, когда Дубовика убили?
– Да, – всхлипнула дурочка, потом, спохватившись, попыталась исправить оплошность, – ничего не знаю! Кого убили? Где?
– Вы потеряли заколку, – ласково сказал я.
Лира раздвинула пальцы левой руки и посмотрела на меня.
– Какую?
– Эту.
– И где я ее посеяла?
– Да здесь, в подъезде, – солгал я, – зашел, смотрю, под батареей лежит. Вещь дорогая, настоящий «Дмитриес». Она ваша?
– Ага, – прошептала Лира, – спасибо.
– Точно вам принадлежит?
– На днях купила ее за двести баксов, могу чек показать, – закивала Лира, – думала, на улице обронила, очень было жалко!
– Забирайте.
Наманикюренная лапка потянулась к «крабу», утыканному чудовищными стразами. Я быстро отдернул руку.
– Точно свое взять хотите?
– Я не воровка, – ответила Лира, – и уже сказала, у меня чек есть!
– Ладно, тогда объясните, каким образом «краб» очутился около тела убитого Лени в подъезде Дубовика? – спросил я и в упор уставился на девушку.
Врать нехорошо, аксессуар обнаружили во дворе Дубовика, но мне необходимо «сломать» официантку.
Лиру заколотило в ознобе.
– Это не мое!
– Только что вы утверждали обратное.
– Нет, нет, нет, – монотонно забубнила Лира, потом с надеждой воскликнула: – Меня зовут Таня.