Мачо чужой мечты
Шрифт:
Я улыбнулся. Продавцы всяческих кремов и масок для лица неправильно рекламируют свой товар. Им следует, показывая дамам баночку с жирной субстанцией, заговорщицки шептать: «Данная питательная маска не только омолодит лицо той, кто купит средство, она способна вызвать морщины у всех ее подруг».
Представляете скорость, с которой милые дамы рванут к прилавкам?
Деля обернулась.
– Ванечка, я пока никому не расскажу про ядро.
– И правильно!
– Пусть Нико еще похвастается, потреплется о чудодейственном метеорите, – захлебываясь от счастья, прошептала Деля, – а потом появлюсь я, и все поймут: у Николетты дрянь, скорлупа! О! О! О!
Бабуля выскользнула в коридор.
–
Я испустил вздох облегчения, слава богу, война откладывается.
– Ты, ваще, молоток, – донеслось от окна, – цирк в гирляндах! Лихо бабусе туфту втюхал.
Я вздрогнул – из узкого пространства между холодильником и стеной вылезал Коэн.
– Как ты сюда попал? – подскочил я. – И сумел же поместиться в пятисантиметровую щель!
– Учился у мастера, вернее мастерицы, Юлька постоянно повторяла: «Если во время скандала из комнаты уходят двое, беги и проследи за ними. Самое интересное случается в тишине».
Я покачал головой, остается лишь удивляться, каким образом Коэн незамеченным прошмыгнул в кухню. Хотя она имеет Г-образную форму, мы с Делей беседовали в длинной части, а холодильник помещается в короткой.
– Очень тебя прошу, – взмолился я, – не болтай об услышанном!
Владимир усмехнулся:
– Лады, ваще, ты мне понравился. Значит, метеорит фуфло?
– Да, это торт.
Коэн вытаращил глаза:
– Чего?
Я выложил правду. Журналист начал ржать. Пока он вытирал слезы, катившиеся по щекам, я быстро вынул бутылку с коньяком, порезал сыр и сказал:
– Прости, за фужерами надо сходить в гостиную.
– Чашками обойдемся, – отмахнулся журналист, – неважно, из чего глотать, наливай, не стесняйся.
Я подождал, пока Коэн примет пару доз благородного напитка, и осторожно сказал:
– Очень прошу тебя, сделай одолжение, не сообщай о моей роли в данной истории. Я попал в совершенно идиотское положение, никогда не думал, что Монти всерьез воспримет мое шуточное заявление о метеорите.
Владимир, посмеиваясь, выслушал мой рассказ и слегка заплетающимся языком заявил:
– История в духе Юльки, ей бы понравилась. Эх, жаль, сгинула баба, никаких следов не оставила! Правда, в последнее время статейки начали появляться. Очень по стилю на Юлькины похожи, тот же язык, закрутка, провокация, даже привычка давать материал с продолжением. Я уж подумал, неужели Юлька вернулась? Но потом сообразил, что она бы непременно позвонила, нашла способ встретиться. Господи, я ж ее любил! Как! До белых глаз! Никогда ни с кем такого после не было! Баба-трясина, схватила и утянула! Ваня, слушай, расскажу про Юльку!
Я украдкой глянул на часы, мне меньше всего хочется сейчас работать психотерапевтом для Коэна. В его жизни случилась любовь, о которой журналист не способен забыть. Мне надо ехать к пожилой даме, актрисе Руфи Гиллер, Нора страшно обозлится, если я не выполню ее поручение. Но, с другой стороны, я во что бы то ни стало обязан подружиться с Коэном, иначе тот опубликует историю про метеорит, которую я по наивности, неизвестно зачем, выболтал репортеру. Я очутился между тигром и львом, куда ни кинь, везде клин. Не попаду к Гиллер – слопает Нора, выйдет газета с рассказом про торт – меня прихлопнет Николетта. Ну и дурака же ты свалял, Иван Павлович, зачем разоткровенничался с Коэном?
– Я приехал в Москву хрен знает откуда, – завел Владимир и схватил бутылку.
Я изобразил на своем лице горячий интерес и уставился на журналюгу. Очень скоро Коэн напьется по самые брови и заснет, а я спокойно поеду к Гиллер. Главное, постоянно
подливать ему в чашку коньяк, убью тем самым двух зайцев. У Владимира сложится ощущение, что я его друг, способный выслушать нытье, и репортер из благодарности не настрочит статейку, а к Гиллер можно поехать вечером, старуха все равно сидит дома.Глава 22
Биография Коэна не показалась мне оригинальной. Амбициозный молодой человек, звезда журналистики местного масштаба, золотое перо районной газетки, возомнил себя маститым репортером, решил, что плавание в тесных водах заштатного городка недостойно его, и подался покорять Москву. В багаже, кроме пары рубашек, выходных брюк и шикарных ботинок, имелись подборка наиболее интересных собственных статей и диплом об окончании института культуры, местной кузницы кадров для клубов, газет, журналов и областного театра.
Владимир прибыл в столицу полный надежд. Он поехал в первый день на Ленинские горы, увидел под собой невероятно огромную Москву и, словно Растиньяк [9] , воскликнул:
– Я непременно покорю тебя!
Через неделю Владимир слегка приуныл. Столица безжалостна к иногородним, в особенности если у них нет денег, связей, жилья и родственников. Одежда журналиста, модная в провинции, вызывала улыбки у столичных штучек. Диплом института культуры не производил никакого впечатления на редакторов, а папку со статьями они даже не хотели открывать.
9
Растиньяк – один из героев О. де Бальзака.
– Это уже написано, – холодно заявила Владимиру одетая в рваные джинсы девица, сидевшая в помещении одного гламурного журнала в кабинете с табличкой «Главный редактор», – приносите эксклюзив, тогда и побеседуем.
В конце концов Владимир с огромным трудом устроился на радио помощником редактора. Гордо звучащая должность на самом деле была самой низшей на иерархической лестнице, Владимир оказался мальчиком на побегушках: принеси – подай – уходи вон. Как назло, программа, на которую с огромным трудом удалось устроиться, посвящалась литературе, вела ее эффектная блондинка Лена Кадушева. Ведущая бесила Владимира до трясучки. Во-первых, она была хороша собой, во-вторых, великолепно одевалась, в-третьих, господь не обидел ее умом, а еще Лена отлично умела разговорить собеседника, имела авторитет у коллег, не боялась спорить с начальством – в общем, являлась тем, кем мечтал быть Владимир.
«Будь я хорошенькой мордашкой, – иногда с тоской думал он, – тоже уже стал бы суперзвездой».
Повторяя про себя эту фразу, Владимир хорошо понимал: не в красоте дело, похоже, Кадушева талантливее его. Но с завистью к бабе он худо-бедно справлялся. Самым тяжелым был прием гостей, тех самых звезд, с которыми Лена беседовала у микрофона. Чаще всего в эфире участвовали писатели, долго и нудно рассуждавшие о судьбах литературы, иногда, правда, попадались люди, которых Владимир слушал с восторгом, но, как правило, помощник режиссера тихо засыпал. Иногда к Лене приходили журналисты, и тут Володя обливался желчью: ну чем он хуже надутого козла из журнала «Витязь»? [10] Только тем, что появился на свет в провинции. Доведись ему родиться в Москве, восседал бы сейчас у микрофона и нес благоглупости об особой роли журналистики в жизни общества.
10
Название придумано автором, совпадения случайны.