Мацзу

Как-то в Таиланде по совету судового агента попробовал сиамскую кобру. Она считается очень полезной для здоровья, потому что одна из немногих животных на планете, которая, как меня заверили, никогда не болеет. Еще этой способностью обладают галапагосские черепахи, акулы, грифы и фламинго. На самом деле болеют все, но некоторые очень редко. Меня отвезли на такси на змеиную ферму вдали от Бангкока, где эти гадины свободно ползали внутри оцементированной прямоугольной емкости типа бассейна без воды. Я кивком указал на самую длинную. У тайцев считается неприличным показывать пальцем. Ее поймали, надели на шею (или на хвост возле головы?) удавку, которую привязали к одному шесту, а конец хвоста зажали на другом, растянув туго. Специальным ножом сделали надрез, вынули и отделили сердце, которое продолжало биться, и подставили стакан, куда стекала кровь. Когда наполнился примерно наполовину, долили грамм семьдесят дешевого местного виски и кинули бьющееся сердце. Я выдул эту смесь залпом. На вкус — вискарь и только. Вроде бы змеиное сердце дернулось у меня в пищеводе. Может, показалось. Потом подождал, когда кобру освежуют и обжарят во фритюре. Есть там особо нечего, немного мяса на хрящах, а в горячем жире у всего вкус почти одинаковый.

40

Поль Фавро вернулся во второй половине дня на шестивесельной джонке в компании толстенного китайца по имени Чжан Гуй. Иногда я произношу букву «г» глухо, как «х» (вырос на юге СССР), поэтому сам радуюсь, какое красивое имя у человека. У китайцев сейчас принято, чтобы вес тела соответствовал социальному положению: чем более знатный, или выше рангом, или просто богаче, тем толще должен быть. Некоторые заранее готовятся к повышению, как, например, прибывший Чжан Гуй, всего лишь купец и наркодилер средней руки, собравшийся стать миллиардером, наверное. Оба были пьяны, причем французу вставило сильнее. Не привык к китайскому самогону и жара поспособствовала.

— Он готов забрать весь наш груз по пятнадцать долларов за фунт! — радостно сообщил Поль Фавро, ловко поднимаясь по штормтрапу, едва его голова оказалась выше планширя.

Поскольку китайские язык и манеру вести дела мой старший помощник знал плохо, я не обратил внимания на эту информацию, жестом показав слуге Земину отвести француза в каюту. Задачу он выполнил, как сумел, так что пусть отдохнет

Чжану Гую помогли преодолеть штормтрап два гребца джонки, подталкивающие его толстенный зад снизу, и два матроса шхуны, тащившие за руки сверху. На главную палубу он опустился с выпученными от страха глазами и красным от натуги и мокрым от пота лицом. На синем шелковом халате ниже подмышек были темные овалы от впитавшейся влаги. Может, и еще где, но я не заметил.

Постояв молча пару минут и придя в себя, он заявил с вымученной улыбкой:

— Чего только не сделаешь, чтобы помочь своему старому другу Полу!

Если бы я не знал, что это он сдал чиновникам своего «друга», то поверил бы, что передо мной благороднейший человек.

— Благодарю за отзывчивость и визит к такому скромному человеку, как я! — произнес я ритуальную фразу.

Следом за хозяином поднялся слуга с глиняным, литра на три кувшином с узким горлышком. В такие обычно разливают байцзю.

Перехватив мой взгляд, Чжан Гуй предложил:

— Хочу угостить моего нового друга нашим целебным напитком, который дарит радость людям!

В годы моего детства самогон называли шмурдяком из-за препротивнейшего запаха, но китайский в этом плане переплевывал его запросто. Я не стал отказываться, пригласил гостя на полуют. Буду действовать согласно китайской стратагеме «Прикидывайся безумным, сохраняя рассудок».

Над большей частью полуюта во время стоянки на якоре натягивали тент из просмоленной плотной черной ткани для защиты от солнца и дождя, под которым стояли стол, три (по количеству офицеров-европейцев) банки (табурета) и кресло-качалка, изготовленное по моему заказу из лозы и деревянных планок. Там я днем принимал пищу и отдыхал, а по ночам спал на толстом мате. В каюте на стоянке слишком душно, нет сквозняка даже при открытых верхнем люке и входной двери. Слуга Земин составил гостю две банки, чтобы удобнее было сидеть.

— У моего народа принято пить байцзю полными чашами и залпом, — предупредил я.

— Придется мне подчиниться обычаю твоей страны! — радостно согласился Чжан Гуй, предполагая, видать, что так быстрее споит меня.

Мой слуга, заранее проинструктированный, налил нам обоим в оловянные кружки емкостью грамм двести, но гостю до краев, якобы из уважения, а мне намного меньше. В этой посуде трудно разглядеть, сколько там жидкости у соседа. Оба дернули залпом. Я был трезв, поэтому первая кружка, с учетом вонючести напитка, прошла более-менее. Чжан Гуй, уже принявший ранее с Полем Фавро, выдул с трудом и сразу закусил узкими и длиной сантиметров десять кусками рыбы-сабли, наловленной моими матросами и запеченной на углях на берегу, большое деревянное блюдо с которыми принес Земин. Ел гость жадно, словно голодал с утра. Я тоже закусил, чтобы слабее вставило. У меня еще много дел на сегодня, среди которых обхаживание Чжана Гуя — не самое важное.

41

Не могу описать запах моря в Юго-Восточной Азии. В нем не только и не столько солирует йод, а сильно шибает чем-то похожbм на аромат какой-то специи, которую я никогда не пробовал и даже не встречал. Особенно он силен в безветренную ночь, какая была сейчас.

Я стоял на планшире рядом с опущенным к воде штормтрапом и настраивался на нырок. Выпил неслабо, а впереди дела, надо освежить голову. Вода была черная и, казалось, скрывала всякие неприятные нежданчики. Темнота будит мрачные сектора моего сознания, порождая ужасные предположения, порой фантастичные. Днем много раз нырял здесь. Глубина большая, акул не встречал, не говоря уже про всякую нечисть, но все равно тревожно. Даже опьянение не шибко помогает. Впрочем, трезвым я бы не стал нырять среди ночи, спал бы спокойно. Я делаю вдох и отталкиваюсь босыми ногами от сухого, теплого и немного шершавого планширя, который как бы граница между реальным и не очень. Короткий полет — и вклиниваюсь в теплую воду, легко скольжу в ней под углом вниз, а потом, когда скорость падает, вверх, помогая руками и ногами. В момент смены направления страх превращается в радость. Я выныриваю и ору от восторга. Всё-таки днем при нырянии такой кайф не словишь.

Я подплываю к штормтрапу, поднимаюсь по нему. Когда обе ноги оказываются на балясинах, страх перед темной водой исчезает полностью. Я иду к своей каюте, возле которой ждет слуга Земин с большим полотенцем, вытираюсь, одеваюсь. Затем выпиваю полную оловянную кружку крепчайшего зеленого чая. Готов к бою и походу, то есть к переговорам.

Я поднимаюсь по скрипящим ступенькам трапа на полуют, останавливаюсь у фальшборта и наблюдаю, как к «Мацзу» приближается на веслах, подгоняемая отливом, двухмачтовая джонка. Темный силуэт то становился виден отчетливо, когда стареющая луна выглядывала из-за облаков, то растворялся в темноте, когда пряталась. На джонке ни одного огонька. Так раньше подходили к нам только хакка на «взлетающих драконах». Мои подчиненные опознали ее, как принадлежавшую Маню Фа. На всякий случай я приказал всем быть готовыми к бою и посматривать по сторонам. Может быть, эта безобидная с виду джонка должна отвлечь наше внимание.

Когда приблизилась к концу нашего утлегаря, с ее носовой части послышался веселый голос Маня Фа:

— Далеко вы спрятались на этот раз! Я уже подумал, что меня разыграли конкуренты!

— Так времена начались напряженные. Сам знаешь, чем дальше от беды, тем больше шансов выжить, — сказал я.

Мои матросы приняли швартовы с джонки, оборудовали переходной мостик, по которому китайский купец перебрался на «Мацзу».

Поднявшись на полуют, он первым делом спросил насмешливо, указав на толстяка, спящего на спине с вытянутыми вдоль тела руками, будто рухнул из положения стойка «смирно!»:

— Кто это так храпит? Мы услышали его за пять ли (два с половиной километра)!

— Твой коллега Чжан Гуй. Мы с ним отметили заключение сделки, договорились на пятнадцать серебряных монет за фунт опиума и потом отпраздновали, выпив привезенный им кувшин байцзю, — рассказал я и поинтересовался: — Знаешь такого купца?

Я предполагал, что и Мань Фа начнет продавливать цену, ссылаясь на действия властей, поэтому и пригласил и споил Чжана Гуя. Ничто так не сбавляет наше желание поторговаться, как щедрый конкурент.

— Я всех здесь знаю. Кого-то с хорошей стороны, а кого-то… — он посмотрел на конкурента, — … с разных.

— У меня пока нет оснований не доверять ему. Разве что в выпивке он слабоват, — поделился я своим мнением.

— Слабоват?! — искренне удивился Мань Фа. — Обычно все остальные храпят, а он все ещё сидит за столом и предлагает выпить!

— Теперь буду знать, что единственный одолел такого великана! — шутливо произнес я и предложил: — Выпьешь? Там немного осталось.

— Нет-нет, не обижайся, но не хочу храпеть рядом с ним! — улыбаясь, отказался он.