Мадемуазель Судьба

Ольга выпрямилась, вуаль дрогнула. Всего лишь мгновенье – и перед ним неприступная, холодная женщина. Попытайся он сделать шаг, и Ольга вновь вытянет вперед руку, тем самым налагая запрет на любое сближение.

– Вы должны мне помочь. Я совершила тяжкое преступление… – Ольга сказала эти слова тихо, но в ушах Полякова они раздались барабанной дробью. – Я теперь готова на все… – Она закрыла глаза, вздрогнула, несколько секунд помолчала, а затем, сделав глубокий вдох, стала рассказывать, не называя фамилий, опуская детали. – Я совершила тяжкое преступление – много лет назад отказалась от своей дочери. Наверное, такое нельзя простить… Когда я познакомилась с Николаем, мне было семнадцать лет. Открытый каток, свет ламп, искрящийся лед и медленная музыка. Красиво, волшебно, – голос пропитался грустью. – Я полюбила его сразу, в один короткий миг, до боли в сердце, до головокружения. Каждый день как вспышка, как капля воды на сухую землю. Через три месяца я поняла, что беременна. Николай очень обрадовался и попросил стать его женой. Ни секунды не сомневаясь, я согласилась. Казалось, все, о чем мечтала, сбылось… Но через несколько дней судьба поставила меня перед выбором: карьера во Франции или муж и ребенок. Бог одарил меня талантом, развивая который я могла добиться очень многого, особенно за границей. Родители настаивали на отъезде, ругали и требовали сделать аборт. Николай то просил остаться, то говорил, что я не должна приносить себя в жертву. Со мной же уехать он не мог – длительное время занимался научной деятельностью, и его попросту не выпускали из страны. Потом мама сказала, что серьезно больна, здесь ее вылечить не смогут. Впоследствии выяснилось, что это неправда… Я находилась в растерянности, уже не знала, хочу ребенка или нет… Не буду вдаваться в подробности, к чему они вам. Прометавшись, я выбрала середину: родила дочь, оставила ее Николаю и уехала вместе с родителями.

– А почему вы не взяли ее с собой? – спросил Поляков и тут же смутился. – Простите, если своим любопытством причинил лишнюю боль…

– Одно из условий контракта не позволяло мне выходить замуж и иметь детей в течение десяти лет.

– Понятно.

– Моя карьера стремительно взлетела вверх. Признание, слава, почет, овации, премии… При каждой возможности я возвращалась на несколько дней в Москву, встречалась с Николаем, смотрела издалека на малышку… Николай после моего отъезда женился. Нет, не по любви, это был расчет – договоренность двух взрослых людей. Валентине, так зовут мою дочь, нужна была мать, забота… Подруга соседки сначала помогала Николаю, а потом сама предложила фиктивный брак, сказала, что одинока, любит детей и хочет заботиться о девочке. Полагая, что я никогда не вернусь, он согласился. Но Антонина преследовала свои цели. Она надеялась, что Николай полюбит ее и их отношения изменятся. Я не могу с уверенностью сказать, что между ними происходило, где правда, а где вымысел… Иногда одиночество сближает людей, но без любви, конечно, счастья быть не может. – Ольга печально улыбнулась. – Об этой договоренности мне рассказал Николай, я всегда ему верила. Узнав о наших встречах, Антонина стала злой и раздражительной, поменяла свое отношение к Валентине и постоянно требовала денег за молчание. Мы никогда не встречались, и она не догадывалась, кто я… Я не вправе осуждать эту женщину, мне ли, отказавшейся от собственного ребенка, кидать в кого-то камни, но в душе всегда была неприязнь к Антонине, да и ревность тоже. Позже появилась возможность все исправить, однако Николай не захотел. Он очень боялся, что его развод с Антониной станет для Валентины травмой.

Ольга замолчала, замерла, лишь вуаль отвечала дрожью на ее дыхание.

– Вы хотите вернуть дочь? – осторожно спросил Дмитрий Григорьевич, нервно поправляя галстук.

– Да, если это возможно.

– А Николай?

– Он умер. Приехал ко мне в гостиницу за день до смерти, привез любимую картину… Я попросила, давно ее не видела. На мне черная одежда – это траур, и вряд ли он когда-нибудь закончится. Валентина теперь одна, о ней некому позаботиться. Я готова броситься к ее ногам и молить о прощении, – голос стал тихим, надрывным. Поляков не сомневался, что по щекам Ольги текут слезы. – Но если Валентина оттолкнет меня и откажется принимать помощь, то я ничего не сумею для нее сделать. Я долго искала человека, которому смогу довериться…

– И выбрали меня.

– Да. Помогите, прошу вас.

– Я сделаю все, что скажете, – горячо ответил Дмитрий Григорьевич.

– Спасибо, – благодарно произнесла Ольга. – Если бы дочь простила меня однажды…

* * *

Федор слушал Полякова не перебивая. С теплом и нежностью тот отзывался о Валентине, точно вынужденная забота давно переросла в нечто большее. Чувствовалась в его голосе искренняя ответственность за девчушку, и это почему-то было приятно.

– Представляете, как мы расстроились, когда она исчезла, – сказал Дмитрий Григорьевич, садясь за стол. – Странно, нелепо, необъяснимо. У меня слишком большая практика, чтобы я спокойно относился к подобным случаям. Чутье подсказывало: что-то не срастается, не клеится, идет вкривь и вкось… Валентина точно в порядке?

– Да, – ответил Федор.

– А откуда она узнала про Шарлотту Беар?

– На эту тему мне мало известно. Валя ищет женщину в черном. Это как-то связано с картиной, которая, как вы сказали, находится у Ольги?

– Да.

– Пожалуй, позже я помучаю вас вопросами, – усмехнулся Федор.

Поляков понимающе кивнул и продолжил:

– Признаюсь, мой человек иногда следил за Валентиной, но редко. Кстати, он ее и упустил из виду.

– Плохо работает ваш человек, – сказал Федор, вспоминая историю с Мотькой Кашиным.

– Согласен. Я, кстати, тоже приглядывал за Валей: сразу навел мосты с ее начальством, многое разузнал о жизни девушки, все голову ломал, как помочь. Непростая ситуация… А потом – она исчезла! Ольга чуть с ума не сошла, не могла ни есть, ни спать. Ее вообще часто мучает бессонница. – Поляков расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и твердо произнес: – Знайте, я ни в чем ее не виню. – И добавил мягче, с долей смущения: – Я совсем недавно узнал, кто Ольга на самом деле. Шарлотта Беар. Необыкновенная певица, которой рукоплещут миллионы. – Вспоминая концерт в Доме музыки, Дмитрий Григорьевич счастливо улыбнулся. – Ольга хотела, очень хотела открыться дочери, но немного позже…

– Сейчас Валентина находится в моей квартире, во всяком случае, я на это надеюсь, – сказал Федор. Мысленно приплюсовав к влюбленному профессору влюбленного адвоката, он опять набрал свой домашний номер.

Всего три гудка, и истеричный голос Оксаны:

– Федор! Федор! Я специально не брала трубку, надеялась, что ты приедешь. Зачем тебе эта сопливка, слышишь меня, Федор? Она сказала, что ждет от тебя ребенка, и вы скоро поженитесь! Я не желаю верить в подобный кошмар!

Федор с удовольствием бы посмеялся над шалостью Вальки, но сейчас было вовсе не до этого. «Где она, где она…» – выстукивало сердце, тянуло и звало.

– Где она?

– Ушла, – радостно сообщила Оксана. – И больше не придет!

– Когда?

– Давно. Скажи честно, твоя подружка наврала мне или нет?

– Не наврала! – рявкнул Федор, прервал разговор и, встретив встревоженный взгляд Полякова, сказал: – Сбежала. Звоните Ольге, надо ее предупредить. Спросите, знает ли она Казакова Юрия Яковлевича, этот человек прятал Валентину. Нет, лучше дайте номер, я сам с ней поговорю.

Глава 19

Он испытывал к ней то болезненное, воспаленное, обжигающее чувство, которое уродует душу, сжигая ее до почерневших, потрескавшихся углей. Его кидало из стороны в сторону: то он представлял Ольгу дерзкой и властной, то покоренной, стоящей перед ним с опущенной головой. Оттачивал слова и фразы, собирался их бросить ей в лицо, слушал, скрипя зубами ее волшебный голос, придумывал «случайные встречи», репетировал равнодушие, рвал фотографии и распечатывал новые. Он испытывал к ней то болезненное, воспаленное, обжигающее чувство, которое называл любовью. Но любовь ли это была?..

Юрий Яковлевич познакомился с Ольгой на собственном дне рождения. Друг Николай пришел с юной, хрупкой девушкой и весь вечер держал ее за руку. Казалось, больше никто не может так звонко смеяться, так широко распахивать глаза, наивно и искренне глядя на мир. Больше ни одна женщина не может быть столь притягательной и недоступной одновременно. Голова Юрия Яковлевича закружилась, желание обладать Ольгой крепко засело в сознании. Она должна принадлежать ему, только ему!

Слушая вдохновенные рассказы Николая о любимой девушке, Казаков постоянно думал: «Почему не я рядом с ней, почему?» В сердце начинала плескаться ревность, перерастающая в тихую, однотонную ненависть, раздражающую, точно бесконечный телефонный гудок.

Юрий Яковлевич встретился с Ольгой и предпринял несколько попыток к сближению. Она удивилась, пожала плечами и сделала вид, что не догадывается, о чем идет речь. Предложила дружбу и тут же, позабыв обо всем на свете, отправилась на свидание с Николаем.

Дни складывались в месяцы, все усилия разбивались о стену чужой любви. Казаков впал в депрессию и на некоторое время устранился. Когда Ольга уехала, он вздохнул с облегчением: с глаз долой – из сердца вон. Но все оказалось не так просто. Крохотная Валентина стала постоянным напоминанием о ней. Николай доверил другу тайну и часто рассказывал забавные истории о дочери с бесконечным обожанием в голосе. Юрий Яковлевич понял – Ольга будет приезжать, будет навещать дочь и, конечно же, Николая. Чувства заскакали по кругу – страсть, ненависть, страсть, ненависть, страсть, ненависть. И опять пульсирующая мысль: «Она должна быть моей, должна!»