Шрифт:
Натиг Расул-заде
М А Е Ш КА
Под утро приснился странный сон. Он проснулся, позевал немного и сказал жене:
– Мне приснился странный сон. Жена не отвечала.
– Ты слышишь?
– спросил он и толкнул ее под бок локтем.
– Ты что, спятил?!
– тут же, с места в карьер, рассвирепела жена.
– Не видишь, я еще сплю?
– А который час?
– спросил он.
– Четыре утра, - сказала жена, зарываясь поглубже в одеяло и тщательно укрывая бок со стороны мужа.
– Нет, серьезно?
– сказал он.
– Не может быть... Уже совсем светло.
Он нехотя поднял голову с
– Половина восьмого, - сказал он.
– Я так, примерно, и думал. Ну что, рассказывать, или тебе неинтересно?
Жена молчала.
– Просто я стараюсь наладить контакты а семье, - сказал он.
Жена продолжала безмолвствовать.
– Ну, значит, - начал он, - как - будто я в тюрьме нахожусь.
– Туда тебе и дорога, - вдруг произнесла жена.
– Может, немного отдохнем от тебя.
– Ну, значит, нас во двор вывели, погулять, - продолжал он, проигнорировав реплику жены.
– И там, во дворе, в тюремной стене дырка. И заключенных, то есть, нас, выстроили в длинную-предлинную очередь, и все по - очереди смотрят в эту дырку. Надзиратели следят, чтобы был порядок, чтобы никто не смотрел по второму разу, а начальник тюрьмы стоит тут же и будто лекцию читает, говорит, вот, мол, какое заботливое тюремное начальство: мало того, что поит и кормит вас, недостойных, но даже зрелища всякие показывает - вот эту дырку, например. Все друг за другом смотрят в дырку, головами качают, цокают языками от восхищения, улыбаются мечтательно, отходят. Подходит моя очередь. Я волнуюсь. Заглядываю в дырку, а там - темно, как у негра, ни черта не видно. Дырка, оказывается, не сквозная была. А я-то думал, улицу увижу, прохожих, машины, ну, то, что за тюремными стенами...
– он вздохнул.
– Ну и балбес ты, Маёшка, - сказала жена будничным, совсем не сонным голосом.
– Почему?
– поинтересовался он.
– Почему сразу - балбес?
– Потому что, вечно с тобой такое происходит. Для всех дырка сквозная, только для тебя- нет.
Маёшка немного помолчал, потом сказал:
– Кто ее знает, может там никто ничего не видел?
Жена заерзала, дернула плечом.
– Как же, - сказала она.
– Почему ты со мной так разговариваешь?
– спросил он, немного помолчав.
– Просто я стараюсь разговаривать на посторонние темы, - ответила жена. Поддерживаю, так сказать, светский разговор в салоне. Чтобы не говорить о главном.
– Ладно, не начинай, - сказал он.
– Не порть утра. Он поднялся, накинул халат.
– Сколько раз говорил - зашей эту прореху в халате, - проворчал он. Каждый раз рукой туда попадаю.
Жена промолчала. Он вышел из комнаты, умываться пошел.
Она, не открывая глаз, вдруг тихо заплакала. Слезы стекали теплыми каплями на подушку и там растворялись в белом, ненасытном лоне прожорливой подушки, пожирательницы слез. Она всхлипнула и вытерла глаза ладонью, так и не раскрыв их ни разу. Он вернулся через пять минут, и она по шороху одежды поняла, что он уже одет и готовится выходить.
– Не забудь булочек взять для Фирамиды До, - сказала она с закрытыми глазами.
– Ты можешь купить булочки?
– Могу, - оказал он, заправляя рубашку в брюки.
– Фирамида До моя дочь. Четыре года.
–
Ты не лучше, - сказала жена.– Маёшка.
– Это оправдано, - сказал он.
– Знаю, знаю, - проворчала жена.
– У тебя все оправдано.
– Фирамида До, - проговорил он, прислушиваясь к звукам.
Хорошее имя и фамилия.
– Ребенок так хочет, - сказала жена.
– Сам знаешь - ненадолго.
Он подошел к окну, застегивая рубашку. Посмотрел на улицу.
– Дождь, - сказал он.
– Сегодня что, воскресенье?
– Можно подумать, для тебя это имеет значение, - сказала жена .
– Представь себе, имеет.
Она обернулась к нему, стоящему у окна, поглядела на его спину, Па напряженный поворот головы, будто за окном он увидел нечто необычное. Просто дождь, - подумала она, - что он там высматривает?
Пришлепала из своей комнаты дочь, распахнула их дверь и сказала:
– Фирамида До проснулась!
– Ура!
– сказал он.
– Да здравствует Фирамида До! Задрав голову, девочка пытливо поглядела на лежащую, прикрыв глаза мать, на отца, стоящего отстранено у окна и спросила:
– Ну, сто? Опять полугались?
– она все еще немного картавила, уже гораздо меньше, чем год назад, но когда волновалась по-прежнему картавила сильно.
– С чего ты взяла?
– нарочито веселым тоном спросил он.
– Доброе утло,Фирамида До.
– Доблое утло, - ответила она, - Мама плакала.
– Ну что ты говоришь?
– сказала мать.
– Пустомеля.
– Я знаю, - настойчиво сказала девочка.
– Ты плакала.
Он подхватил дочь на руки, расцеловал ее и опустил на пол.
– Маёшка уходит?
– спросила она.
– Да...
– промямлил он.
– Я скоро вернусь.
– Не лги ребенку, - сказала жена.
– Фирамида До узе проснулась, а Маёшка узе уходит?
– расстроилась девочка.
– Дорогая моя Фирамида До, - сказал он.
– Я тебе позвоню.
– Нет, - она энергично покачала головой.
– Фирамида До боится телефона.
– Боится телефона?
– удивилась мать.
– Что ты такое говоришь, доченька?
– Телефон обманывает Фирамиду До. Говорит: Маёшка придет, а он не приходит, и Фирамида До узе долзна спать идти. Он нагнулся к дочери. Она пытливо, серьезно посмотрела ему в глаза совсем взрослым, много понимающим взглядом. Он содрогнулся в душе, представив на миг, что она уже большая. Что с ней будет, боже, - подумал он.
– Что ее ожидает? Как же мне быть?
Вдруг она крепко схватила его за шею, обняла.
– Пусть Маёшка не уходит, - стала плакать дочь.
– Пусть Маёшка не уходит!
Мать переполошилась, вскочила с кровати, взяла девочку на руки, стала утешать, успокаивать, приговаривать что-то спокойное, глупое, теплое. Маёшка, торопливо одевшись, выскочил из квартиры. Вслед ему неслись вопли дочери.
– Маёшка!
– кричала она.
– Маёшка!
Что это с ребенком?
– подумал он.
– Такого с ней еще никогда не было...
Когда он выходил из подъезда на улицу, дождь усилился. Он поднял воротник и пожалел, что вышел без кепки, но возвращаться уже не хотелось: дочка закатила истерику, пришлось бы остаться. А сегодня никак нельзя было не пойти. Вдруг он почувствовал, как устала душа. Хотелось молчать, долго не произносить ни звука, не раскрывать рта.