Мафия
Шрифт:
— Уже догадался, — кивнул майор. — Что за ним открылось такое, что вы лично приехали?
— История давняя. Подозреваем Ларионова. Приметы вроде сходятся…
Он посвятил начальника оперчасти в историю ограбления Гринберг.
— Из-за этого и приехали? — удивился майор. — Могли бы прислать кого-нибудь из подчиненных. Путь к нам неблизкий. Вы, кажется, поездом?
— Терпеть не могу самолеты, боюсь высоты, — признался генерал. — А почему явился сам — чтобы не утекла информация. Ради этого даже следы путал: сначала заехал в Москву, а потом
— Ясно, — кивнул майор.
— Так как себя ведет Ларионов?
— В камере держится паханом. Утверждает, что был накоротке со Щелоковым и Чурбановым… Врет?
— Накоротке вряд ли, — помедлив, ответил Рунов. — А вот знакомы могли быть. Щелоков и Чурбанов отдыхали у нас неоднократно…
— Уверяет, что кое-кто из его дружков и сейчас сидит высоко. Мол, выжидают, когда перестройка даст дуба — это его выражение. Тогда снова будет рай. Все время твердит о том, что срок получил по собственному желанию…
— Интересно, — вскинул брови генерал. — Что он имеет в виду?
— Когда-де море штормит, лучше отлежаться на дне…
Рунов на некоторое время задумался.
— Чувствую: наши подозрения не напрасны, — наконец произнес он. — Наверняка и другие грешки за душой…
— Как-то начифирялся, плел что-то про вышку.
— Вот видите, — ухватился за последние слова генерал. — А конкретно никого и ничего?
— Нет. Вообще — любит темнить. Намеки, недомолвки…
— Как бы его разговорить?
— Где хотите — здесь или в зоне?
— Пожалуй, лучше в зоне.
— В красном уголке устраивает?
— Вполне.
Майор проводил гостя в красный уголок и оставил одного. Через несколько минут туда вошел Ларионов. С мороза, в тепле, Он весь раскраснелся.
— Здравствуйте, Ларионов, — сказал генерал.
— Здравствуйте, гражданин начальник, — ответил тот.
На лице бывшего оперуполномоченного промелькнула гамма разнообразных чувств: любопытство, страх, надежда…
— Садитесь, — показал генерал на табуретку через стол.
— Спасибо, гражданин начальник, — опустился на нее Ларионов.
— Что вы заладили, как попугай, — поморщился Рунов и участливо спросил: — Тяжело приходится, Станислав Архипович?
— Да уж радости мало, — усмехнулся заключенный. — И не представлял себе, когда другим добывал сюда путевку… Закурить не найдется?
— Найдется, — кивнул генерал, доставая нераспечатанную пачку «Столичных».
— Вы что, курите теперь? — удивился Ларионов.
— Куда мне, астма. — Рунов протянул бывшему оперуполномоченному сигареты. — Возьмите всю пачку.
— Шикарный подарок. — Ларионов жадно закурил, смакуя дым. — Значит, босса моего вытащили?
— О ком вы?
— О Кирееве… Да еще повысили… — Откуда вам известно?
— Жена приезжала на свиданку. — Ларионов прищурился. — А обо мне, выходит, забыли?
Анатолий Филиппович недоуменно посмотрел на собеседника.
— Что молчишь, генерал? — с вызовом спросил тот.
— По-моему, мы никогда не были на «ты», — заметил Рунов.
— Сторонишься? — с усмешкой произнес
Ларионов.— Вы что? — возмутился генерал. — Пьяны?
— Зачем, как стеклышко! — закинул ногу на ногу Ларионов. — Хотя ты бы мог и позаботиться о кайфе. — Он кивнул на шинель генерала, лежащую на столе. — Случайно не завалялась в кармане бутылочка армянского разлива?
— За какие такие заслуги? — нахмурился Анатолий Филиппович.
— За то, что отдуваюсь тут за вас всех!
— Кого — вас? — все больше поражался вызывающему поведению заключенного Рунов.
— И за тебя — тоже. Мы ведь брали не только для себя… Понимаю, ты отстегивал москвичам, но оставлял себе не гроши, надеюсь?
— Хватит! — хлопнул рукой по столу генерал. — Что за чушь вы несете?
Бывший оперуполномоченный вынул из кармана пачку «Столичных» и швырнул на стол.
— Подавись! Мне подачки не нужны! Ишь, хотел задобрить…
— Ладно, ладно, — ради дела с трудом взял себя в руки Рунов. — Не нервничайте. Так у нас разговора не получится.
— Я на него не набивался, — уже смиреннее проговорил Ларионов, поняв, наверное, что переборщил.
— Поспокойнее — оно лучше. Поговорим?
— Говорил волк с Зайцем, — скривился Ларионов. И, чуть помолчав, мрачно произнес: — Не темните, выкладывайте, что вам надо.
— Я и не темню, — сказал Рунов.
Он еще раз внимательно поглядел на заключенного: ямочка на подбородке, выпирающий кадык, серые глаза…
— Скажите, вам что-нибудь говорит фамилия Гринберг? — спросил генерал.
— Абсолютно ничего не говорит.
— Постарайтесь вспомнить, — настаивал Рунов. — Гринберг Фаина Моисеевна. Сиреневый бульвар, квартира двадцать два…
Он пристально посмотрел Ларионову в глаза.
— Знать не знаю, — выдержал взгляд бывший оперуполномоченный. — А какая беда с ней стряслась.
— Ограбили…
— Бывает. И давно?
— В восемьдесят четвертом году, шестнадцатого сентября.
— Времени прошло порядком, — покачал головой Ларионов. — А чем я могу помочь?
— Признанием. Чистосердечным. Есть подозрение, что у Гринберг были именно вы.
— Я?! — аж привскочил заключенный. И снова сел. — Нет, кроме шуток?
— Ехал бы я за тысячу верст, чтобы шутки шутить…
— Да-да, Анатолий Филиппович, — с сожалением оглядел генерала Ларионов. — Сыщик из вас аховый. Хоть подскажите, что я спер у нее? Сделайте одолжение.
— Взяли у Гринберг немало — тысяч на триста, — не обращая внимания на ернический тон, сказал Рунов. — Алмазные подвески, например. Работа старинная, позапрошлого века… Колье с бриллиантами. Перстенек с черным алмазом. Причем не простой, а с секретом… Хрустальный графин, оправленный золотом. Короче, предметов пятнадцать.
— Эх, посмотреть бы на всю эту красоту! — продолжал издеваться заключенный.
— Может, Станислав Архипович, напряжете память? — в тон ему спросил Рунов.
— И напрягать нечего. Не стоило вам тысячи верст киселя хлебать, чтобы вытянуть пустышку.