Магацитлы
Шрифт:
Кровь прилила к щекам.
– Я… просто хотел…
– Не оправдывайся. Вставай, лежебока, пойдем искать твою марсианку.
– Она не моя, – запротестовал Тарас.
– Ладно, шучу. Вылезай.
– Темно… включи свет.
– Не включается.
– Что это было? Нас сбили?
– Похоже на то.
– Чем?!
– Соплей дракона Кадума. – Настя нервно хихикнула. – Он таки и в самом деле охраняет Божью Рану.
– А серьезно?
– Откуда я знаю? – рассердилась девушка. – Шандарахнули так, что даже защита «голема» не выдержала. Эй, драйвер, ты меня слышишь?
Инк не ответил.
– Сдох! –
– Как мы попадем в трансгресс?
– Придумаем что-нибудь.
Настя зашевелилась, начала освобождаться от упруго-податливых складок защитного кокона. Вылезла из кабины ногами вперед, повозилась у диафрагмы сфинктера. Что-то хрустнуло. В диафрагме образовалась щель, пропуская внутрь аппарата луч света. Настя скользнула в щель, исчезла.
Тарас последовал за ней.
«Голем» лежал в ложбинке между пологими холмиками и грудами камней. Строгую форму тетраэдра он потерял и представлял собой конгломерат дымящихся ребер и перьев. Издали он, наверное, походил на разбившуюся о скалы птицу.
– Бедный! – пожалела аппарат Настя. – Такой удар принял на себя!
Тарас промолчал. Сомнения в правильности избранного поведения снова всплыли из подсознания, заставили переживать. К тому же не проходило ощущение, что их разглядывают все те же недобрые глаза.
– Куда направимся?
Настя свернула шлем, тряхнула волосами.
– Маршрут у нас один – в центр Божьей Раны. Там и должен располагаться Посох Хао, что бы он собой ни представлял. Или у тебя другое мнение?
Тарас тоже свернул шлем, вдохнул воздух Марса, разреженный на этой высоте, насыщенный запахами плавленого камня, металла и сгоревшего пластика.
– Меня больше волнует, как мы вернемся обратно.
Брови подруги сошлись в линию.
– У меня такое впечатление, что ты трусишь.
Тарас порозовел, оскорбленно вскинул подбородок.
– Я не боюсь! Но у нас действительно проблема.
– Проблемы для того и созданы, чтобы их решать. Дойдем до Посоха, отыщем Лося и Аэлиту и подумаем, как вернуться в родную Ветвь. Подходит тебе такой вариант?
Он отвернулся, помедлил.
– Хорошо… Все равно у нас нет другого выхода.
– Не рефлексируй, Жданов, безвыходных ситуаций не бывает. Зато интересно. Надо же выяснить, кто нас сбил и по какой причине. Следуй за мной.
Она поднялась на гладкий каменный купол, в который уткнулся носом полуразрушенный «голем«, подняла ко лбу козырек руки.
Тарас, волоча ноги, поплелся за ней.
Осмотрелись.
Упали они примерно в десяти километрах от центра Божьей Раны. Дно шрама, проделанного не то падением крупного астероида, не то каким-то мощным взрывом типа ядерного, было гладко-пористым. Лишь кое-где виднелись языки и россыпи камней, округлые вздутия и ложбинки, заполненные песком и пылью. Двигаться по такой местности можно было без труда.
– Готов? Потопали.
Тарас посмотрел на густо-синее небо с прожилками зеленовато-желтых облачных струй. Солнце висело высоко, но его лучи кожу лица почти не нагревали.
– Почему нельзя подскочить по воздуху? У нас же есть антигравы…
– Потому что система, сбившая «голем», может отреагировать
и на более мелкие летающие объекты. Зачем рисковать?– Тогда пошли пешком.
И они двинулись к центральной дыре разлома, дети своего мира и своего века, по-разному оценивающие степень опасности пути, но одинаково уверенные в том, что опасность не смертельна.
ТРЕВОГА
Диаметр шара, заключавшего внутри себя модель «куста» Древа Времен, достигал десяти метров. Когда модель включали, шар превращался в сложнейшую «елочную игрушку», светящийся объемный узор которой – фрапль или фрактальный кластер – действовал на зрителей как психотронный генератор. Отвести взгляд от этого чуда природы и человеческой мысли одновременно было трудно. Созерцание затягивало как наркотик. И были случаи, когда допущенные к работе с фраплем сотрудники Хроноинститута теряли сознание и долго потом не могли прийти в себя. Поэтому допускались в зал темпорконтроля только специалисты с устойчивой психикой. Павел Жданов относился именно к таким специалистам.
Он прибыл в Хроноинститут не как сотрудник СБ УАСС, а как частное лицо, и сразу направился в зал оперативного наблюдения за неустойчивыми Ветвями Дендроконтинуума. Потом посетил зал инк-оперирования, а оттуда уже направился в зал темпорконтроля, где провел в общей сложности два с лишним часа, разглядывая различные «кусты» Древа и поддерживая связь с Большим инком Института. Здесь его и нашел директор Института Григорий Белый.
– Есть новости?
– А у тебя? – рассеянно ответил Жданов вопросом на вопрос.
– Они посетили бункер, экспроприировали «голем» и воспользовались универом для выхода на трансгресс. Теперь они уже в другом инварианте. Если бы знать – в каком.
– Я догадываюсь.
– Вот как? – Белый с сомнением посмотрел на друга. – Почему же раньше не сказал?
– Не был уверен. Они вот здесь.
Жданов выловил из воздуха световую указку и направил на шар объемного визинга Древа. Серебристый тонкий лучик уперся в крохотную «шерстинку» коричневого цвета, прилепившуюся к более толстой «сосновой иголке» темно-зеленого цвета.
– Что это за инвариант?
Павел обвел часть «куста» световой линией, и она скачком увеличилась. «Шерстинка» выросла в «еловую шишку», заканчивающуюся черной нашлепкой.
– С этим инвариантом кто-то серьезно поработал. Он тупиковый, выскочил как прыщ на теле затронутого прошлой Игрой инварианта и никакого развития не получил. Засыхает помаленьку. Такое впечатление, что его вырастили намеренно и законсервировали, причем очень давно – миллиарды лет назад, относительных, конечно. Спрашивается, зачем?
– Он понадобится проигравшему Игроку в следующей Игре.
– Возможно. Есть и другая идея. Эта веточка – схрон. Игрок в ней что-то спрятал. Бегство нашего подопечного Нгоро Мвысу в этот район косвенно подтверждает подозрения.
Павел убрал увеличение, ткнул указкой в красивый узор на противоположном краю модели.
– Наша Ветвь.
Луч переместился к «еловой шишке».
– А это искомая Ветвь, готовая схлопнуться в любой момент.
Точки, помеченные Ждановым, засияли ярче и соединились ало светящейся ломаной линией.