Магазин потерянной любви

— Не совсем, — ответила она. — Как вам объяснить? К примеру, мне хорошо с вами, но это не означает, что я полюблю вас или что мы займёмся сексом. Да и кто вообще может поручиться за свою ориентацию?

Хью говорила правду и объективно была права. Физиологически любой человек готов к любым отношениям. Эмоционально же — как повезёт. В среднем каждый седьмой склонен к гомосексуализму с детства, примерно половина определится чуть позже, а остальные думают об этом, но противятся этим мыслям из-за страха. Страх парализует их свободу, они предпочитают обманывать себя, а затем врут остальным и всему миру.

— Почему вы спросили?

— Вы мне нравитесь, может, я и влюбился бы в вас, поэтому не хотел домыслов, но домыслы остались.

— Вы честный человек.

— С некоторых пор.

— С тех пор, как взялись за Джонину историю? Зачем вам это?

И вправду — зачем? Никаких гениальных мыслей у Джони не было, а если и были, ими занималась Нефёдова. Судя по всему, Джони придерживался традиционных взглядов, избегал собраний и тем более демонстраций. Он был застенчив и старался никому не мешать. Папа у него давно умер, а на детских снимках он походил на кота Леопольда. Разве что любовь и то, как Джони волочился все эти годы за Викой Россохиной. Так, а кто не волочился за кем-нибудь? Люди волочились друг за другом, словно коты Леопольды за своими мышами. Мыши смеялись над ними, они изматывали их, а коты не знали, что и предпринять.

Подобные отношения Митя считал браком, но он также и не сомневался, что этот брак является естественным следствием эволюции человека. Бактерия, о которой он размышлял чуть ранее, была вынуждена волочиться за кем-нибудь, но при этом волочились и за нею. И Хьюлет, и Митя испытывали друг к другу схожие чувства, но пока ещё сдерживали их. Они словно наводили порядок в своих головах и пытались разобраться, что к чему.

Хороший человек, думала Хьюлет. Честный и искренний. Он хочет понять действительность. Так и я хочу, но всё без толку. Вокруг один мусор. Джони прав — мусор, конечно, можно собрать, но вывезти, а тем более утилизировать — нет.

Всё слишком запущено, будто вторил ей Митя Захаров. Одна несправедливость порождает другую, а та следующую. Он так и видел снежный ком, катящийся с горы. Подмосковный «Снежком» в своём роде. На этом курорте никто и не помышлял о сменяемости времён года. Справедливость была иллюзией. К ней можно стремиться сколько угодно. Кое-кто и стремился, но напрасно. Объём формальных данных превышал здравый смысл, и Леопольд с его мышами терялся: он и хотел бы вывезти мусор, да не мог.

ВЫВОЗ МУСОРА

Главным персонажем в этом рассказе была Наташа Рёнэ — мученица за демократию, жертва офисной деспотии и последний Джонин друг в «Прекрасном мире компьютеров». Поняв, что с мусором ей не справиться, она улетела в космос. Преодолев окрестности Солнечной системы, Наташа решила лететь дальше и спустя время приблизилась к Магеллановым Облакам. Это была одна из ближайших к нам галактик, хорошо заметная невооружённым глазом в Южном полушарии.

Там же ей попался космический корабль инопланетян. Они состыковались и вскоре наладили дружеские отношения. «Вывоз мусора? — удивились они. — Да не вопрос». Вполне за приемлемую плату эти добрые существа предложили и вывоз, и утилизацию, и захоронение. О захоронении Рёнэ и не мечтала, но почему бы и нет?

«Почему бы и нет? — полемизирует Джони. — Захоронение, если верить православной традиции — единственный способ успокоить душу». И Дальше: «Утилизацию и захоронение Рёнэ считала неотъемлемой частью бракоразводного процесса. В широком смысле это касалось любого расставания, а в ещё более широком — и эволюции сознания». В самом деле, размышляла Наташа, расположив к себе инопланетян и поглядывая в иллюминатор, зачем таскать за собой груз прошлого? Как правило, он отвратителен. Взять хотя бы Великую Октябрьскую революцию. Захорони мы в девяносто первом КПРФ — не было бы теперь и Единой России. Конечно, мусор в голове остался бы, но также ясно, что его было бы значительно меньше.

Тут как с немецким кладбищем в Мухосранске — никто ничего не захоронил. Немец как был злодеем в газете «Правда», так и остался в русской голове врагом. В лучшем случае это «наши немецкие партнёры», но ведь любому ясно, что речь идёт лишь о скелетах. Они и до сих пор раскиданы где попало. Присмотришься внимательней — а там немецкие кости и свастика на заборе. «Видите, сколько грязи в жизни русского человека?» — обращалась Рёнэ к инопланетянам.

Да, инопланетяне видели. Сквозь иллюминатор им открывалась незавидная участь всего живого: люди тратили всю свою прибыль на уборку отходов, а отходов становилось всё больше. Взять, к примеру, выборы президента Путина. Затраченный для победы ресурс несоизмерим с нравственной потерей. 63 % набранных голосов — это ведь тоже мусор, а как вывезти его, никто не знал.

«Придётся много работать», — призналась как-то Ксения Собчак после очередного митинга «За честные выборы». По её словам, теперь приличному человеку придётся выносить мусор и за себя, и за других. Непростая задача. Попросту говоря, для возмещения гуманитарного ущерба потребуется бесконечность. «На фиг надо», — иронизировала Наташа. Она летела в межзвёздном пространстве и жалела, что родилась.

Прожив некоторое время в Европе, Рёнэ довольно быстро постигла истинный смысл буржуазной демократии и прониклась ею. Как выяснилось, в буржуазной демократии нет ничего заумного. Её целью являлось отнюдь не подчинение меньшинства большинству, и даже не подчинение, как таковое. Прежде всего тамошние люди получали возможность жить без страха за инакомыслие. Иначе говоря, мусор там утилизировался сам собой. Механизм казался естественным. Впрочем, так оно и было: любая свалка там являлась частной собственностью, а мусор тщательно отсортировывался. Конституция в отличие от русской была не поверьем, а сугубо практическим документом. В зависимости от объективных свойств западные отходы преобразовывались и в конечном итоге получали вторую жизнь, свою цену и самодостаточность.

В этом месте Митя сосредоточился. Бракованная любовь была таким же мусором, как и любой другой. При правильном подходе и ей можно было придать вторую жизнь. Джонины рассказы то и дело подбадривали Митю, а этот в особенности.

В заключительной части Джони рассуждает о путях демократизации России и приходит к неутешительному выводу. Буржуазная демократия здесь возможна лишь в результате оккупации страны — либо экономически, либо военным способом. И то и другое крайне затруднительно. Люди, в большинстве своём ненавидящие весь цивилизованный мир, ни за что не отдадут ни свой рынок, ни свою территорию.

Ни о какой «Эпохе буржуазной демократии» в России не может быть и речи. Страна будет обрастать мусором и постепенно приспособится к нему. Длительный этап эволюции русского человека закончится полной его деградацией до состояния бактерии. Впрочем, к этому состоянию придут и остальные нации. Взять тех же инопланетян. Те хоть и слушали Рёнэ, открыв рты, но были обыкновенными бактериями. Крошечные микроорганизмы, спасавшиеся бегством от такой же деспотии в своих Магеллановых Облаках.

Так и закончился последний Джонин рассказ.

В целом, ничего особенного, рассуждал Митя. Узнай он об этом из «Книжечек» на «Эхе Москвы», то не придал бы значения. Но ни «Книжечек», ни Джони уже не было. Подобно простейшим бактериям будущего они покинули сцену, оставив по себе лишь занавес и недоумение: «Зачем?» Да кто ж их теперь поймёт? — припомнил он Тайку Нефёдову и опечалился.

Покончив с «Вывозом мусора», Митя взглянул на Хьюлет, затем на часы и покачал головой — время будто остановилось. Кусочки льда по-прежнему плавали в стаканах. Мануилова клевала свой салат, а дождь стучал себе и стучал по жестяной крыше «Грабель».