Магазин потерянной любви

К тому же он был боров и редко когда проигрывал. Лиза же дралась умом и, так или иначе, всегда уступала. Целью её борьбы была обыкновенная справедливость, а та, словно гамак в пустой каюте, болталась и не давалась. Вероятно, Берковиц и вправду была дурой, а добавленной стоимостью применительно к её борьбе являлась земля-матушка.

Помимо биржевых новостей и сентиментального объявления к доске был прикреплён календарь за 2004 год. Матерь божья, мелькнула мысль. Календарь истрепался от времени и вызывал тоску. «Да это корабль-призрак», — подумала Лиза и в целом угадала. Два или три десятка дат в календаре были обведены кружками и заштрихованы. Лодка словно болталась в закрытой акватории. Из кружков исходили стрелки с комментариями. В основном они касались человеческих отношений — отчасти любовных и преимущественно утраченных.

Выцветший календарь и в самом деле производил впечатление корабля-призрака. Давно пережив заштрихованные кружки и понимая, что лучше уже не будет, люди всё равно тянули стрелки всё дальше и дальше. Время, таким образом, являлось добавленной стоимостью их любви. «Скорей бы уже высадиться где-нибудь, — думала Лиза. — Да где ж тут высадишься?»

В этом месте Джони делает отступление и завершает фрагмент повествованием от первого лица. Митя обрадовался. Он будто вновь услышал давно позабытый Джонин голос.

«Еле продвигаясь в своём троллейбусе из-за нагромождения машин, — пишет он, — мне, как и Лизе Берковиц, хотелось поскорей выйти на улицу, но я не мог. Кругом, казалось, катились волны. Закончив накануне рассказ о постсоветском Понте, из головы не выходила водная гладь. «Блядь», — ругался я, но это не помогало. То опускались сумерки, то занимался рассвет, и не было никакой возможности высадиться и пойти наконец пешком. Тогда-то мне и пришла мысль об инопланетянах.

Вероятно, именно они и перекрыли дорогу.

Весь этот Понт, космический автомат и мытарства Лизы Берковиц устроили злобные инопланетяне. Мало ли, что их не видно. Да и вообще — разве повстречаешь инопланетян, основываясь только на сходстве с человеком? Ответ напрашивался сам собой. Эти существа если и были, их форма жизни принципиально отличалась от нашей с Лизой.

По крыше троллейбуса застучал дождь.

Из окна виднелся баннер с объявлением о концерте Sum 41 в «Арена Moscow». Концерт давно закончился, и что ж? Как и мы с Лизой, объявление потеряло всякую надежду на высадку и теперь просто висело. Подобно календарю с корабля-призрака, объявление свидетельствовало об извечном стремлении людей к возвращению. Возвращение же, по словам Кундеры, есть не что иное, как примирение с конечностью жизни. Вот и думай — высаживаться или нет? Не стану, решил я. Объявление висело неподалёку от Маломосковской улицы. Впрочем, где оно только не висело. Ясно, что на меня в этом районе не было ни малейшего спроса. Были лишь предложение и себестоимость. Но как правильно заметила Берковиц, кого волнует себестоимость человека, когда на него и спроса нет?»

Спрос на приличного человека — редкость, размышлял Митя. Рассказ о постсоветском Понте выглядел особенно актуальным на фоне недавнего присоединения Украины к РФ. Понт, о котором писал Джони, нашёл своё материальное подтверждение. Странно, что для главного персонажа Джони использовал Лизу Берковиц, в реальности и знать не знавшую перипетий российской действительности. «Российский сыр» — вот то немногое, что осталось у неё в памяти от посещения Федерации в конце десятых. С другой стороны, не будем забывать, что Лиза — лишь образ и, по словам Кати Мануиловой, имеет весьма опосредованное отношение к настоящей Берковиц. Кроме того, иностранцам не мешает поближе узнать постсоветский Понт — уж слишком много восторженных мнений идёт с их стороны в последнее время о России и её сателлитах.

VII

«Российский сыр» между тем и до сих пор продавался во всех продуктовых магазинах Содружества Стран-героев. Это Содружество во всей своей самобытности набирало силу. Его новая коммунистическая идея (в высшей степени имперская идея) вновь завоёвывала умы человечества. Ни о какой потерянной любви здесь не могло быть и речи. Тут и любви-то никто не знал. Ценность чувства в постсоветском Понте определялась исключительно материальными соображениями, а поскольку жизнь была — отстой, то и чувств не наблюдалось. Если не считать, конечно, повсеместный хохот, стрельбу и звук перфоратора, доносившийся отовсюду: понтийцы благоустраивали хотя бы жильё, если не жизнь.

Понимая, что лучшего теперь не ждать, Джони гонял своих персонажей по всему свету, пока, вероятно, и сам не оказался у разбитого корыта. Последние его записи относятся к осени 2019 года, когда его герой прибывает наконец в Феодосийский порт. Как раз здесь, в юго-восточной части полуострова, измотанный Джони Фарагут и завершает свою одиссею. В одиночестве и при полном душевном раздрае. Это и есть по сути добавленная стоимость его любви.

ДОБАВЛЕННАЯ СТОИМОСТЬ

«В Джонином представлении, — читаем мы в заключительных главах, — исход драматической пьесы, каким бы он ни был, являлся лишь частью хорошо продуманной маркетинговой акции». Взять хотя бы Тайку Нефёдову — пиар-менеджера компании «Римус».

— Согласись, — говорила она, — бесконечную колбасу разве продашь?

— Непростая задача, — соглашался Джони.

— Так вот, — Тайка сложила свой «Продовольственный бизнес» и улыбнулась, — чтобы продавать было легче, колбасу надо поделить на части.

Складывалось впечатление, что Нефёдова наконец устроила свой быт и была по-настоящему счастлива. Нет, в самом деле, пьеса, поделённая на части, и воспринималась проще, и имела существенно больший успех. Даже провальная постановка вскоре забывалась. Колбаса съедалась, и человек принимался думать о новой. Станет у плиты, включит чайник и размечтается: а не купить ли колечко-другое «краковской»? Купить. Джони прекрасно представлял себе этого покупателя, его плиту и тележку с колбасой в магазине «Билла».

Жизнь обывателя неприхотлива, убеждался он раз за разом. Счастье, поделённое на части, позволяет человеку хотя бы не убиваться попусту: не сейчас, так позже. Вот два примера из новостной ленты «Римуса». В Мухосранске разбился аэростат — сто пассажиров как не бывало. И второй: колбасный цех «Бородино» возобновляет производство «сырокопчёной российской». Ведь ясно же, что провальная постановка в Мухосранске — лишь часть этой бесконечной «сырокопчёной». Последние мысли воздухоплавателей были записаны на магнитную ленту, но обнаружить «чёрные ящики» так и не удалось. Можно сказать, что мыслей и не было. Как не было и непрерывного удовольствия. Счастье, поделённое на части, — единственная реальная его форма. Череда половых актов, денежных переводов и любви (потеряв одну, находишь другую).

Так что «Занавес» — не последняя книжка Милана Кундеры. Джони припомнил, как купил её лет десять назад и вдруг подумал, что это, быть может, последняя его книжка. Беспокоил и возраст писателя, и название. К тому же не оставляло предчувствие дождя. В тот день поднялся небывалый ветер, он трепал листья, выметал из подворотен пыль, и та искрилась в жёлтом свете фонарей, словно скорый снег. Писателя давно уж нет, но книжки писались, и Джони будто читал их. Они сыпались с неба и кружились в воздухе не прибитыми листьями в осеннюю пору.