Магазин путешествий Мастера Чэня

Штукатурка стен, сваленная в кучу на полу, в бурых пятнах и потеках. И два участка стен, еще не ободранных. Что-то расплесканное по ним, багрово-лиловое, летающие вокруг мухи.

И тайские рабочие с лицами, завязанными платками по самые глаза – как замороженные, машут мне рукой и продолжают свое тюк-тюк по этим кошмарным стенам.

Пятнадцать метров до того места, где мы с Аллой лежали по утрам все эти дни. Всего пятнадцать метров.

– Я о многом думала, пока тут валялась, – поприветствовала меня она. – Например, что стала лучше относиться к собственной толстой заднице. Раз уж тебе она так явно нравится.

– Хорошо! Еще что-то?

– Конечно. Я решила, что у вас, христиан, очень добрая религия. Потому что мы тут предавались все эти дни как минимум двум смертным грехам, чередуя их. И ничего. Нас, по идее, должен был поразить какой-нибудь архангел с мечом. Или это мне индульгенция за московские страдания и, я не боюсь этого слова, погромы?

– Кстати, да, – сказал я, думая о своем. – Но на нас наслали потоп, вообще-то… Архангел же – ну, мог еще не прилететь… Он задерживается…

Сейчас, вспоминая тот день, я снова и снова думаю: нельзя было так рисковать, надо было схватить эту Аллу в охапку и нестись куда угодно, только подальше. Ведь это чудо, что ни с кем из нас в итоге ничего не случилось.

Но тогда я решил проявить выдержку. У меня были даже некоторые основания к тому.

Мэнаки, как я понял, совсем не пхи и не асванги – ночь для них ничего особенного не значит. Нам оставалась последняя ночь, и…

И раз за все эти дни ничего не случилось…

Ведь правда же – оно могло сделать что угодно все эти дни и ночи. Значит, оно чего-то ждет?

Я даже знал чего. Но вода еще не превратила город в изолированный остров. Еще было время. Меньше суток – должно хватить.

– Странный рай, – сказала Алла. – Дождливый. Теплый. Сырой. Теперь я знаю, какой он. И какого же черта я сижу там… Жизнь – она здесь.

– Ага, вот эти вороватые белко-хомяки с деревьев, зазеваешься – растащат всю картошку с тарелки. И будут бороться за нее со скворцами. Всюду жизнь.

– Да ладно эти – вон, муравьи. Слушай, я люблю здесь каждого муравья. Им и дождь нипочем…

– Из местных легенд: жил-был новый русский. Приехал в Таиланд. Укушался виски, утомился, упал на дорожку в саду. Десять минут – уже доели муравьи. Остались тапочки, шорты и часы от Патека Филиппа.

Мы шли на вечернюю прогулку, сверху нависала гордая башня «Хилтона», виднелись грустные лица, обращенные к нам с балконов. Собственно, это был еще не совсем вечер, а время розовых облаков (если бы было солнце), час между птицей и мышью. Сейчас птицы дико орут все сразу на дереве у ворот с охранником, обсуждая уходящий день, мыши молча чертят свой размытый зигзаг в воздухе, тренируются – а потом, когда спускается тьма, овладевают ночью.

«Если мы уедем отсюда без труда, то – наверное – будет потом уже некуда возвращаться», – подумал я. И посмотрел на белые магнолии на фоне черепицы цвета подосиновика, на сплошные балюстрады вдоль всего фасада, плавный излом крыльев здания. Каждое дерево и куст с табличкой, вот на ближайшем – «Рангунский вьюнок».

А там, на севере страны, вода продолжала заливать городские кварталы и деревни вместе с рисовыми полями. Бангкок с его дамбами и водосбросами в целом держался, заслоняя собой аэропорт Суварнабхуми.

И мы спокойно пережили эту ночь – более того, я отлично спал. До сих пор не понимаю, почему был так уверен, что с нами ничего не случится.

Утро, серые облака несутся над головами. Завтрак – а как вы думали? Да, мы пошли туда на завтрак.

Помню, как я обводил взглядом немногих оставшихся отдыхающих. И как им сказать, что надо было бежать, бежать еще вчера? Что они ответят?

Смешно.

И вот тогда на садовой дорожке из дождя возникли три фигуры. Женские, в одеждах цвета смерти – белого. А женские ли? И совсем не тайки, три европейские блондинки непонятного возраста, все с тяжелыми челюстями, они шли над стелившимся над землей душным туманом, шли сюда, к нам, на веранду для завтрака. Они были голодны.

– Сават ди ка! – вскричал женообразный мэнак, бросаясь к ним и распахивая пасть.

– Хай! – с сиплым шипением ответила одна из белых фигур, и все три раскрыли рты в приветственной улыбке.

Я посмотрел краем глаза на их зубы и отвернулся: вот оно. Мы все сделали правильно и вовремя.

– Видишь тот внедорожник, изящный как бегемот? – сказал я Алле. – Это за тобой. Ну-ка вот что: сейчас прямо туда и иди. Поговори с шофером о чем-нибудь. Не отходи ни на шаг. Я принесу твой чемоданчик.

Она не пыталась сопротивляться, хотя видно было, что еще прошлась бы по саду, кинула монетку в море…

С ее чемоданом и моей сумкой, помню, я шел по дорожкам, обходя как можно дальше то место, где еще звенели вилки и ножи на завтраке, доносился запах кофе. Шел и думал: а ведь обидно будет, если в последний момент…

– Навигатор говорит: вся дорога хорошая. В одном месте чуть подтоплено, вот на столько, – показал мне шофер. – И там пробка. Но через пять часов максимум доедем.

Мы договорились с ним, что он позвонит мне, когда взлетит на эстакаду над поблескивающими водой рисовыми полями.

– Ой, – сказала Алла, поняв, что по нашей улице вверх, к видному отсюда шоссе, машине придется пробираться через сплошную воду, все равно что по реке. Она посмотрела на шофера, поняла, что он только что сюда проехал, и успокоилась.

Я вдохнул в последний раз запах ее волос.

– Ну, ладно уж, ладно, – сказала она с недовольством.

И дождь пошел снова.

С сумкой в руке и раскрытым зонтиком в другой я двинулся по этой же улице вверх. Штаны были подвернуты до колен, вода расходилась от моих ног длинными усами. За домик и все прочее я заплатил еще вчера, так что больше здесь делать было нечего.

На моих глазах две струйки сомкнулись, отрезая от мира еще одну боковую улицу.

– Вы бы разобрались насчет вашего мэнака, – сказал я по-английски охраннику у ворот. – Это же опасно.

– Да, да! – весело сказал он, ничего не поняв. А чего еще я хотел?

Два часа я прождал у машины и в ней самой, пока не раздался звонок от шофера: внедорожник на эстакаде, дорога до аэропорта свободна. Я крутанул ключом в зажигании, развернул машину носом на юг. И поехал прочь.

В когтях орла

– Никаких тайных ритуалов не было, – улыбается мелкими морщинками великий человек. – Без них обошлось. Я в волшебство не верю.

Он маленький, с узкими плечами и большой головой, на сцене – всегда в крестьянской шляпе, поскольку он народный герой, сейчас – без нее, черные волосы с сединой свободно свисают до плеч.

Когда он выходил с гитарой на кромку громадной сцены – здесь, в Маниле, или в Себу, или Замбоанге, Дагупане или Давао, – стадионы ревели.