Магазин работает до наступления тьмы

По словам пользовательницы, лыжи долго были проклятием ее семейства. Они перегораживали балкон, внезапно выпадали посреди ночи из стенного шкафа, пользоваться ими было невозможно — дерево давно рассохлось и растрескалось. Вдобавок kleine_Hexe с детства страдала от повторяющегося кошмара: ей снилось, что она, еле передвигая ноги, бредет на этих лыжах по заснеженному полю. Впереди, выстроившись в цепочку, молча идут другие лыжники. Смеркается, ветер сечет лицо снежной крошкой. Идти очень тяжело, ноют замерзшие пальцы, и кажется, что нет и не будет никогда на свете ничего, кроме холода и боли. Вдруг впереди раздается крик, он катится волной, становясь все громче, голоса передают его, как эстафету — обрывается один и тут же вступает другой. Она видит, как фигуры лыжников по очереди с головой проваливаются в снег, резко и стремительно, словно кто-то снизу дергает их за ноги. Крик — и человек исчезает, только вьются потревоженные снежинки над местом, где он только что был. И в тот момент, когда поле проглатывает лыжника, идущего перед ней, и что-то безмолвно и быстро устремляется к ней под слоем снега — она, задыхаясь от ужаса, просыпается.

В детстве kleine_Hexe думала, что это ее личный кошмар. А повзрослев, узнала, что и родителям, и брату, и порой даже гостям, остававшимся у них в доме на ночь, — всем снились белое поле и обреченные лыжники. «Отчего же мы не выкидывали эти лыжи? — вопрошала пользовательница. — О, на моем веку от них пытались избавиться много раз!»

После каждого выноса лыж к семейству во сны являлся дед, их законный владелец. Почти такой же, как при жизни, только зализанные набок волосы теперь прикрывали не лысину, а голую кость, и глазницы затянула бархатистая паутина. Бесстыжие, говорил дед, привыкли ко всему готовенькому, с жиру беситесь. Забыли, как голодали люди, мякину ели, как дед сквозь пургу на этих самых лыжах в соседнее село бегал, чтобы для вас же, неблагодарных, муки добыть. Ноги все стер, вот, смотрите, до самой кости. Дед на вас жизнь положил, а вы вещь его сберечь не можете. И много ли места те лыжи занимают — к стенке прислони да забудь. Нельзя выкидывать, пока целое, пригодится ведь, хватитесь, заплачете, когда прижмет. Всех прижимает, и голод еще будет, и война, вы не думайте, что в рай на дедовом горбу въехали. Что ж вам так неймется последнюю память о старике выбросить, совести у вас нет… И спозаранку, еще толком не проснувшись, измученные домочадцы бежали на свалку за лыжами — и всегда обнаруживали их в целости и сохранности. Дед уходил, и во снах семейства вновь раскидывалось заснеженное поле.

Вскоре после смерти отца, который завещал ни в коем случае не выбрасывать лыжи, kleine_Hexe увидела в интернете вот это самое объявление и обратилась в безымянный магазин за помощью. Явилась «некая девица» — чувствовалось, что в это определение культурная пользовательница вложила все свое недовольство, — нагрубила и натоптала грязными сапогами, но лыжи забрала. Денег не предложила, хотя и сама не потребовала, ворчала, что лыжи слишком длинные, что к ним «кто-то прицеплен», что бы это ни значило, и вообще вела себя возмутительно. Но с тех пор ни исчезающие лыжники, ни мертвый дед пользовательницу не беспокоили, она наконец стала нормально высыпаться и даже познакомилась с перспективным мужчиной. Одна беда — он увлекается зимним спортом, а у нее все, что связано с лыжами — хоть палки, хоть шапочки — до сих пор вызывает оторопь.

Вот тогда-то Славик и понял, что надо продолжать. Все оказалось гораздо увлекательнее, чем он думал. В магазине окопались шарлатаны, сумасшедшие, сектанты, а может, там и впрямь творилось что-то необычайное — чем черт не шутит. В любом случае возможности открывались грандиозные, и бросать расследование было нельзя. Для Славика это был, возможно, последний шанс хоть чего-то добиться… На этом месте в его мысленных рассуждениях обычно возникала и картинно недоумевала мама: «И этим ты собрался зарабатывать?» Может, и собрался, у других же получается, хоть ни талантов у них никаких особенных нет, ни умений, одна нахрапистость. А ему не хватает даже элементарной уверенности в себе — спасибо, мама. Если судьба дает шанс, надо за него хвататься. Пока не упорхнула в небо и эта синица, пока он окончательно не превратился в великовозрастного неудачника, брошенного единственной оценившей его девушкой…

Пообщавшись с Хозяином, Матильдой и Женечкой, Славик заметался было, маясь, словно животом, не вовремя проснувшейся совестью. Но кое-как успокоил себя, повторяя два слова: «деньги» и «Леся». Или наоборот. Об остальном подумаю потом, решил он, с проблемами надо справляться по мере поступления. Там видно будет.

***

Эти мысли привычно крутились в мозгу, пока Славик просматривал на ноутбуке все, что удалось заснять в магазине и его окрестностях. И тут кто-то, положив ему на ухо прохладную ладонь, отодвинул его голову влево. Удивленный Славик обернулся и увидел Лесю, которая жадно разглядывала экран. Леся была в ночной рубашке, нечесаная — в последние несколько дней она болела чем-то вроде ангины и почти все время проводила в постели. Она часами дремала, завернувшись в кокон из одеяла и откатившись подальше к стене, а когда изредка вставала — бродила по квартире, как сомнамбула, шаркая ногами и роняя вещи. Она не мылась, и ночная рубашка пропиталась кисловатым нездоровым потом. Разговаривать Лесе, видимо, было очень больно — она только шевелила губами и качала головой, когда Славик в очередной раз грозился вызвать врача. Впрочем, грозился Славик не так уж и часто: увлеченный своим расследованием, он сидел с ноутбуком на кухне или уходил из дома, а когда возвращался — снова находил Лесю завернутой в одеяло по самую макушку.

Но вчера ей явно стало лучше. Вечером она выползла на кухню и принялась жарить яичницу. Славик удивленно наблюдал, как она ставит на конфорку старую сковородку, к которой все пригорает, как разбивает яйцо, кидает скорлупу туда же, в сырой прозрачный белок — плиту она так и не включила, — и медленно, с очень серьезным лицом начинает перемешивать все это лопаткой… Тут Славик не выдержал и рассмеялся. Леся посмотрела на него и тоже захихикала, покачивая головой, словно сама удивляясь своей рассеянности. Славик решил, что все в порядке, Леся идет на поправку — вон, и смеется, и аппетит проснулся…

Только сейчас он понял, что ему напомнил этот смех.

Свистящее шипение, с которым выходит из прохудившейся трубы газ. Точно так же, совсем без голоса, хихикала сумасшедшая бабуля, с которой он дрался в кабинете Хозяина.

— Ле-есь?.. — позвал Славик, чувствуя, как от лица отливает кровь.

Леся нависла над ним и ладонью прижала его руку к клавиатуре ноутбука. Надавила на безымянный палец, на средний, под указательным оказался пробел, и включилось видео: зал магазина, по которому идет Матильда. Ролик закончился, и Леся снова нажала пальцем Славика на пробел, и снова, и снова. Она неотрывно глядела на экран, а с ее оттопыренной нижней губы прозрачной нитью свисала слюна.

— Ле-есь?..

Так, вместе, они просмотрели все фото и видео из магазина, которые были на ноутбуке. Потом Леся наконец отпустила заметно побелевшего Славика и взяла со стола его телефон. Повертела в руках, попыталась куда-то нажать, выронила, подобрала, снова выронила и протянула Славику на мелко трясущейся ладони. Не только ладонь — все ее тело подергивалось и покачивалось, и Славик уже не был уверен, что это обыкновенный озноб.

В гнетущем молчании он послушно снял блокировку и положил телефон обратно, но Леся не убрала ладонь. Она поднесла телефон к самому его носу и тихонько хихикнула, словно выпуская сквозь стиснутые зубы пузырь неведомого газа.

— Ле-есь?..

Славик вдруг понял, чего она хочет. Он снова взял телефон, несколько раз провел пальцем по дисплею…

«Потусторонний любовник! — забубнил из динамика Виктор Павлович Ножкин. — Танцующий медиум!»

Леся опустилась на табурет, держа телефон перед собой на вытянутых пальцах, точно блюдечко с чаем. Теперь она больше не загораживала собой дверной проем.

— Лесь, я… п-пойду, — сказал Славик, вставая и пятясь. — Пойду врача тебе в-вызову…

Дальше все произошло очень быстро. С грохотом упал отброшенный табурет, телефон, продолжая бубнить, скользнул по линолеуму куда-то под холодильник, нежно звякнул выхваченный из подставки нож — самый большой, для мяса. Славик оказался сбит с ног и притиснут к стене, а Леся, плашмя придавив нож к его шее, нависла над ним и широко раскрыла рот. На долю секунды Славик явственно увидел в пахнущем зубной гнилью провале что-то темное, тягучее, торопливо ползущее наружу. А расширенные Лесины зрачки вспыхнули, словно под сетчаткой у нее был светоотражающий слой. Потом все это исчезло без следа, как… как мерцающая искра в склянке темного стекла с притертой пробкой. Славик закричал и вскочил на ноги. Леся повисла на нем, ее била крупная дрожь, но при этом Леся приобрела какую-то необыкновенную, противоестественную физическую силу. Ей снова удалось опрокинуть Славика на пол, он, падая, случайно распахнул дверь ванной комнаты и поспешно заполз туда. Молниеносным рывком захлопнул дверь, привалился к ней, нащупал и задвинул щеколду — и только тогда почувствовал, как руки наливаются жаркой болью. Леся несколько раз пыталась ткнуть его ножом, а он, отводя удары, хватался за лезвие и здорово изрезал ладони.

***

Миг обморочной ясности прошел, и Славик сам не понимал, отчего ему почудилось, что Матильда совсем рядом, позови — и обернется. Он только помнил, что ощущение это было острым, отчетливым и плохо поддавалось описанию — точно смутный образ из далекого детства, запах или узор, напоминающий о чем-то прочно забытом, но когда-то хорошо знакомом. Потирая шишку на затылке, Славик добрался до унитаза и нащупал на бачке зажигалку. Крутанул колесико — и неожиданно длинный язык пламени чуть не лизнул его прямо в глаз. Славик прикрутил мощность до минимума, зажег снова, выдохнул с облегчением, увидев очертания знакомых предметов, и побрел к раковине, чтобы хотя бы умыться.

Из зеркала на дверце висевшего над раковиной шкафчика на него круглыми глазами вытаращилось измазанное кровью собственное лицо. Зажигалка заметно нагрелась, и Славик убрал палец с кнопки. Давящая темнота вновь облепила его. Было слышно, как Леся с хрустом царапает дверь ножом. Это сон, подумал Славик. Затянувшийся отвратительный сон…

И тут ясность вновь нахлынула на него. Словно кто-то смахнул пыль с воспоминаний о снах, в которых ему являлась Матильда, и он вспомнил их в мельчайших подробностях. Как она стращала его, вмурованного в стену пещеры. Как внезапно появлялась в комнате, благодарила и выходила в окно. Как осуществила его тайную мечту, расправившись с мерзкой телевизионной теткой прямо через экран. Кажется, были еще сны, она приходила к нему чаще, чем он думал, просто о некоторых посещениях он забыл. Эти сны объединяло странное, ни на что ни похожее ощущение чужого присутствия, как будто Матильда не была частью предлагаемых дремлющим мозгом обстоятельств, а действительно приходила… От отчаянных попыток вызвать это ощущение в памяти у Славика поплыло перед глазами, все опять заволокла цветная калейдоскопическая пелена.