Магически и не только… одаренная семерка и их декан

Будучи давно и довольно близко знакомым со своим соперником по игре, тролль знал, что игра в бильярд для его друга и босса являлась чем-то сродни медитации. И что, по большому счёту ему другу и боссу было плевать — выиграет он или проиграет. Главное для него было то, что оценка расположения шаров на столе и расчёт траектории их направления каким-то образом упорядочивали его мысли и помогали принимать, если не верные, то, по крайней мере, хорошо взвешенные и обдуманные решения.

И, судя по отсутствующему взгляду, конкретно в эту игру его друг и босс был намного более далёк от бильярда, чем обычно…

Тем обиднее, полагал Вайлд, было проиграть, если сам он в это же время вкладывал в игру и душу, и сердце и ум, и всё своё внимание.

И потому, будь он на месте богов игры в бильярд, он бы обиделся и обязательно помог бы выиграть эту партию тому, кто жил и дышал игрой, а не тому, кто эту чудесную, совершенно замечательную высокоинтеллектуальную игру использовал, как вспомогательный инструмент.

— Я это к тому, — с намеренно провокационным ультиматумом обратился он к богам, — что, если вы и, в самом деле, существуете и если вы — справедливы, то вы просто обязаны помочь мне выиграть! Иначе же это будет означать, что вам настолько же плевать на игру, насколько и этому не верящему в ваше существование еретику!

О да, не святым Вайлдом руководили зависть, тщеславие и жажда победы!

И всё же он был прав.

Александр совершенно не следил за игрой. Он даже не знал выигрывает он или проигрывает, настолько глубоко он погрузился в раздумья.

А подумать ему было о чём: он в очередной раз прокрутил в своем воображении десятки сценариев будущего, и в каждом из них его подопечной угрожала, если не одна смертельная опасность, то другая.

К сожалению, особенностью его дара предвидения было то, что он никогда и ничего не знал наверняка: всё, что он знал — это процент вероятности того или иного события. И если обычно — это его вполне устраивало, то в данный момент это безумно его раздражало и даже бесило!

Почему, спрашивал он себя, я вижу всего лишь вероятности? Насколько проще было бы увидеть хоть что-то определенное. Хоть, какую-ту подсказку. Но нет, я до всего должен додумываться сам. А что, если я задаю совсем не те вопросы, которые следовало бы задавать? Вдруг, я упускаю, просто не замечаю, что-то очень важное, что могло бы помочь, но я об этом не знаю?

Разумеется, по мере накопления информации, его вопросы будут становиться всё точнее и точнее и, в конце концов, наступит момент, когда он будет знать точно, какой из вариантов будущего реализуется наверняка.

Однако потом его не устраивало, ему нужно было знать СЕЙЧАС.

Основная дилемма его была в том, что, с одной стороны, запечатанный дар его подопечной таил в себе поистине неисчерпаемые возможности, благодаря которым он мог бы получить ответы на многие вопросы.

С другой же стороны, этот дар почти наверняка станет проклятием для неё. Настолько страшным проклятием, что в какой-то момент — смерть покажется ей счастливым избавлением.

Возможно, они с Эланой и смогут защитить Кэссиди от чувств и эмоций, которые в Агейре Вегарде и его сыне вызвала агония смерти, но смогут ли они защитить её потом?

Потом, когда она ежечасно, ежеминутно начнёт воспринимать чувства и эмоции совершенно посторонних ей людей. Не все, из которых будут положительными. Да и те, положительные тоже — недолго будут приносить ей радость.

Смогут ли они с Эланой защитить Кэссиди, если вдруг она начнёт сходить с ума от того, что окажется неспособной отделить чужие чувства и эмоции от своих?

Накануне он провёл бессонную ночь, пытаясь получить ответы на эти вопросы.

Однако чем больше он узнавал о сенситивных эмпатах, тем больше убеждался, что он был прав, никакой это не дар, а проклятие. Проклятие, которое рано или поздно забирало у всех своих жертв либо разум, либо жизнь.

Если бы он был уверен, что контролирует ситуацию, то его решение было бы уже принято и не подлежало пересмотру. Он не позволил бы Кэссиди распечатать дар и точка.

Однако он её не контролировал.

И дело было не только в Элане и Кэссиди, поскольку не только они, но и вероятности будущего приняли своё решение и менять его были не намерены.

И если первые две нещадно давили — морально, то вероятности, не менее нещадно, давили — интеллектуально и логически.

Вот такая вот у него была мощная оппозиция.

Поэтому, обеспечив свою подопечную всей необходимой информацией, он отдал право принятия окончательного решения ей на откуп.

В конце концов, это её жизнь, её здоровье, а значит ей и решать! Твердил он себе снова и снова. Вот только мантра эта не помогала от слова «совсем». Он всё равно чувствовал себя ответственным.

Биток толкнул шар под номером «пять», который отскочив, зацепил собой шар под номером «одиннадцать» для того, чтобы направить того прямёхонько в лузу.

Победное же шествие шара номер «пять» на этом не закончилось. Слегка отклонившись в сторону при столкновении с шаром номер «одиннадцать», он, судя по последующему смачному поцелую, полетел на крыльях любви к шару номер «семь».

Страстный и крепкий поцелуй, впрочем, продлился всего долю секунды, после чего оба шара разошлись, как в море корабли, каждый направившись к своей пристани.

Первой, так как и путь его был более коротким и двигался он проворнее, в пункт своего назначения прибыла «семерка».

Со всех глаз следя за явно сдавшим после двух интимных встреч подряд шаром номер «пять», Вайлд ещё раз обратился к богам, намекая им прямым текстом:

«Вот он ваш шанс. Докажите мне, что вы есть!»

И боги его услышали. И даже что там попытались доказать…

Медленно и томно бороздящая просторы бильярдного стола любвеобильная «пятерка» докатилась до самого горла лузы и замерла…

Вайлд замер вместе с ней.

Ветреная кокетка «пятёрка», однако, подобной солидарности со стороны большого и сильного мужчины не оценила, насмешливо подмигнула и… столь же медленно и томно, как и плыла, упала в уже распахнутые объятия лузы.

— Ну, что ты будешь делать! — стиснув зубы, процедил тролль, едва удержавшись, чтобы не переломить свой кий о колено.

Не то, чтобы он был в бешенстве, просто он был в высшей степени разочарован в богах. Он в них почти поверил, а они оказались… слабаками! Или же, что ещё хуже, отплатили ему за веру тем, что посмеялись над ним!

Однако сдержался и философски присвистнув, пробурчал себе под нос:

— Что и требовалось доказать! Нет в этом мире справедливости! В который раз убеждаюсь!

Его, по-прежнему находящийся в практически сомнамбулическом состоянии более удачливый соперник между тем обходил бильярдный стол, бессознательно скользя взглядом по замершим в ожидании очередного невероятного удара шарам.