Магиран из Прошлого

Небольшой эксперимент фотоядерной реакции проведённый мной с изотопом йода 129 с временем жизни 105 лет, который преобразуется в изотоп 128 йода с временем жизни всего в 25 минут. Последний изотоп йода распадается в стабильный изотоп инертного газа ксенона 128. Так должно быть. Но всё происходит совсем не так!

Во всех полученных мной формулах присутствуют какие-то чужеродные непонятные соединения, нагромождения ионов, радикалов… они присутствуют везде, откуда?

Изотоп Йода 128 вместо положенных двадцати минут распадается за восемь! Из тридцати семи известных изотопов йода, только один, 127, стабилен. Но, как лично наблюдаю я, он тоже оказался подвержен распаду. Я не нахожу причину. Но наблюдаю этот факт. И это сводит меня с ума!

Симеон выпалив это, возбуждённо заговорил снова:

– При разложении способом электролиза поваренной соли с целью ее анализа я провёл свои исследования неоднократно и с разными её количествами. Любой химик вам скажет, что можно провести этот опыт бесчисленное множество раз, но при этом всегда натрий и хлор выделяются в одинаковой весовой пропорции – 46:71. Этому не противоречит и таблица Менделеева. Атомный вес вещества и молярные массы всегда будут пропорциональны вышеназванным числам. Я вроде не сложно объясняю, это должно быть всем понятно?

Я кивнул. То, что пока говорил Симеон Штерн, в принципе не выходило за рамки общеобразовательной химии.

Максим Ледовый усиленно морщил лоб, пытаясь правильно понять, что это означает. Николай задумчиво смотрел куда-то на потолок, напоминая мне студента, который своим видом пытается всем доказать, что он знает, но нечаянно забыл. Только один Штык честно таращил непонимающие глаза на Симеона и даже не пытался что-либо понять. Слово "химия" для него было каким-то далёким туманным определением, не имеющим большого смысла. Впрочем, его не в чем упрекать. Его не разрешили учиться этому.

Симеон заметил наше тягостное раздумье.

– Я тебя прекрасно понял, - сказал я. – Продолжай. Можно со специальными терминами. Я пойму или постараюсь понять.

– Нет, - Симеон покачал головой. – Я скажу так, что бы всем сразу стало понятно. Нам всем очень не повезло. Произошло что-то непоправимое. Страшное. Случилась ужасная беда! И из неё нам не выбраться.

– Что случилось? Что? – закричали мы хором. Симеон даже отшатнулся от нас, испугавшись крика.

– Кричать бесполезно, - сказал он. – Вы готовы услышать, что ждёт нас всех?

– Говори, не тяни! – громко сказал Штык и прибавил два-три ругательства.

– Мы обречены, и мы все скоро умрём, - с болью произнёс Симеон Штерн. – Всё дело в окружающем нас мире. Химические элементы почему-то начали очень быстро распадаться, переходя от сложных форм к самым простым, и всё происходит это крайне быстро. Скажу, что окружающий нас мир почему-то начал разрушаться!

– Как это разрушаться? – протянул есаул с недоумением. – Зачем? И что его разрушает? Последствия радиоактивного заражения местности?

– Объясни поподробнее! – попросил я. – Симеон? Ты сам-то, в порядке?

– Я в порядке! – громче сказал Симеон. – Как я могу объяснить, что происходит с нашим миром, если я сам не понимаю ничего!

– Давай по-порядку. Ты провёл исследования трёх элементов, Симеон? – я старался деловым тоном успокоить всех остальных. – Что ты выяснил? Говори, всё, что считаешь нужным, все предположения, как бы фантастично они не звучали. Мы хотим это знать, и может быть, тебе нужна какая-то помощь?

– Я попытался использовать Озонатор для синтеза озона. Вы же знаете что это такое. Под воздействием электрического разряда всегда образуется озон. Но у меня почему-то ничего не получается! Озон не образуется. Понимаете? Это элементарный эксперимент, о котором знает не только инженер-техник, но любой образованный человек! А у меня ничего не вышло! Такого не может быть! Но я вижу и то, что этого действительно нет!

– Может, испортился озонатор? – спросил я. – Недостаточное напряжение в сети или какое-то окисление вольтовой дуги?

– Михаил Аркадьевич! – Симеон взглянул на меня с упрёком. – Я всё проверял неоднократно и ручаюсь вам за свои слова. Если бы прибор был неисправен, то я так бы вам и сказал. Но нет, не прибор виной неудач.

– Может быть, ты объяснишь ещё раз коротко и понятно? Что происходит? – поторопил Симеона есаул.

– Коротко и понятно? – вдруг Симеон отрывисто рассмеялся: – Пожалуйста! В силу независящих от меня обстоятельств на Земле произошли явления катастрофического характера в результате, которых частично нарушена система атомного строения всех химических элементов, образующих все вещества и тела в нашем мире.

– Насколько это опасно для нас? – спросил я.

– Не знаю, - ответил Симеон. – Но думаю это конец не только человечества, но и всего органического мира в целом. Представьте, что часть элементов наших тел уже изменили свои свойства. У нас скоро поменяется физиология, возможно анатомия. Но в худшую сторону, это очевидно. Пятеро умерших нам уже доказали со всей очевидностью, что мы не сможем приспособиться к новой физиологии. Точнее и правильнее сказать, мы, наши тела не предназначены для столь быстрой мутации.

– И это нельзя остановить? – вопросил Кривошеев.

Дальше в разговор я не вмешивался.

– Как? – вопросом ответил Симеон.

– Я не учёный, - с сожалением произнёс есаул.

– А я всего лишь химик-органик, - напомнил Симеон. – Если подходить к этому вопросу со всей серьёзностью, то этой проблемой должна заниматься целая многопрофильная научная группа. Что я смогу один?

– У нас есть доктора, - вспомнил есаул.

– Есть. И что?

– Они могут помочь.

– Каким образом?

– У них же есть какие-то знания по биологии.

– Только самые общие. А тут для работы нужны профессиональные биохимики, генетики, биофизики, физики. Много людей различных специальностей…

– У нас таких специалистов нет…

– И найти их непросто.

– Но можно попробовать поискать?

– Это может занять год-два. Слишком долго.