Магистериум морум

Маг вздохнул.

— Вообще-то, на земле всё точно так же…

— Жаль. Мне нравится разнообразие земли. Её металлы. Её растения. Элементали. Я изучил химию Ада слишком легко. Здесь — простор для науки огромен…

— Это верно, — кивнул Фабиус. — Науки всегда завораживали меня, давали пищу уму и восторг телу. А приходилось считать мешки с овсом, да распекать ленивых слуг.

Магистр вымученно рассмеялся. Он боялся ещё раз посмотреть в воду и увидеть себя седым и старым.

— Я скоро умру? — спросил он, стараясь сохранять в голосе беспечность. — Магия больше не слушается меня. Если она вышла вся… Я ведь давно пережил любые людские сроки.

— Ничто не может выйти всё, иначе и я не стоял бы рядом с тобой. Да, мир стал более твёрдым. В нём больше не слепишь так просто свечу. Но, пожалуй, зажечь её — всё же получится. Огонь лёгок. Как и прочие стихии, кроме земли. Они будут немного поддаваться вашей слабой магии, я полагаю. Договора-то с Сатаной никто не отменял, чтобы он там ни пытался орать сегодня. Бумага способна стерпеть многое, пусть она и из великой книги адских Договоров. Впрочем, я читал, что твои предки владели иным — магией машин и железа. В этом твой путь. Молодость же не сразу покинет тебя. Ведь ты создал её не магией, а наполнив свою кровь флюидами демонической жизни. Это не образ, иное. Не бойся же. Вся беда — что твоя борода побелела от страха, так сбрей её! Сколько-то у тебя впереди, если не сумеешь снова поймать в свои сети инкуба.

Борн усмехнулся и протянул магу руку, помогая встать и взобраться на крутой берег.

— Впрочем, вот он я, перед тобой.

— Ты?

«Сказать «ты не враг мне»? — подумал Фабиус. — Так и те были не враги…»

— Мне трудно сейчас подобрать слова… — пробормотал маг.

— И мир слов — по-прежнему иллюзия, — кивнул Борн.

Он окинул взглядом берег.

— Боюсь, нам придётся спасать твоих великих магистров. Или вон тот старичок, Грабус, скоро отдаст кому-нибудь душу.

Фабиус вздохнул, обернулся всем телом.

Маги поднимались с земли. Тогус поддерживал Грабуса, но и сам шатался, словно ветер всё ещё сбивал его с ног.

— Надо бы повозку… — кивнул Фабиус. — Мы пойдём с тобой сейчас к мосту и…

— Я сумею вызвать повозку без хождений туда-сюда, я всё-таки демон, и магия — суть моего естества. А вот тащить их на остров я бы поостерёгся. Они готовы были сдать тебя Сатане с потрохами.

— Вот он им и судья. Скажи лучше, как ты сам? Тебе ведь тоже пришлось несладко. Где был ты и куда пропал?

— Сатана запер меня в Междумирье. Он надеялся обыграть и тебя, заставить тебя оклеветать меня, обвинить в похищении Алекто. Ему нужен был хотя бы фальшивый бунтарь. Сатана заскучал, видно новая супруга уже надоела ему…

Борн улыбнулся, покачал головой:

— Он не сумел перехитрить тебя! Я знал, что ты умён Фабиус, и ты — замечательный обманщик!

— Вот уж нашёл ты мне доблесть! — усмехнулся маг. — Ладно, зови повозку, коль можешь. Я бы тоже на ней…

Он сделал шаг, но согнулся, уперев руки в колена.

— Что-то ноги мои, словно связанные верёвкой.

— Не благо для смертного видеть отца, пусть и приёмного, — согласился Борн. — Он весь — суть изменение. Мог и вовсе разучить тебя ходить.

Фабиус хмыкнул и стал массировать колени.

— А как же Алекто? Почему она не выдала нашего мальчика?

— Аро — её прапрапраправнук по матери. И он жестоко оскорбил фурию, вызвав на землю, но не пустив на остров.

— Но зачем Дамиен?.. — Фабиус зашёлся в мучительном кашле.

— Не Дамиен. Аро, — инкуб покачал головой. — Думаю, это Аро в бреду позвал мать. Тиллит, а она мать ему, не услышала, но явилась фурия. Видно, она испугала его и получила от ворот поворот.

— И отправилась в Ангистерн? Зачем?

— Захватить власть над миром людей и мстить. Ты не знаешь законов Ада, но поверь мне на слово — более страшное оскорбление даже я не смог бы придумать. Алекто не могла выдать мальчика, она мечтала отомстить ему сама, когда Сатана вернёт ей облик, но Изменчивый оказался жаден и в своём гневе. Он и без того ограблен — мир людей не подневолен теперь ему.

Фабиус поёжился, глянул на покосившуюся башню. Рассказанное и укладывалось, и не укладывалось в его голове.

— Что же натворили мы с тобой, а? — спросил он тихо.

— Что-то натворили… — Борн вздохнул и нахмурился. — Постой-ка, я загляну сначала на остров.

Он прикрыл глаза, удаляясь разумом. Инкуб так устал, что даже магическое зрение давалось ему с трудом.

— Слуги твои умны, — сообщил он. — Попрятались по подвалам. Не сердись, я оповестил их твоим голосом о повозке и о том, что потребуются еда и постели.

— Ну что ж тебе возразишь? Иного голоса они бы не послушали.

И тут Борн напрягся весь, вытягиваясь в струнку, словно собака, почуявшая зайца.

— Что? — так и подскочил Фабиус. — Ты нашёл мальчика?

— Чёрный Ветер слизал все старые запахи! Я чую его! Да!

— Смотри же как следует! Где он? Покажи мне?.. Мне! Дай!

Демон обнял его горячей, пахнущей корицей рукой.

— Смотри со мною, маг, я помогу. Видишь? Твои прачки и кузнец. Они вытаскивают детей из погреба!

Маг и вправду увидел большой погреб, что был устроен у конюшни для хранения овощей. Ах, как он любил зимой драники из картошки!

Притвор погреба был открыт, жерло его уходило глубоко вниз, ступени лестницы были высокими, рассчитанными на взрослого, и детей подавали снизу, а кузнец вытаскивал. Узрел Фабиус и того, кто так взволновал Борна — перемазанного землюю русоволосого юношу, похудевшего до синевы под глазами, дрожащего от холода, но живого.

Далее же Фабиус глазами демона увидел небывалое: как кухарка со слезами обнимавшая всех детей, обняла и этого! И мальчик в ответ без раздумий ткнулся лицом ей в щёку!

Фабиус был потрясён таким панибратством, да и Борн недоумевал, ведь слуги должны были ощутить в Аро иного, и фурию он всё-таки вывалил именно на их головы.

Магистр начал было размышлять, какими словами он объяснит сыну недопустимость объятий со слугами, но взглянул на Борна и оторопел: они же так и не решили, чей это теперь сын!

Борн тоже покосился на Фабиуса, похоже, он думал в этот момент о том же самом. Магистр натянуто усмехнулся:

— Давай откормим его сначала, больно исхудал…

— Я бы даже сказал: сначала поговорим с ним. Я устал гоняться за тенью его сознания, устал жить его запахами… — Борн остановился, провёл ладонью по окаменевшей твари-браслету на запястье. — Я сам сейчас, как мой Локки.

Фабиус окинул взглядом его изодранную одежду, опознавая в ней свою, хмыкнул:

— Нам бы с тобой в баньку, а? И рябиновой? Или имбирного кваску?