Магистр из зазеркалья

Сумку мы оставили в коридоре — все равно возвращаться.

Дарий с любопытством озирался по сторонам, иногда брал в руки товары, рассматривал и ставил на место.

Пришлось зайти в магазин нижнего белья — я могла дать «кляйнов» от Вадика, но нижнее белье — это интимно. Я слишком брезглива, чтобы предложить ношеные вещи такого плана. Представила это и меня передернуло. Не знаю, как там магистр справился, но из бутика он вышел с маленьким пакетом, заслужив мой скептический хмык и второй «плюс» в свою карму — покупки Вадика были больше. Много больше.

На пути, у самого выхода из супермаркета, краем глаза заметила аптечную вывеску. Попросила Дария подождать, а сама заскочила на минутку. Хоть они парень, а прыщи никого еще не красили. Так то он вроде славный. Хоть и не в моем вкусе.

Я спрятала в кошелек банковскую карту и отказалась от чека, протянутого мне провизором - вечно забывала их выкидывать.

Ворох смятых бумажек в моих карманах вырастал до гигантских размеров. И к концу недели, когда я начинала вытаскивать их изо всех щелей – куртка-джинсы-сумка, у меня глаза лезли на лоб — откуда столько?!

Поначалу мне было смешно, когда Вадик хватал чеки и тщательно их рассматривал. Он недовольно жевал губу, хмурил свои идеальные брови. И, когда замечал что-то понятное ему одному, брезгливо кривился. Новая помада? Тебе зачем?! У тебя новая блузка?! Сумочка? Обычно отшучивалась — было смешно — я же тебя не прошу, заработала. Чего беситься?!

Деньги Вадик любил. И считать, и тратить. Особенно на себя.

Был у нас в выходные совместный шопинг. Ровно два раза. К этому моменту мы жили вместе уже... Сколько? Месяца четыре, примерно. Пока Вадик с детским восторгом носился по бутикам, я с благоговением касалась тюбиков с краской. Планшеты, пастель, подрамники с готовым холстом... Да, я в свое время намучилась, делая все по старинке. Понятно, что готовый грунт — немного не то, и поколдовать с ним придется. И клинья подбить и...

В тот день я поймала себя на том, что, воровато озираясь по сторонам, прятала вожделенные тюбики возле кассы в недра сумочки, отказываясь от чека.

Сейчас, одна, я вздохнула. Даже спину ровнее стала держать.

В такси Дарий вертел головой, словно любопытный ребенок. За всю дорогу не произнес ни слова, чем меня удивил. А когда подъехали к дому, он молча, без просьб и напоминаний, выгрузил из открытого таксистом багажника сумки и перенес их к крыльцу.

Пока проверяла свои владения, Дарий неотступно следовал за мной безмолвной тенью. С любопытством осматривался и наблюдал.

Я показала «магистру» его комнату — раньше она была моей. Небольшая, светлая. Вся мебель – тяжелая, громоздкая, еще времен СССР, стояла вдоль стен – шкаф, кровать, комод, письменный стол и навесные полки над ним. Уютная. И с окном выходящим в сад, из которого через открытые створки плыл густой насыщенный аромат цветущих яблонь.

Вместе с Дарием мы подошли к пристройке, стоявшей особняком. Дед в ней прятался от бабушки, мастерил одному ему понятные вещи и хранил всё. Велосипеды, инструменты – от лопат до паяльников и, бог знает откуда принесенных, микросхем. Он считал, что в хозяйстве всё сгодится.

Замок проржавел, пришлось бежать к соседу с просьбой о помощи. Тот, на наше счастье, оказался дома, пришел, чем-то брызнул внутрь несколько раз из флакончика.

– Это все твое? – Дарий обошел помещение по кругу, едва касаясь пальцами крашеных в вырви-глазно-зеленый цвет стен, полок, сделанных своими руками, деталей. Здесь пахло... Уже Ничем. Спертый воздух закрытого помещения, в котором давно никто не работал. Не пил чай под тихое бормотание старенького радио. Не читал газету под теплым светом «ламп Ильича».

Дед был консерватором до мозга костей и всегда ругался, когда ему «причиняли добро» и вмешивались в его вотчину. Он считал, что в «новомодных штучках» нет души.

– Теперь — да. Можешь взять все, что захочешь. Мне... – голос на мгновение дрогнул, а к горлу подкатил комок. – Я не умею всем этим пользоваться и... Думаю, что дед бы только обрадовался, что его наследие смогло принести пользу.

Дарий пристально посмотрел мне в глаза, тихо поблагодарил и отвернулся.

Мы перенесли в пристройку старое зеркало, купленное по пути по объявлению и я оставила своего гостя одного.

Глава 7. Дарислав

Злюсь. Я торчу здесь уже неделю. И ни на шаг не продвинулся.

Я тяжело вздохнул и отложил в сторону планшет, уже не скрываясь разглядывая Терезу. Глухое раздражение накатило волной – эта женщина невыносима! Как можно думать о чем-то, когда она в таком виде?!

Резко толкнулся ногой, раскачивая кресло. Вот вернусь — закажу точно такое же.

А я вернусь, чего бы мне это не стоило.

Мне нужен этот патент. Это — деньги. Гранты. Поддержка.

Слишком много на мне завязано.

Где я ошибся? Месяцы расчетов — все к тграшу под хвост!

Для перемещения по стране используются городские порталы, а вот личные — до сих пор остаются недостижимой мечтой. У меня почти получилось — для начала даже в соседнюю комнату считал успехом. Только делал это в режиме строгой секретности и по ночам. И в последний раз, в ту самую ночь, смог переместится на соседнюю улицу несколько раз.

Почему, проверенная вдоль и поперек, формула дала сбой?

Я же взял «городскую» основу. К «материковым» у меня доступа нет.

Проход через континентальные порталы (и все они в ведомствах, подвластных лишь правителям)— строго регламентирован. В нашем мире их насчитывается по одному в каждой стране. Охраняются не хуже дворцов. Через них мы получаем редкие ингредиенты и стоят они порой целое состояние. Хочешь сэкономить — тратишь время и добираешься, как обычно. Не намного дешевле выходит.

Каким чудом я перенесся в иной мир – до сих пор не понятно.

Если существование таких порталов станет известно...

Тграш! Зажмурился до черных пятен в глазах. Сердце остановилось, а потом забухало так, что на мгновение задохнулся. Не хочу думать, чем это может грозить обоим мирам...

Та-ак... Начнем с начала.

Перед тем, как пространство меня «выплюнуло» – а по другому не скажешь – меня несколько раз выбрасывало в родном мире. Самый первый — в трущобе на окраине столицы. Я уже и забыл, как это — приземлится с размаху мордой. До сих пор удивляюсь — чудо, что ничего себе не сломал.