Магистр

– Chevaux de Marly [140] , – пробормотал одиночка сам с собой по-французски и добавил по-русски: – За это и люблю Москву-матушку: после итальянского Кремля там ничего столь явно не копировали.

Но не для детских забав подкарауливали под луной человека, оглядывавшего знаменитую скульптурную композицию, четверо у Аничкового дворца. От группы отделился квадратный блондин в драповом пальто и подозрительной шляпе. Он уверенно вступил на мост и направился к середине, достав часы и посматривая вокруг. Его коллеги заняли выгодные позиции в начале моста. Им пришлось подождать: человек, укрывавшийся в тени клодтовского творения, не пошел навстречу подозрительной шляпе. Тщательно рассмотрев через мост противников, словно при свете дня, хотя было темно и беззвездно, неспешно докурил он черную пижонскую сигарету, в три быстрых мягких прыжка спустился на воду Фонтанки, перебежал по ней на другую сторону реки и там развернулся.

140

Сюжет с «Укротителями коней» был известен в скульптуре с античности, где таковыми служили Кастор и Поллукс, в форме гигантских статуй укрощавшие лошадей на Квиринальском холме. Николя Кусту (Nicolas Coustou) изваял для Людовика XIV пару таких скульптур в западном пригороде Парижа Марли-ле-Руа (Marly-le-Roi). В годы Великой Французской революции лошади с триумфом были установлены на Елисейских полях. Еще в 1640 году бронзовые реплики лошадей Марли фланкировали вход в Лувр. Ныне оригинальные композиции находятся в Лувре. В Россию же лошади впервые попали, когда Паоло Трискорниа (Paolo Triscornia) сделал их копии для украшения входа в санкт-петербургский манеж. Любимый скульптор Николая I барон Петр Клодт фон Юргенсбург сделал для царя целых четыре конно-спортивные композиции, которые любой может увидеть ныне на Аничковом мосту.

Оружием ходящий по воде незнакомец не пользовался. Постучав крышкой газетного окошка по двери дома 29/66 по Невскому, привлек внимание номера Первого, подождал у выхода, встретил подбегающего коротким ударом в кадык, разоружил, вытряхнул из него какие-то бумаги, быстро связал его же клетчатым кашне и заткнул рот извлеченным из кармана его тужурки носовым платком. Номера Второго, взявшего на мушку мост слева, нападавший развернул на себя, вышиб пистолет, обозначил обманный удар вниз и, когда Второй рефлекторно согнулся, защищаясь, отвесил ему с оттяжечкой локтем в челюсть, а потом прибавил коленом по месту, куда был нацелен обманный удар, и – уже, видимо, из чистого хулиганства – приложил лбом о копыто клодтовского коня.

С Третьим вышла неувязка: поискав глазами связного, тот решил проведать коллегу напротив. Человек в черном, по-видимому, решивший в эту ночь как следует размяться, отделился от парапета, похлопал противника, наклонившегося над лежащим товарищем, по спине, вышиб очередной дернувшийся в его сторону пистолет и, кинув Третьего куда-то через плечо, отправил его лететь на мокрую землю прямо под колеса ехавшего по набережной авто. Из окошка авто высунулось честное шоферское лицо, и над ледяной рекой понесся поток речи – впору стенографировать самому русскому датчанину лейтенанту Далю, Владимиру Ивановичу. Колеса вжикнули вблизи, по счастью, Третьего не задев.

Только теперь встреча на мосту пошла, как было условлено, один на один. Детина в подозрительной шляпе обернулся к разрушениям, произведенным человеком в черном, и осторожно протянул руку. Человек в черном полез в складки своего одеяния. Записная книжка поменяла хозяев.

– Вот, Елисей, – произнес человек в черном. – Передайте это Извольскому лично в руки – как вы это сделаете, меня не заботит. И попробуйте только не выполнить условия. Эти ваши реки, подобные морям, и романтические каналы держат на себе только меня. Явитесь в следующий раз опять с… друзьями – несдобровать вам.

На скулах курьера заходили желваки.

– Я понял, мистер, но, знаете…

Но человек в черном сделал неопределенный жест рукой и был таков.

28. Обретение Алмазной сутры

Но приключениями в Европе Винсент Ратленд не ограничился: он отправился в Тибет. Из-за этой таинственной упирающейся в небо страны Державы давно хмурились друг на друга. Англичане в Индостане и русские в Семиречье прекрасно видели сквозь нее друг друга. Однако, не убедившись в спокойствии мистической Шамбалы, надеяться на успех союза было невозможно.

Восьмого августа 1907 года в окрестностях города Дуньхуан, что в западной китайской провинции Ганьсу, лежащей на древнем Шелковом пути, появился человек. Он вышел из-за поворота дороги, и в руках у него не было ничего, кроме молодой ветки ficus religiosa– разновидности фиги, или смоковницы, ставшей важнейшим деревом сразу в двух религиях – буддизме и христианстве [141] . Откуда незнакомец добыл ветвь смоковницы в этой местности, нам неведомо: может быть, он появился на дороге, ведущей от Дуньхуана на юго-восток, из каких-то других мест, где растут такие деревья? Человек, помахивавший веткой и шедший по дороге без багажа, еды и воды, естественным образом вызвал интерес. Встречные почему-то кланялись и провожали его взглядами, а через некоторое время навстречу ему в клубе пыли выскочил всадник на гнедой кобыле с оседланным вороным жеребцом в поводу. Так и не дождавшись, чтобы человек уступил дорогу, всадник осадил лошадь, спешился и вручил повод вороного человеку с зеленой веткой. Тот признательно кивнул, взлетел в седло и был таков.

141

Дерево бодхи – так называемая баньяновая фига, а притча о бесплодной смоковнице – одна из самых выразительных у Христа.

В следующий раз мы видим нашего путешественника у входа в Могао-ку – пещеры Тысячи будд под Дуньхуаном. Пятьсот гротов тянутся на двадцать пять километров и сплошь покрыты буддийскими фресками, которые наносили на стены в течение почти тысячелетия, начиная с середины четвертого века до новой эры. Пройдя несколько коридоров и проникнув в нужную лакуну, человек с ветвью, смотревший по сторонам с вниманием профессионала, расставляющего увиденное по полочкам, достиг центральной точки храмового комплекса. Там он пробормотал что-то вроде того, что скульптурная составляющая Дуньхуанского комплекса не менее сильна, чем живописная, и опустился возле стены на циновку. Выдохнул, каким-то невероятным образом сложил ноги и руки и закрыл глаза.

Нам неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем перед путником, в задумчивости принявшимся водить кончиком зеленой ветки по циновке, появился монах. То был Бегтсе, хранитель пещер. Между ним и пришельцем произошел диалог, часть которого нам удалось зафиксировать.

Бегтсе говорил:

– …и разве будет разница на лице горы от этого, или от того, или от тех, что приходят с востока? Вайрочана, Ратнасамбхава, Амогхасиддхи, Амитабха, Акшобхья, даже Майтрейя [142] , – все они отдыхают здесь, приблизиться сюда нельзя, люди уйдут и унесут на себе печать…

142

Будда Грядущего – Майтрейя – единственный будда-бодхисаттва, которого признают все направления буддизма, буддисты считают его будущим буддой, преемником Шакьямуни: прежде чем снизойти на землю с небес Тушита, чтобы стать Буддой, Просветленный указал на бодхисаттву Майтрейю как на своего наследника и возложил на его голову свою диадему бодхисаттвы.

Пришелец отвечал, разглядывая красно-золотой потолок, затянутый танка, расписанными изображениями татхагат, будд и архатов [143] :

– Пусть уносят, мудрейший. Зато уйдут. Уходить хорошо, особенно из мест, настолько полных святости, что можно и не успеть унести… ноги.

Бегтсе медленно качал головой:

– В другой жизни ты жил в Срединном царстве. Я могу взять свиток твоей жизни и посмотреть, где какая жизнь, их у тебя столько, сколько шкур у змеи.

143

Танка (тхангка), ( тиб.свиток) – тибетское изображение религиозного характера, выполненное красками или отпечатанное на ткани (шелке или хлопковой ткани). Татхагата – одно из прозваний Будды Гаутамы: «тот, кто так пришел», исторически самоназвание Гаутамы. Впоследствии стал применяться в значении «архат» – человек, достигший полного освобождения от страданий и вышедший из колеса перерождений, но не обладающий всевидением Будды.

Пришелец немного поежился и плотнее запахнул одежду:

– Неуютно у вас, мудрейший. Не нравится мне Дуньхуан. Мы с ним не подходим друг другу, слишком уж тут много будд на единицу…

Он замолчал. Бегтсе долго разглядывал свитки, издавая однообразный носовой звук – странную мелодию. Повернул колесо, дотронулся до погремушки-ваджры [144] .

– Не знаю, как ты попал сюда, чужеземец. Вижу, пришел просто, ногами, верхами приехал, добрался по земле. А как вошел, понять не могу, войти сюда нельзя, а войдя, можно лишь погибнуть, – он посмотрел на чужеземца. – Может, ты погибнешь? Но и после этого ты не останешься у нас, не надейся.

144

Ваджра ( санскр.– молния, алмаз) – ритуальное и мифологическое орудие в индуизме, джайнизме и буддизме, символ силы, власти и твердости духа, оружие бога грома Индры. Ваджра венчает рукоятку кинжала пхурба.

Пришелец снова утонул взглядом в рисунках на потолке.

– А я и не надеюсь, мудрейший. И оставаться не намерен. И надежды оставил, как оставляют обувь перед входом в храм.

Тут он перенесся мыслями в другие места, а пока хранил молчание, Бегтсе водил пальцем по значкам на свитке и разглядывал на нем ветви какого-то растения. Незнакомец продолжил:

– Я пришел за будущим, Бегтсе. За еще более дальним будущим. Правильно ли рассчитал, не знаю. Но я должен получить сутру.

Человек провернул ветку в пальцах. Бегтсе наконец посмотрел на зеленую ветвь и снова покачал головой.