Магистр

– За будущим. Ты сейчас растаешь в воздухе, чужеземец, вот и все твое будущее. Ты вошел к нам с помощью знания, частично нашего знания, но оно не живет в тебе, ты его приобрел. Оно сочится через твои поры, глаза, уходит из тебя дыханием, и Дуньхуан получает свое знание назад. Аты останешься там, – хранитель пещер указал на потолок. – Золотым рисунком на красной танка.

Пришелец встал, уронив ветку на циновку, посмотрел вверх.

– Останусь? Ну уж нет. Лучше замерзнуть на перевале, двигаясь в эту вашу Шамбалу, чем стать картинкой на потолке.

Он пошел к выходу.

– Алмазная сутра у тебя, Бегтсе. Я предложил обменять ее на ветвь с древа Бодхи. Не прошу оригинал, дай список, я и с ним управлюсь.

Чужестранец остановился, упершись взглядом в ритуальный кинжал пхурпу [145] на подставке у выхода. Он взял его и покачал в руке, а Бегтсе все ныл свою мелодию. Тогда путник кинул кинжал в стол перед Бегтсе, всадив его в свиток, который тот читал, и добавил тихо:

– Это за неимением парфянской стрелы.

145

Тибетский ритуальный кинжал пхурба или пхур-пу (кила) – трехгранный кинжал, традиционно ассоциирующийся с индо-тибетским буддизмом, религией и ведической традицией.

Затем он исчез за дверью. Глядя на кинжал, который словно врос в свиток и превратился в часть узора, Бегтсе все мычал свою мелодию. Потом поднял голову к потолку:

– Ай, чужеземец, пошел в Тибет… Дойдешь – получишь сутру. Да только замерзнешь ты на перевале, синжэнь [146] , замерзнешь.

Прошла неделя. Наш чужестранец в очередной неприветливой каменистой стране, выше которой нет в мире ничего. Он и в начале путешествия не выглядел особенно полнокровным и, казалось, движим был одним лишь упрямством, а сейчас больше походил на воспоминание о себе самом. Подаренный ему под Дуньхуаном конь не выдержал нагрузок и пал. Цель чужестранца и оставшиеся у него силы не позволяли ему перемещаться иначе, чем дорогами, теперь уже пешком. Однако к закату он добрался до городка Нгор и уже там – до незаметного буддийского монастыря, в который вошел, без слов отодвинув в сторону кинувшегося к нему монаха, затем еще одного, затем, видимо, как к последнему средству, прибег к демонстрации некоего шелкового футляра с таинственным свитком. Завидев футляр, монахи расступились.

146

Путник (кит.).

Чужестранец прошел внутрь. Там, не дожидаясь указаний, прошел в комнату, где в одиночестве сидел мальчик лет семи в оранжевой хламиде и сложном головном уборе. Мальчик улыбнулся характерной улыбкой посвященного и протянул вперед лотосообразную ладонь. Чужестранец вложил в нее футляр со свитком. Мальчик повернул футляр и вернул его чужестранцу; в нем лежал другой свиток. «Ты помнишь все, – сказал мальчик. – Теперь ты будешь знать и то, что не помнишь».

Чужестранец кивнул, повернулся и, не теряя времени на обмен любезностями, ушел.

Опустим транспортные подробности, опасности пути, спешку, необходимость вернуться в Лондон до конца месяца – путешественник должен был успеть и поэтому успел. Выбравшись из Тибета, пройдя тесными горными перевалами и краем пустыни через холод и жар Центральной Азии, он где-то из последних сил срезал дороги и ненадолго остановился в Константинополе, где во дворце Топкапы, пользуясь гостеприимством некоторых своих турецких друзей, развернул Алмазную сутру, чтоб убедиться в ее подлинности и… полезности.

Алмазная сутра датируется 868 годом. В этом буддийском документе нет ничего особенного: это далеко не первый произведенный ксилографическим способом документ, хотя и первый, снабженный датой. Она-то и подтверждает, что сутру напечатали за 587 лет до Библии Гутенберга – 13-го числа четвертого месяца девятого года правления императора Сяньтуна династии Тан. Осенью 1908 года великий английский востоковед сэр Марк Аурел Стейн отдаст этот пятиметровый свиток на хранение в Британский музей, сказав, что обнаружил его годом раньше в пещере Тысячи будд в Дуньхуане и приобрел у хранителя пещерного городка. Так история обнаружения Алмазной сутры приобрела современный вид, и из нее полностью выпали приключения нашего героя.

Это и неудивительно: Винсент не собирался оставлять сутру у себя. Познакомившись чуть ближе со знаменитым археологом и его работой, он решил, что тому она нужнее – Стейн в любом случае вел раскопки и исследования неподалеку от хозяйства Бегтсе. Нашему же герою сутра была необходима ненадолго. Он непочтительно расстелил пятиметровый свиток прямо на полу и уже в который раз начал читать со ставшей впоследствии знаменитой фразы: «Так я слышал», evam maya 'srutam.

Так он слышал. И видел.

Повторилась история с шлемом из Саттон-Ху. Только на этот раз рябь разбежалась куда дальше, и сотрясение ее поколебало, кажется, самую небесную твердь. Созидатель увидел и почувствовал на своей созидательской шкуре такое, что довольно долго был не в состоянии выйти из помещения без окон, а вывести его оттуда никто не мог, так как, во-первых, мисс Тидлби рядом не было, а во-вторых, привыкший функционировать в экстремальных условиях Винсент Ратленд устраивал дела так, что люди забывали о нем, как только он покидал их поле зрения. Никто не решался побеспокоить его в таинственном заключении во дворце Топкапы, и выходить из комнаты без окон ему пришлось самому. Покинуть заточение, перенеся мировую войну, он смог лишь через день, навсегда оставив внутри своего карцера некоторые юношеские убеждения, заблуждения, связанные с советом Торн, и остатки сил.

Винсент Ратленд, молодой человек двадцати одного года, с белыми нитями седины в волосах, с кровью на пальцах и на левой скуле покинул Константинополь, встретился с археологом Стейном и передал ему документ, точно описав, где нашел его, и посетовав, что по счастливому стечению обстоятельств опередил сэра Марка. Все это было неважно – важно было, что он наконец знал точно, что будет делать теперь, когда все-таки пережил Вторую мировую войну.

29. Пиквикский клуб

Прошло отпущенное время.

То ли сумерки, с готовностью сгущавшиеся в конце августа в лесу, окружавшем дом, были столь ненадежны, то ли по другим причинам, но человек, покинувший водительское сиденье, и сам был похож на привидение, только черное, а не серебряное. Он тихо прикрыл дверцу и пошел по дорожке к дому. Контур его тела при этом как будто слегка размывался, норовя слиться с сумерками: похоже, его немного «носило». Добравшись до кабинета, он упал в кресло, вытянул длинные ноги, откинул голову на спинку и вперил взгляд в потолок. Через минуту обессиленного лежания проснувшаяся правая рука принялась шарить по столу, затем в ящиках, затем успешно нашла сигареты, и тень, которая осталась от будущего магистра, закурила. Кажется, он не имел сил ни на что, кроме мыслей, и самой главной мыслью было: «Отключиться». Увы, способов отключаться у него не оставалось (разве что застрелиться, но такой вариант не рассматривался). Поэтому спустя некоторое время рука, уже избавившаяся от сигареты, нашарила телефон, и путешественник благополучно связался с Адептом, вполне твердым голосом сообщив, что вернулся, все выяснил, готов представить отчет, и что завтра будет важный день.

– Важный день? – переспросил Адепт.

– Отныне мы будем дружить с Россией, – пояснил Винсент. Если никто ничего не сорвет, с завтрашнего дня и до… – тут он вздохнул и ненадолго замолчал. Потом продолжил: – Как бы то ни было, Англия и Россия будут вместе стоять на той вершине, о которой мы с вами говорили. Надеюсь, Франция, соглашение с которой у России уже имеется, обрадуется такому соседству.

Теперь молчать настала очередь Адепту, причем ему показалось, что собеседник на другом конце линии за это время просто умер.