Магия губит
Шрифт:
Мы подошли к машине. Я была совершенно обессилена, еле передвигалась.
— Кэрран?
— Да?
Сегодня, по-видимому, был день, когда я осознала, что на самом деле означает иметь со мной связь. Я кивнула в сторону пленников.
— У одного из них на лбу моя кровь. Ее нужно уничтожить, иначе она выдаст меня, если кто-то ее просканирует.
Кэрран посмотрел на меня взглядом, обычно предназначенным для умалишенных:
— Для начала им придется найти тело.
Позади него сквозь тишину прорывались звуки разъяренных буд, за которыми последовала какофония криков.
— В таком случае, нужно отрубить
Кэрран посмотрел на меня с недоверием.
— Мой отец создает чертовых вампиров. Я не знаю, что моя кровь может сделать с мертвым телом. Перед тем, как похоронить, отруби ему голову.
— Может, мне стоит набить ему рот чесноком?
— Кэрран!
— Хорошо, — сказал он. — Я позабочусь об этом.
Я забралась в машину и рухнула на сиденье. Меня охватила усталость. Я висела на волоске, отчаянно цепляясь за него и пытаясь не заснуть. Я скоро приду в норму, но три слова силы подряд, в один момент приравнивались к колоссальному количеству магии, потраченному за слишком короткое время.
Крики продолжались и продолжались, а я была слишком слаба, чтобы получить свой кусочек пирога мести. Я просто сидела и слушала их вопли. Наконец завывания стихли. Кэрран подошел к машине и сел на место водителя.
— Готово.
В поле нашего зрения попала женщина в грязном платье. Ее руки были в крови. Она, покачиваясь, шла, вытирая капающую с пальцев кровь о платье. Женщина пробралась сквозь старые засохшие сорняки и вышла на дорогу, продолжив свой путь обратно в город.
— Она получила свое возмездие, — сказал Кэрран.
Глава 19
Кэрран выехал с парковки. Я сидела на пассажирском сиденье и смотрела, как живая изгородь кустарника проносится мимо. Андреа и Джим поехали на другом автомобиле: он хотел по дороге задать ей несколько вопросов о Хранителях.
Магия затихла вскоре после того, как мы закончили закапывать тела, и ровный гул бензинового двигателя заставил мои зубы сжаться от негодования. В этом звуке было что-то нагнетающее, навевающее мрачные образы улиц, усыпанных телами. Мы не знали, где будет активировано второе устройство. Оно могло уничтожить целую Крепость и четыре мили вокруг. Никто бы даже не успел понять, что произошло.
По дороге мы заехали в магазин, где я сделала четыре телефонных звонка. Один Роману, чтобы сообщить ему, что, если волхвы не доставят Адама Кемена к трем часам дня в «Западную Прожарку», я сотру их в порошок на Конклаве. Мне нужно было первой заполучить Кемена, прежде чем вся остальная Атланта попытается сделать это. Второй звонок был Евдокии, чтобы дать знать ей о своих намерениях относительно волхвов, и, если она захочет поприсутствовать, я не буду возражать. Затем я позвонила в Крепость, поговорить с Дулиттлом. Новостей не было. Никаких изменений. Я поблагодарила его и попросила, чтобы он отправил Дерека с группой волхвов в «Западную Прожарку». Четвертой я позвонила Рене. Ей не понравилось то, что я сказала, а когда она узнала, что все подробности дела будут преданы огласке на Конклаве, ей это понравилось еще меньше.
— Когда я нанимала тебя, я ожидала конфиденциальности. — В телефоне раздался щелчок, звук заглушали
небольшие шумы: она поставила меня на громкий динамик.— Когда ты меня нанимала, я ожидала честности. Ты сказала, что понятия не имеешь о назначении устройства Кемена, но он уже тестировал прототип в лесу. Ты также говорила, что у него не было посетителей, тогда как один из инвесторов приходил к нему не один раз.
Последовала небольшая пауза, а затем голос Рене произнес:
— О чем она говорит?
Ответил баритон Хендерсона:
— Прошу прощения, капитан.
— Что это значит, сержант?
— Это было выше ваших полномочий. Приказ поступил сверху.
— Мы еще вернемся к этому разговору. — Отрывистый тон Рене хлестал как кнут. Затем она снова заговорила в трубку. — Кейт?
— У вас есть два варианта: либо вы явитесь на Конклав и поможете нам, в этом случае мы замалчиваем тот факт, что вы охраняли создателя устройства «Судного Дня», которое разрабатывалось для убийства всех в черте города, а затем умудрились потерять его. Или вы не приходите, и я рассказываю все как есть.
Все верно, я брошу твою задницу прямо под поезд. Смотри у меня.
— Мы будем там, — пробормотала Рене в ответ и повесила трубку.
Мы снова вернулись на дорогу, направляясь к стейк-хаусу, а я боролась с фантомными образами мертвой Джули, наводнявшими мой разум.
Кэрран полез в бардачок и вытащил оттуда пачку потрепанных банкнот. Он вынул из нее доллар и протянул мне.
— За что?
— Плачу доллару за твои мысли.
— Обычно говорят «пенни», а не доллар. Если бы я знала, что ты так плохо разбираешься в деньгах, я бы пересмотрела наши отношения.
— Я не хотел устраивать торги. — Он держал доллар передо мной. — Смотри, вот хороший доллар. Расскажи мне, что творится у тебя в голове.
Я выхватила доллар из его пальцев. Купюра была старая и помятая. Чернила так сильно поблекли, что детали едва можно было разобрать.
— Ты взяла деньги. Выкладывай.
— Все эти люди ничего для них не значили. Хранители убили целый город за это дерьмовое обещание лучшего будущего. В мире без магии только достойные поднимаются на вершину? Реально? Они что, совсем, не читали книг по истории?
— Они фанатики, — сказал Кэрран. — Все равно, что ждать сострадания от надвигающейся лавины. Здесь неоткуда взяться внезапному приступу милосердия.
— Я могу представить демонов или ракшасов, ненавидящих все человеческое, но Хранители — люди. Бандит грабит из-за денег. Психопат убивает, потому что ничего не может с собой поделать. А они совершают массовые убийства без реальной, вынуждающей их на то причины. — Я беспомощно смотрела на него. — Как можно поступить так со своими соседями? Они собираются убить миллионы людей, и за что? Это бесчеловечно.
— Нет, это все человек, — ответил он. — И в этом проблема. Люди, особенно несчастные, хотят цели. Они хотят принадлежать к чему-то, быть частью чего-то великого, большего, и чтобы ими руководили. Быть винтиками в этом механизме легко: не нужно думать, не нужно нести ответственность. Ты просто выполняешь приказы. Делаешь, что тебе велят.
— Я не могу так сильно ненавидеть людей. Не пойми неправильно, я хочу наказать каждого до последнего Хранителя, до которого доберусь. Но это не ненависть. Это месть.