Магия, наука и религия

Теперь перейдем к последней категории данных, которые нужно изучить для того, чтобы понять верования определенного общества, — к индивидуальным мнениям или интерпретациям фактов. Их никак нельзя считать неизменными, нельзя их и удовлетворительно охарактеризовать, указав к какому «типу» они относятся. Поведение, отражающее эмоциональные аспекты верований, может быть охарактеризовано указанием на его тип, потому что вариации ограничены определенными, легко описываемыми пределами, так как эмоциональная и инстинктивная природа человека, насколько можно судить, в принципе однородна, и индивидуальные различия остаются практически одинаковыми в любом человеческом обществе. В сфере чисто интеллектуальных аспектов верования, в идеях и мнениях, объясняющих верование, есть место для огромного диапазона вариаций. Вера, конечно же, не подчиняется законам логики, и противоречия, расхождения и весь общий интеллектуальный хаос, связанный с верованиями, следует признать фундаментальным фактом.

Одно важное упрощение в этом хаосе достигается путем соотнесения разнообразия индивидуальных мнений с социальной структурой. Почти с каждой сферой верований сопряжена определенная категория людей, социальное положение которых дает им право на особое знание данных верований. В конкретной общине они всеми официально признаются обладателями ортодоксальной версии, и их суждения считаются правильными. Более того, их суждения в значительной мере основаны на традиции, которую они наследуют от своих предков.

Такое положение вещей в Киривине очень хорошо иллюстрируется традицией магии и связанной с ней мифологией. Хотя здесь так же мало эзотерических знаний и обычаев и так же мало табу и секретности, как и в любом туземном обществе, известном мне по опыту и по литературе, тем не менее здесь принято с полным уважением относиться к правам человека в сфере его родовой традиции. Если вы в любой деревне зададите любой вопрос, касающийся деталей обрядов земледельческой магии, ваш собеседник тут же адресует вас к товоси(человеку, отвечающему за магию огородов). А затем, после дальнейших изысканий, вы зачастую узнаёте, что ваш первый информатор прекрасно знал все нужные факты и, возможно, сумел бы их описать еще лучше, чем «специалист». Тем не менее туземный этикет и чувство справедливости заставляют его направить вас к «надлежащему человеку». Если этот надлежащий человек будет на месте, то вам не удастся убедить никого другого заговорить на эту тему, даже если вы заявите, что не хотите слышать мнения «специалиста». Несколько раз я получал информацию от одного из своих обычных «инструкторов», а впоследствии «специалист» утверждал, что она неверна. Когда позднее я рассказывал о таких поправках первому информатору, то он, как правило, отказывался от своих слов: «Ну, если он так говорит, это должно быть верно». Особую осмотрительность, конечно же, следует проявлять, когда «специалист» по своей природе склонен к коварству, как это часто наблюдается у колдунов (которые обладают способностью убивать людей с помощью магии).

И опять же, если магия и соответствующее предание принадлежат другой деревне, то соблюдается такая же осмотрительность и сдержанность. Вам советуют отправиться за информацией в эту деревню. Если вы будете настаивать, ваши туземные друзья, возможно, расскажут вам, что знают, но всегда под конец добавят: «Тебе следует пойти туда и узнать все у того, кто правильно скажет». При изучении магических формул это абсолютно необходимо. Так, мне пришлось отправиться в Лаба-и для того, чтобы ознакомиться с магией ловли рыбы калала, и в Куаиболу, чтобы записать заговоры охоты на акулу. О магии строительства каноэ я получил сведения от мужчин из Лу-эбилы и мне пришлось отправиться в Буаиталу, чтобы познакомиться с преданием и заклинаниями тогинивайу, самой сильнодействующей формы колдовства, хотя мне не удалось записать силами, или вредоносное заклинание, и я лишь частично добился успеха, пытаясь ознакомиться с вивиса, или исцеляющим заклинанием. Даже если искомые сведения не имеют отношения к заклинаниям, а являются просто передаваемым из поколения в поколение знанием, вам все равно часто предстоит испытать сильное разочарование. Так, например, подлинными хранителями мифологических преданий о Тудаве считаются жители Лаба-и. Прежде чем отправиться туда, я собрал все сведения, которые мои информаторы в Омаракане могли сообщить мне, и надеялся на огромный урожай дополнительной информации, но, как оказалось, это я поразил туземцев Лаба-и, цитируя детали, которые они признали совершенно верными, но которые сами уже позабыли. Фактически никто из них даже наполовину не был так хорошо знаком с циклом мифов о Тудаве, как мой друг Багидоу из Омараканы. И опять-таки — деревня Иалака является тем историческим местом, где когда-то до небес поднялось мифическое дерево. С ним связывается происхождение грома. Если вы спросите, что такое гром, то вам сразу же скажут: «Иди в Иалака и спроси толивалу(вождя)», хотя практически всякий может поведать о происхождении и природе грома, и ваше путешествие в Иалака, если вы предпримите его, принесет только разочарование.

Тем не менее, эти факты показывают, что идея «специализации» в деле хранения передаваемых из поколения в поколение знаний весьма развита, что туземцы признают приоритет «специалистов» во многих вопросах веры и обрядности. Некоторые из «специализаций» связаны с определенной местностью; в таких случаях ортодоксальную доктрину всегда представляет глава деревни или же самый умный из его вейола(родственник по материнской линии). В других случаях специализация дифференцирует людей внутри деревенской общины. Здесь, однако, специализация интересует нас не в силу того, что она определяет права на магические формулы или гарантирует точность изложения того или иного мифа. Здесь она интересует нас только постольку, поскольку она имеет отношение к интерпретациям верований, связанных с такими формулами или мифами. Ведь наряду с передаваемым из поколения в поколение текстом специалисту всегда известны традиционные его толкования, а также комментарии к нему. Характерно, что беседуя с такими специалистами, вы всегда получаете более четкие ответы и слышите более определенные высказывания. Вы ясно видите, что этот человек не рассуждает и не излагает вам свою собственную точку зрения: он вполне осознает, что его собеседника интересуют ортодоксальные установки и традиционные интерпретации. Так, когда я спрашивал нескольких информаторов о назначении си буала балома, крошечной хижины, которую строят из сухих веток во время одного из земледельческих обрядов (см. выше, разд. V), они пытались дать какое-то объяснение, но это, как я сразу определил, были их личные мнения. Когда же я спросил об этом самого товосиБагидоу, он просто отверг все объяснения и сказал: «Это традиционный обычай, никто не знает его смысла».

Таким образом, все многообразие индивидуальных высказываний необходимо разделить важной демаркационной линией: по одну сторону от нее окажутся высказывания компетентного специалиста, по другую — суждения обывателя. Информация, исходящая от специалистов, имеет традиционную основу: она четко и ясно сформулирована и в глазах туземца представляет ортодоксальную версию верования. И поскольку компетентным в каждом конкретном вопросе обычно бывает небольшое число людей (в последнем случае это вообще один человек), постольку получение наиболее важных интерпретаций верований не представляет особой трудности.

Но, во-первых, эти, самые важные, интерпретации не отражают всех точек зрения, иногда даже их нельзя считать типичными. Так, например, в связи с колдовством (черной, смертоносной магией) исключительно важно различать суждения специалиста и представления постороннего. И те и другие отражают в равной мере важные, хотя и, естественно, разные аспекты одной и той же проблемы. Однако существует определенная категория верований, где тщетно искать соответствующих специалистов. Так, что касается естества баломаи их соотношения с коси, некоторые высказывания больше заслуживали доверия и были более детальными, чем другие, но не нашлось никого, кто бы считался общепризнанным авторитетом в этих вопросах.

При исследовании верований, не связанных со специализацией, а также традиционных представлений, содержание которых особенно интересно в изложении именно неспециалистов, следует исходить из некоторых правил, позволяющих как бы «зафиксировать на месте» суждения, свободно флуктуирующие в общине. Здесь я вижу только одно ясное и важное разграничение, а именно: между тем, что можно назвать общественным мнением, или, если более правильно (так как понятие «общественное мнение» имеет для нас особое значение), общим мнением членов данной общины, с одной стороны, и частными размышлениями индивидов — с другой. Этого разграничения, насколько я понимаю, вполне достаточно.

Если вы опрашиваете «широкие массы» общины, включая женщин и детей (дело довольно легкое, если вы хорошо знаете язык и месяцами живете в одной и той же деревне, но совершенно невозможное без этого), то обнаруживаете, что всегда, когда ваш вопрос однозначно понят, их ответы не варьируют: они никогда не отваживаются на собственные рассуждения. Я получил очень ценную информацию по некоторым вопросам от мальчиков и даже девочек в возрасте от семи до двенадцати лет. Очень часто во время моих длинных послеполуденных прогулок меня сопровождали деревенские дети, и в таких случаях, не скованные необходимостью сидеть без движения и быть внимательными, они свободно говорили и объясняли разные вещи с удивительной ясностью, показывая хорошее знание дел своего племени. Фактически с помощью детей мне часто удавалось разрешать некоторые социологические проблемы, которые пожилые люди не могли мне прояснить. Непринужденность, отсутствие всякой подозрительности и склонности к мудрствованиям, а также, возможно, подготовка, полученная в миссионерской школе, делают их бесценными информаторами по многим вопросам. Относительно опасений, согласно которым их представления могли быть искажены воздействием миссионерского обучения, я могу только сказать, что был поражен абсолютной неподатливостью туземного ума подобным влияниям. Та толика нашей веры и наших идей, которую они получают, остается в совершенно изолированном уголке их мозга. Таким образом, общеплеменное мнение, в котором практически не встречается никаких вариаций, можно выяснить даже с помощью самых скромных информаторов.

Когда контактируешь с умудренными опытом взрослыми информаторами, дело обстоит совершенно иначе. Они представляют собой категорию, с которой этнографу приходится проделывать большую часть своей работы, но разнообразие их мнений составляет немалую проблему, если, конечно, исследователь не удовлетворяется записью одной версии по каждой теме и не придерживается упорно только ее. Высказывания умных, интеллектуально активных информаторов, насколько я могу судить, нельзя свести к чему-то единообразному или унифицировать в соответствии с какими-то принципами: они являются важными свидетельствами, иллюстрирующими умственный потенциал общины. Кроме того, они очень часто демонстрируют типичные способы восприятия верований или разрешения трудных проблем. Однако необходимо ясно осознавать, что такие высказывания сточки зрения социологической совершенно отличны от того, что мы назвали выше догмами или «общественными идеями». Они также отличны от общепринятых или распространенных идей. Они составляют категорию интерпретаций верований, которая близко соответствует нашим произвольным спекуляциям в вопросах веры. Они характеризуются значительным разнообразием, они не выражаются обычными или традиционными словесными формулами, они не являются ни ортодоксальным мнением эксперта, ни ходячими истинами.

Эти теоретические рассуждения о социологии верований можно суммировать в следующей таблице, где различные группы верований классифицируются таким способом, который, на мой взгляд, отражает их естественные связи и разграничения, по крайней мере настолько, насколько этого требует материал, собранный в Киривине:

1. Общественные идеи, или догмы: верования, воплощенные в социальных институтах, обычаях, магико-религиозных формулах, обрядах и мифах. Они сущностно связаны с эмоциональными реакциями, проявляющимися в поведении и характеризуются этими реакциями.