Магнат Пушкин
Шрифт:
— Очень лестное мнение, Ваше Сиятельство, — кивнул мне узкоглазый купец и прищурился, хоть казалось, дальше и так некуда, — Не оскорблю вас, пригласив на чай?
— С удовольствием, но молока в чай не надо, — улыбнулся я, прекрасно понимая, что казах меня проверяет.
То, что я не стал чиниться титулом и принял его приглашение, купец оценил, и у него даже интерес ко мне прорезался. К счастью, у него в кабинете оказался стол и нормальные стулья. Не пришлось сидеть в непривычной позе.
Чай у купца оказался на удивление хорош. Попили, поговорили ни о чём. В основном про погоду, да
— Из Китая чай возите? — оценил я вкус напитка и изящество фарфоровых чашек.
— Случается, иногда доходят до нас их караваны. Но я в основном торгую в Новгороде кожами, шерстью и пухом. Какой из товаров вас интересует? — на удивление быстро перешёл купец к делу.
— Возможно пух и шерсть моих мастеров заинтересует. Сейчас сразу не готов сказать. Нужно посоветоваться, а вот что мне точно нужно, так это корни и семена вашего одуванчика кок-сагыза. И много.
Да, я страдаю без резины. Но до гевеи, растущей в тропической части Америки, мне не дотянуться. Каково же было моё удивление, когда Виктор Иванович сказал, что только на территории бывшего СССР растёт шестьсот девять видов различных каучуконосов. Да что далеко ходить, даже в обыкновенном одуванчике, который у нас считают сорняком, и то есть каучук, но мало. Около двух процентов. Зато в корнях кок-согыза его бывает в десять — двенадцать раз больше. И да, я готов выращивать у себя этот казахский одуванчик. И всё ради того, чтобы получить сто восемьдесят килограммов каучука с десятины. Мне же не на продажу, а под свои нужды. Так что я и парой тонн в год могу обойтись.
— Не уверен, что смогу вам помочь. Постараюсь, конечно, но хотелось бы знать, на какую цену вы рассчитываете?
Хороший вопрос.
Вот тут-то мы и поторговались от души. Купец для удовольствия, а я, чтобы разговор поддержать. Очень уж резины хочется… Так сильно, что за девятьсот вёрст ради неё прилетел и ещё не раз готов слетать.
Тем более, что в Нижнем Новгороде у меня появилась масса других интересов.
Если не вдаваться в частности, то первую модель акционерного общества я здесь и попробую обыграть. Для меня это знакомый инструмент, а вот каким он окажется для остальных — это большой вопрос…
Глава 3
Начну с приятных событий — ко мне приехала бабушка с Лёвой. Они бы и раньше ко мне хотели вырваться, но я был к такому не готов. Мотался меж городами и полями.
Оставив Лёвку на моё попечение, бабушка на следующий же день уехала в Михайловское.
Что мне в брате сходу понравилось, он возмужал. Окреп физически, и взгляд у него стал этакий, словно изучающий. Оно и понятно. Год обучения в столичном серпентарии для высокородных своё дело выполнил. Надеюсь, с брательника слетели розовые очки, и он научился отличать, кто ему друг, а кто пытается им манипулировать.
Подготавливая имение к приезду Императрицы, о котором мне уже поступило уведомление из Имперской канцелярии, я старался брать брата с собой, как можно чаще.
Да, иногда мне приходится делать картинку, вроде потёмкинских деревень, и я зачастую довольно сильно приукрашиваю деревенскую жизнь. Выходит дорого и от дел отвлекает. Но на парадную одежду для крестьян
и крестьянок я потратился без особой жалости. Да, немножко шаблонно вышло. Всего лишь по три выкройки на мужские рубахи и женские сарафаны, но вся надежда на вышивку.Говорят, девушки той цветной ниткой, да с моими иглами, вышьют так, что мать родная не узнает, что кроили и шили их одежду массово.
Если что, то мужские рубахи сделаны по вполне понятному аборигенам «славянскому крою». Там всё простенько, и оттого — крайне технологично. Я бы сказал — прямолинейно. И это правда. Славянам хватало ровной палки с рисками и ножа, используемого для резки полотна.
Просто, примитивно и быстро. И на машинке строчить — одно удовольствие, сплошь строчка по прямой.
Лариса была против, но тут уж я с ней не согласился — пусть люди ходят в том, что им привычно.
Брат был в восторге от наших поездок и мои земли, с их небывалым урожаем, были для него настоящим откровением.
Но как бы я ни нахваливал свои угодья, сердце тревожно сжимается от одной мысли: а вдруг затяжные дожди, что уже третий день хлещут по губернии, подпортят урожай? Лишь вчера агроном, бледный как полотно, доложил о первых признаках гнили на краю посадок капусты. Велел обработать их золой и отваром луковой шелухи — бабкины рецепты еще ни разу не подводили.
Между тем, Велье уже блестит, как новая монета. Даже крестьянские дети ходят в выглаженных рубахах, а на ближнем озере — сотни гусей, прикупленные специально к высочайшему визиту. Иногда ловлю себя на мысли, что все это бутафория, декорации к спектаклю, где главная роль отведена капусте. Смешно? Возможно. Но когда в карете с гербом Романовых приедет та, чей взгляд видел расцвет и падение империй, хочется верить, что скромное великолепие моих полей скажет ей больше, чем позолота и мрамор.
А еще… Есть тайна. В дальнем углу приусадебного огорода, за крепким забором, зреют три кочана-гиганта, выращиваемые Афанасием по старинной монастырской методике, и с молитвенным наговором. Если к сроку они нальются соком, то самый крупный преподнесу Императрице-матери в день приезда.
Пусть усмехнутся придворные, назвав это чудачеством. Но я-то видел, как она вместе с фрейлинами за своим личным огородом присматривает, проявляя нешуточный интерес к своему хобби.
Осталось лишь дождаться сентября. И чтобы небеса смилостивились.
— Сандро, — перенял брат Лёва у Пущина его привычное обращение ко мне, — А что за календари ты рисуешь?
Вопрос вовсе не случаен. Уже второй вечер я при свете свечей привожу в порядок свои записи по Источникам. К тем, первоначальным, что в Михайловском и на монастырских землях, добавились Источники моего поместья, а потом и те, которые были найдены на землях недавно приобретённых вместе с Матюшкино, и до сих пор ещё до конца не обследованных.
Афанасий вместе с Прошкой только половину успели объехать, но результат их разведки уже меня радует. Понятно, что с самолёта можно всё быстрей сделать, но тут есть тонкость — малые колодцы Афоня не всегда успевает заметить, а их, как правило, в разы больше, чем средних, а уж тем более — больших.