Магнифит
Шрифт:
– Ты патриот, что ли? – ехидно спросил полковник, сказав это слово уничижительно.
– А надо им быть? – безразлично спросил Карлен. – Я в этом не разбираюсь, товарищ полковник, я военнослужащий, мое дело защищать людей.
– Людей? Каких людей? Григорианцев?
– Всех, кто живет в нашей стране.
– Ну не знаю, лейтенант. – полковник поднялся с холодной земли, он очень тяжело вставал, казалось, что он сделан из стали, об этом говорила его блестящая улыбка, да седина на висках. – Многие с тобой поспорят: ведь уже абсолютно непонятно где мы. Что это за земля? Чья она? Григорианцев? Аспирийцев? Миропорядок меняется, Карлен. Наше государство пало.
– Я ничего не знаю о вашем миропорядке, товарищ полковник. Для меня он только один. – разговор потихоньку переходил в конфликт, Карлен понимал, что полковник осуществляет некую проверку на вшивость.
– И в чем он заключается?
– В том, что ребёнок рождается, а потом живет.
– Разговоры о политике у тебя чисто женские.
– Когда я говорю о жизни ребёнка – это не разговор о политике. – твёрдо сказал Карлен.
– Вот видишь, ты священник, а не военный. – с улыбкой сказал полковник, смотря на него сверху вниз. – Сидишь себе спокойно, когда старший по званию стоит. Дерзишь. Я ведь прекрасно знаю, кто ты.
– Я не понимаю о чем вы.
– Скоро начнётся война, что будешь делать? Бегать и спасать детишек? А где жить будешь?
Карлен показал рукой на деревню.
– Здесь живут григорианцы. А, значит, это место и для меня.
– Ну-у, мало ли кто здесь живет. – сказал полковник, наивно посмотрев на Карлена. – Нас всех разбросало, но сейчас будут формироваться прежние государства и нации. Люди вернуться на свои исконные земли. Нам с тобой ещё повезло, мы родились в Григориании. А кто-то свой дом обязательно потеряет.
– Почему он должен потерять свой дом?
– Потому что наша нация прогнила, она распадается, а происходит это потому, что людей волнует историческая справедливость больше, чем нормы закона. Скоро будет жарко, Карлен, это будет касаться как гражданских, так и военных. Ведь если дробятся государства, то и армия наша тоже разделится.
Карлен и полковник посмотрели вокруг. Они не понимали, где они находятся. Чья эта земля. Деревушка, что рядом, начинала уже просыпаться и работать. Люди засеменили по её улицам.
– А что у нас будет?
– То, что и раньше. Ты должен об этом знать. Григориания была королевством. – полковник тяжело вздохнул. – Эх, если страна расколется, каждому государству ещё придётся набивать свои шишки.
– У меня складывается такое ощущение, что вы и не против этого.
– Можно и так сказать. Давно пора. Надо самим брать ответственность за свою страну, а не перекладывать её на чужаков. Да это и неплохо. Мы вновь будем жить в своей стране. Мне надоел этот срез общества абсолютно везде, в том числе и в этой армии. Люди лишний раз доказали, что не способны терпеть друг друга. Они не хотят быть единой и объединённой нацией, они хотят разбиться вновь на свои народности. Надо сказать спасибо, что хоть не на племена.
– Ну тогда начнётся война, волнения… резня.
– Я на это смотрю спокойно.
– Спокойно?
– Не стоит бояться метели… – он улыбчиво посмотрел на Карлена. – Стоит бояться, что будешь в ней дрожать.
Карлен встал с земли и приосанился. Вдруг он перестал выглядеть по-детски, а на глазах возмужал. Он спокойно следил за жизнью деревни и наслаждался картиной дома. Когда он повернул шею, полковник увидел белую связку бус, выглядывавшую из под кителя.
– Что это? Девушка дала на память? – строго спросил полковник.
– У меня нет девушки. – холодно ответил Карлен.
– Ну тогда что это?
Карлен застегнул китель и поднял ворот,
чтобы спрятать то, на что смотрел полковник.– Ничего. – сказал Карлен, повернулся и ушёл.
Никакой дисциплины. Никакого чувства воинского единоначалия. Казалось, что Карлен не подчинялся.
Полковник пристально смотрел на юношу, теперь он понимал, с кем он разговаривал.
Он услышал подъем. Как сигнальный огонь, команда распространилась по палаткам. Горы, словно стены, стояли и не давали посмотреть на горизонт. Он стал шаркать по сторонам, смотреть и замечать, что земля очень плодородна. Она радовала изобилием нив, а борозда за бороздой вельветово расчертили всю землю. Во главе деревни стояла церковь. Прохладный ветер. Хрипло горло. До трясучки. И всю красоту нарушали колонны гигантских машин и танков
Глава 3.
Выходной день. Александр сидел с Элей за столом и смотрел телевизор. Очередную сводку новостей. Эля уселась на коленках отца и рисовала. Рисование было её любимым занятием, особенно, когда она заболела, и Лев перестал с ней играть. Сам же Лев подружился с мальчишкой по имени Корнеид, который жил по соседству, его дверь находилась прямо напротив.
Диана вдруг начала ругаться на Александра. Она показывала на телевизор: «Переключи канал, сколько это можно смотреть при ребёнке». Отец, повинуясь, взял пульт и стал крутить. Наткнувшись на мультики, остановился, но Эля даже не обратила внимания. Зато Александр был пленён девичьей нежностью своей дочки. Не проходило и пяти минут, чтобы он вновь ни заарканил свой поцелуй в ее мягкую щечку. Эля была миниатюрной девочкой с каштановыми волосами, молочно-кофейной кожей и ореховыми глазами.
«Где Лев? – вдруг отец крикнул матери, на что она стала пожимать плечами и говорить что-то вроде. – В футбол, наверное, играет». Потом, как показалось Эле, отец выказывал недовольство и подозрение в том, что Лев его избегает и не разговаривает с ним. Отец махнул в сторону окна, и мама пошла к нему. Открыв, она посмотрела вниз, где бегали множество пацанов и со всей дури били мячом по стенке с нарисованными воротами. Грохот от этих ударов стоял похлеще, чем от множества одеял и ковров, которые выбивали в выходной день. Пыли этой было столько много, что было видно, как она проходит через открытое окно по лучу.
Не найдя Льва среди мальчишек, отец ударил кулаком по столу, взял соломенную корзинку, в которой обычно лежал хлеб, и стал ею трясти. Мать успокаивающим взглядом стала на него смотреть и что-то говорить, показывая глазами на Элю. Отец начал отнекиваться, да и сама Эля понимала, куда они клонят. Сходить в булочную – это зло в самом чистом виде. Им почему-то перестали продавать хлеб, мог его купить только Лев, да и другие такие же дворовые пацаны, которые бегали всюду. Все улицы, задворки, даже когда солнце находилось в зените, были заполнены сорванцами.
Тем не менее, без согласия Эли, единогласно было решено, что за хлебом пойдёт она. Мама на пальцах объяснила, что им нужна всего одна лепёшка, дала ей деньги и отправила за хлебом. Открывая дверь, Эля стукнулась с соседней, за которой показался Корнеид. Как же она его не любила. Эля его ревновала к своему братцу. Не посмотрев на него, она тут же убежала в своём фиалковом платьице. Корнеид увидел только, как за углом на прощание взмахнули её каштановые волосы.
Выбежав на улицу, она аккуратно пошла вдоль витрин, прячась от палящего солнца, перепрыгивая из тени в тень, под сенью прямоугольных навесов каждого магазина.