Магнолии, девушка, солнце…

Пару раз Егорка простужался – и как же тогда пугалась Маруся! Некоторое время у него были проблемы с животом, потом резались зубки, и он капризничал и отказывался от еды, и каждый раз Маруся обмирала от страха.

Она ни на секунду не выпускала его из своего внимания, то и дело бегала проверять, где он, что делает, спит в данный момент или бодрствует.

Когда Егорка стал ползать, она только усилила внимание…

– Маруся, это не мое, конечно, дело, – как-то кисло заявила Алевтина Климовна. – Но ты совершенно сумасшедшая мамаша! Если так пойдет дальше, то ты испортишь ребенка.

– Чем это я его испорчу? – насторожилась Маруся.

– Своей любовью, чем же еще! На прошлой неделе два раза вызывала «неотложку», когда у Егорки температура чуть больше тридцати восьми была, а сейчас вот стираешь, а сама то и дело к себе в комнату бегаешь проверять, как он там… Представляю, что будет, когда он подрастет!

Маруся ничего не ответила. В словах Алевтины была своя правда – с тех пор как родился Егорка, Маруся словно забыла о себе, полностью растворившись в ребенке, но что в этом было плохого? И разве могла она заставить себя меньше любить его?..

«Может быть, она завидует мне? У самой-то детей никогда не было… – растерянно подумала Маруся. – Хотя нет, непохоже, чтобы она мне завидовала!»

В самом деле, уличить Алевтину в обычной женской зависти было нельзя. Соседка с трудом терпела присутствие ребенка в квартире, ее раздражал Егоркин плач, хотя мальчик редко позволял себе капризничать, и, главное, брезгливое выражение теперь прописалось на Алевтинином лице.

Материнство казалось Алевтине Климовне ненужным, утомительным, неприятным, слишком физиологичным процессом, превращающим человека в животное. А ребенок сам по себе – бессмысленное нечто, основная функция которого – непрерывно есть и непрерывно пачкать пеленки. И все.

Она с трудом терпела происходящее в их коммунальной квартире в отличие от Виталика, которого, наоборот, появление Егорки преобразило, и Модеста Павловича, настроенного вполне благодушно…

– Так сколько же мы не виделись? Ох, больше года, наверное… Года полтора – это точно! – Людмила осторожно поправила локон. Свои длинные темные волосы она уложила в вечернюю прическу – дама из высшего общества… Маруся в платье, которое прекрасно подходило для прогулки по городу, но здесь, в стильном дорогом ресторане с якобы простым, незатейливым названием, смотрелось как-то не так, с распущенными длинными волосами чувствовала себя не вполне уверенно. Всяк сверчок знай свой шесток! Казалось, окружающие и даже официанты при всей своей ангельской любезности знали, как давно она посещала парикмахерскую, сколько стоят ее платье, ее туфли, сумочка, на какой распродаже они были куплены, и что помада на ее губах приобретена в заурядном подвальном магазинчике, неподалеку от ее дома…

В дальнем углу зала сидел известный тележурналист, читал газету, попивая кофе из малюсенькой чашки.

Неподалеку шумная пара, перебивая друг друга, вспоминала, как они катались на лыжах и какие смешные швейцарцы.

С другой стороны, у зеркальной стены, за столиком сидели трое в одинаковых черных костюмах и вполголоса вели деловой разговор:

– …я полагаю, к этому региону надо присмотреться повнимательней. Как вы смотрите на двухгодичный контракт? Миллиона четыре придется вложить, не меньше.

– А о Белоруссии не думали?

– Нет, пока еще рано. Потом – может быть. Там сейчас не вполне стабильная ситуация…

– Кстати, о банках. У меня есть председатель совета директоров… – понизил голос один из троицы, сообщая название банка. – Отличный мужик! Очень толковый, я могу с ним встретиться и обсудить этот вопрос…

Официантка принесла им большой графин с водкой, и они замолчали.

…Людмила решила отметить в этом кафе свой день рождения и пригласила Марусю, с которой давно не встречалась. Других гостей не было, только старшая Людмилина сестра Лариса, прилетевшая из Канады, и пятилетняя Варька. Ждали еще главу семейства – Богдана, но он опаздывал.

В первый момент, когда они только вошли, возникла не совсем приятная ситуация – оказалось, что заказан совсем не тот столик, на который рассчитывала Людмила.

– Почему здесь? – недовольно спросила она официантку. – На первом этаже? Гос-споди, мы же всегда на втором сидели! Девушка, вы уверены, что это именно наш стол?

– Да. Именно этот стол был заказан на вашу фамилию, – приветливо улыбнулась та.

– Нет, ну надо же… – рассердилась Людмила и обернулась к своей сестре Ларисе. – Он совсем совесть потерял! Ведь это он, между прочим, здесь столик заказывал… Ведь знает же, что на первом этаже сидеть невозможно, только на втором!

Она говорила о Богдане.

– Почему невозможно? – спросила Маруся. – По-моему, вполне неплохо…

– Ты не понимаешь! – вспыхнула Людмила. – Здесь всегда народ толчется и слишком шумно, а на втором этаже – такие милые отдельные кабинетики! И о чем только мой разлюбезный супруг думал… Ладно, садимся!

– Мам, мне мороженого! – немедленно потребовала Варвара, залезая на стул. – Мам, шоколадного!

– Варя, у тебя горло.

– Ма-ам?.. – Голос у Варвары задрожал, в глазах показались слезы.

– Ладно, фиг с тобой! – снова вспыхнула Людмила. – Хочешь болеть – пожалуйста!

Лариса, полная, уже немолодая (она была намного старше Людмилы, и Маруся ее видела в первый раз), флегматично погрузилась в чтение меню.

Сама Людмила некоторое время смотрела на скатерть широко открытыми глазами.

– Нет, никак не могу поверить, что он заказал нам столик на первом этаже… Издевается он, что ли?

– Давайте закажем квише, – флегматично произнесла Лариса. – Я люблю сыр. – Она посмотрела на Марусю и пояснила: – Квише – это французский пирог такой… С сыром.

Перед Марусей тоже лежало меню. Угощала Людмила, о чем она заранее предупредила всех. Маруся перелистала несколько страниц – цены в меню были не указаны. «Тут, наверное, дико дорого…» – машинально подумала она.

– Марусечка, ты что будешь? – наконец очнулась Людмила.

– Наверное, рулеты из камбалы и… и, пожалуй, «Карри Мадрас», – неуверенно произнесла та.

– Этот «Мадрас» – сплошной перец. Обопьешься! Возьми лучше свинину с клюквенной подливкой. Очень советую.

– Ма-ам, а мне мороженого! Ма-ам, ты обещала! – Голос у Вари вновь начал предательски звенеть. Она была такой хорошенькой, такой смешной, что Маруся не могла не улыбаться, глядя на нее.

– Да будет тебе мороженое! – осатанело воскликнула Людмила. – О, да что ж это такое… У кого день рождения – у тебя или у меня?!

После недолгого обсуждения с официанткой заказ наконец был сделан.

– Маруся, а твоему сколько? – флегматично спросила Лариса, оторвавшись от меню.

– Год, – ответила за Марусю Людмила. – Представляешь, Лариска, она одна его растит, без мужа!

– Ну и правильно.

– Да ты что! Маруся, ты хоть на алименты подала? – спросила Людмила и продолжила, не дожидаясь ответа. – Все мужики – сволочи. Нет, ну надо же, я ему тыщу раз говорила, что на первом этаже здесь сидеть невозможно!