Макамы
Шрифт:
— Он для поэзии — и вода и глина; рифм у него — и гора и долина. Но рок суровый слишком рано Тарафу погубил, и казну свою он не опустошил.
— А что ты скажешь о Джарире [8] и Фараздаке [9] , кому из них принадлежит пальма первенства?
— У Джарира стихи отделаны тоньше и смысла в них больше, зато стихи у Фараздака покрепче сбиты, потуже свиты, побогаче расшиты. У Джарира острее сатира, племя свое искусно он восхваляет, военные доблести его прославляет. Но у Фараздака есть над ним превосходство: племя свое восхваляя, он превозносит его благородство. Джарир, когда женщин воспевает, пламя страсти в сердцах разжигает, когда бранит — в порошок стирает, когда восславляет — превозвышает. А Фараздак бахвальством любого затмит и того унизит, кого презрит, в описаниях же языка своего не щадит.
8
Джарир (ок.653—732) —
9
Фараздак (ал-Фараздак, ок.640-732?) - панегирист омейядских халифов, вел многолетнюю перебранку в стихах с Джариром.
— А что ты скажешь о поэтах новых и старых?
— У старых поэтов слова благороднее, мысли их полноводнее, а у новых выражения изощреннее и ткань стихов утонченнее.
Мы спросили:
— Не хочешь ли нам стихи свои прочитать и что-нибудь о себе рассказать?
Он ответил:
— Получайте и то и другое сразу!
И продекламировал:
Ты видишь, друг, что я хожу в лохмотьях И горечь горя от судьбы вкушаю, Обиду на нее ношу с собою И злые беды каждый день встречаю. Восхода Сириуса [10] жду смиренно — Я нынче только о тепле мечтаю! А был когда-то я богат и знатен И в середине сиживал, не с краю! Затмил бы я и Дария с Хосровом, Шатры веселья всюду разбивая. Но вот блага в несчастья превратились — Судьба перевернулась, мной играя. Остались мне одни воспоминанья, Грызут они, дразня и донимая. Увы, в Самарре [11] бедная старушка И дети в Босре [12] ждут меня, рыдая. Когда бы не они — я счеты с жизнью Покончил бы, раскаянья не зная!10
Сириус — самая яркая звезда Большого Пса, появляется на небе в наиболее жаркое время года; говоря о своем ожидании Сириуса, автор стихов намекает на то, что у него нет денег на теплую одежду.
11
Самарра (Суррамарра’a) — город недалеко от Багдада, любимая резиденция аббасидских халифов в IX в.
12
Босра — город в Сирии, юго-западнее Дамаска.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Дал я ему дирхем, что под руку подвернулся; он взял, спиною к нам повернулся и пошел, а я ему вслед смотрел — все вспомнить хотел: знаком он мне или не знаком, наконец узнал я его с трудом и воскликнул:
— Александриец, клянусь Богом! Он покинул нас газеленком малым, а вернулся взрослым и возмужалым.
Тут я за ним побежал, догнал, за рукав удержал и сказал:
— Ты ли это, Абу-л-Фатх? Не тебя ли взрастили мы своими руками, не ты ли юность провел меж нами? Скажи-ка, что это у тебя за старушка в Самарре?
Он засмеялся в ответ и сказал:
Пойми, что время наше лживо, Не поддавайся заблуждениям И от судьбы не жди подарка — Вращайся с ней ее вращением!
ФИНИКОВАЯ МАКАМА
(вторая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Случилось мне быть в Багдаде во время сбора фиников, и я решил на рынок сходить — самых лучших себе закупить. Отошел недалеко и вижу: у торговца разложено много спелых плодов, разных сортов, без счета рядов. Взял я себе из каждого ряда отборнейшие, из каждого сорта отменнейшие, скинул плащ, покупку свою сложил, концы завязал и закрепил. Вдруг вижу — прямо передо мной нищий с протянутой рукой. Его голова покрывалом обвита, а лицо концом покрывала стыдливо прикрыто. При нем была целая куча детей: кто постарше — его за подол держал, а кто поменьше — из-под мышек торчал. Отец же, выбиваясь из сил, на пропитанье просил, крича таким громким голосом, что
дыбом вставали волосы: Ах, мне бы горсти две ячменной каши Или кусочек черствого лаваша, Хоть капельку прокисшей простокваши, Чтоб не текли потоком слюни наши. Ужель подошвы зря дорогу пашут? О Боже, дай испить достатка чашу! Пускай завязки щедрости развяжет Рука того, кто милость нам окажет, И если он благой пример покажет — О чести рода своего расскажет. Он тот, кто нас успехом опояшет И жизнь нам сохранит под сенью вашей!Г оворит Иса ибн Хишам:
Я вынул из кошелька кое-что и дал ему. Он сказал:
Ты, оказавший мне благодеянье! Храни о том стыдливое молчанье, Лишь Господу открой свои деянья! Тебя б я наградил без колебанья, Но мой достаток — слезы да стенанья. От Бога ты получишь воздаянье!Г оворит Иса ибн Хишам:
Я сказал ему, указывая на кошелек:
— Там кое-что еще осталось. Кто ты — мне откроешь, что в нем — получишь.
Он сдвинул покрывало с лица — и оказалось, клянусь Богом, что это наш шейх Абу-л-Фатх Александриец! Я сказал:
— Ну и ну! Какой же ты хитрец!
А он ответил стихами:
Всю жизнь в обмане проводи И людям головы дурачь! Судьба на месте не стоит, И я несусь за нею вскачь: То сам ей горе причиню, То стану жертвой неудач.
БАЛХСКАЯ МАКАМА
(третья)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Торговля тканями привела меня в Балх. Был я тогда молодостью ублажен, беззаботностью ублаготворен, богатством украшен и считал главной своей заботой жеребенка мысли себе подчинить или самые редкостные слова в силки свои уловить, и ничья беседа и голос ничей мне тогда не казались красивей моих речей.
Когда же наша разлука с Балхом готова была натянуть свой лук, вошел к нам некий юноша — одежда его услаждала взгляд, борода окаймляла ровных жемчужин ряд, а с чистотой его взора не могли соперничать ни Тигр, ни Евфрат. Подошел он ко мне и хвалу произнес, а я в ответ еще больше его превознес. Затем он спросил:
— В путешествие собираешься?
Я ответил:
— Да, клянусь Богом.
Он сказал:
— Пусть плодородной будет земля, к которой ты стремленьем приник, и пусть в пути не заблудится твой проводник. Когда же ты отправляешься?
— Завтра утром.
— Пусть после разлуки утро подарит встречу, когда я сулящую счастье птицу примечу. А куда ты собираешься?
— На родину.
— Да прибудешь ты благополучно на родину и будешь там пребывать в дородности. А когда ты вернешься?
— На будущий год.
— Пусть скорее покрывало пути твоего свернется и нитка его не оборвется. А как далеко простирается твоя щедрость?
— Как ты захочешь.
Он попросил:
— Если в этом пути Бог избавит тебя от смерти и от недуга, привези мне врага в обличье доброго друга, что к роду желтых себя причисляет, к неверию призывает, танцем на пальцах забавляет, бремя долгов облегчает. Этот двуликий лицемер сияет, как солнце, хоть ничтожен его размер.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Я понял, что он имеет в виду динар, и сказал ему:
— Он будет за речи твои награжденьем, а другой получишь при моем возвращенье.
Тут юноша продекламировал:
Ты дал мне больше, чем ожидал я, Ведь руки добрые не скупятся. Пусть мощь твоя всюду пустит корни, А ветви щедрости укрепятся! Как тяжко бремя — просить подачки И в унижении побираться! Твои дары велики. За ними Не могут просьбы мои угнаться. О пусть подольше судьба и слава Твоим содействием насладятся!