Малатаверн
Шрифт:
– Нет, не могу. Они станут меня расспрашивать. Отец говорит, что жандармы всегда вытянут из человека все, что им нужно. Нет, нет, не могу.
Жильберта остановилась. Робер прошел по инерции несколько шагов, но тут же спохватился, вернулся к подружке и спросил:
– Что с тобой?
– По-твоему, пусть лучше убьют мамашу Вентар?
– Ты же знаешь, я не могу пойти и все рассказать легавым. Тогда мы все пропали!
– Если ты расскажешь все - да, но если ты Только предупредишь - нет.
– Да ты их не знаешь! Если бы ты видела, на кого был похож Фердинан
– Это совсем другое дело, они подозревали его в краже автомобилей.
– А ничего такого и не было, как потом выяснилось. Помолчав, юноша прибавил:
– Нет, как они его отделали! Господи Воже, если бы ты его видела!
После недолгого молчания Жильберта спросила:
– Ты боишься, да?
Робер отрезал:
– Попасть им в лапы - да, боюсь! Пожав плечами, девушка проговорила:
– Тебя больше устраивает, если мамашу Вентар укокошат?
Она проговорила это негромко, но так, что Робер опешил: крыть ему было нечем. Он очень испугался, что Жильберта разозлится и уйдет. На него опять накатил страх. Ночь показалась еще более беспросветной, холодной, а главное - вокруг была лишь пугающая пустота.
– Жильберта, я даже не знаю... Не представляю, что тут можно, сделать. Ведь я не могу их выдать! Друзей не предают!
– Друзей? Ничего себе, друзья! Девушка повторила это слово, точно впервые его услышала. Затем, поразмыслив, прибавила:
– А если они обворуют старуху? Если им удастся стянуть ее деньги, а она так и не проснется? Если жандармы их не сцапают, ты и тогда будешь считать их друзьями?
Робер повесил голову. Помолчав, девушка придвинулась к нему почти вплотную.
– Отвечай!
– приказала она.
– Ты будешь считать их друзьями?
– Нет, конечно, если они украдут... Но я.., ведь не пошел с ними.
На этот раз Жильберта действительно разозлилась. Она не закричала кругом спали люди, - но ее голос звучал жестко и сурово.
– Значит, они идут на кражу, а ты об этом знаешь и собираешься помалкивать? Но ведь я теперь тоже знаю... Может, ты и меня заставишь молчать? А если меня будут расспрашивать, заставишь меня врать? Даже если мой отец заведет об этом разговор, мне придется выкручиваться или смолчать, как смолчал сегодня ты, когда я рассказывала тебе о том, что телка Бувье сдохла.
– Да ведь старухе ни к чему эти деньги... Жильберта не дала ему договорить. На этот раз она не выдержала, сорвалась на крик:
– Значит вот она, причина! Может, так они тебе и сказали, чтобы втянуть в это дело? А ты клюнул... И ты еще хочешь, чтобы я была на твоей стороне?!
Девушка внезапно смолкла. Где-то поблизости хлопнул ставень.
– Что тут такое?
– послышался мужской голос. Робер и Жильберта пустились бежать, а голос позади них прокричал:
– Ну погодите, поганцы! Вот я сейчас выйду! Во дворе слева залаял пес, лай его тут же подхватили другие собаки; хлопнул еще один ставень.
– К мыльне!
– бросил на бегу Робер. По тропе, огибавшей памятник, они добежали до городского водосборника и спрятались за ним. Скорчившись за огромной бетонной чашей, беглецы затаили дыхание. Собаки надрывались еще довольно
t- Нам повезло, - проговорила Жильберта.
– Нечего было так кричать!
– Сам хорош. Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ведь тебе известно: если ты что-то знаешь и молчишь, стало быть, ты тоже виноват.
– Все будет в порядке, если нас не застукают жандармы.
– Ты никак не поймешь, что я хочу сказать. Ты не имеешь права молчать, если тебе известно, кто обворовал старуху.
– Но ведь не могу же я на них донести!
– А разве лучше позволить им убить женщину?
– Все равно предавать - подло.
– Может, это и подло, но если ты не помешал им, а потом смолчал - это страшный грех. Помедлив, она прибавила, ущипнув его за руку:
– Это смертный грех, понимаешь? Смертный грех! Робер не отозвался. В чашу водосборника стекала вода, и, когда ветер налетал с особенной яростью, мелкие брызги долетали до них. Жильберта схватила его за руку и воскликнула:
– Я придумала!
– Что? Говори! Говори скорее!
– Тут нужен такой человек, который может их остановить, но при этом ничего не скажет жандармам и не станет требовать, чтобы их наказали. Кто может их остановить и объяснить, что они сошли с ума, но не упрячет их потом в тюрьму, а главное - не подставит тебя.
– Ну?
– Господин кюре.
От изумления Робер не находил слов, потом наконец выдавил:
– Кюре? Ты говоришь, кюре?
– Ну да! Сейчас ступай к нему и все ему объясни! Сам знаешь, у него есть мотоцикл. Вы поедете в Малатаверн, а когда придут те двое, он с ними поговорит. Они наверняка его послушают.
Робер не отвечал. Жильберта встала и потянула его за руку. Робер поднялся, но так и не двинулся с места.
– Идем, - проговорила девушка, - нужно спешить.
– Нет, не могу. Ты представляешь себе, с какими глазами я приду к кюре! Ведь после маминой смерти ноги моей не было в церкви!
– Ты совсем ума лишился? Неужели из-за этого он откажется тебя выслушать?
– Да нет, но понимаешь, несколько раз он пытался со мной поговорить, а мне удалось отвертеться. Так что он наверняка сердит на меня.
– Зато я просто уверена, что он тебя выслушает.
– Нет, это невозможно.
– Почему?
– Я точно знаю, что тем двоим будет все равно, кому я на них донес кюре или жандармам, в любом случае они взбесятся.
– Ну знаешь, это уж чересчур! Чем они рискуют? Ну, получат пинок под зад или пару затрещин, только и всего.
Жильберта немного помолчала, но Робер не отвечал, и она продолжала:
– Тем более что они прекрасно его знают, я-то в курсе. Кто-кто, а они ходят к мессе.
– Только не Серж.
– Иногда и он тоже - с бабушкой. А уж Кристофа я там вижу каждое воскресенье.
– Знала бы ты, почему он туда ходит! Девушка наклонилась поближе. После недолгого колебания Робер хмыкнул и проговорил: