Малатаверн

Сейчас оттуда выскочит человек... Сейчас оттуда выскочит папаша Бувье. Да, папаша Бувье... Крестьянин, у которого издохла телка. Робер знает это наверняка Он без конца твердит это про себя, а все его нутро содрогается от страшного шума, сотрясающего долину.

Он не сводит глаз с зарослей. Человек приближается. Робер прекрасно видит его, узнает, хотя крестьянин еще далеко. Лишь голос его раздается все ближе. Неумолимо приближается.

– Вперед, Черныш! Ищи!

Казалось, прошла целая вечность. Всякий раз, как деревья на повороте дороги начинали ходить ходуном под порывом ветра, Робер ожидал появления папаши Бувье.

В то же время юноша поглядывал вправо: откос был довольно высок, но над дорогой нависал небольшой ясень Стоило подпрыгнуть, ухватиться за ветви, подтянуться и можно было ринуться во тьму, под полосу беснующихся деревьев. Да, а собака? Она просто не успеет кинуться. Да и откос наверняка слишком высок и крут для пса. Ему придется побегать, пока он найдет более отлогий подъем. Робер отчетливо представлял себе, как он бежит через лес, но знать не знает, ни куда пойдет, ни где выберется из чащобы... Юноша посмотрел влево - там все заросло колючим кустарником вдоль дороги. Перескочить, скатиться вниз, к ручью, одним прыжком перепрыгнуть неширокий ручей, кинуться вверх по противоположному склону, вслед за Жильбертой...

Но в сторону усадьбы Ферри Робер смотреть не стал, как не вспомнил о тропинке, открывавшейся у него за спиной.

Он застыл в оцепенении, не в силах пошевелиться и не сводя глаз с поворота.

Наконец из-за ветвей показался крестьянин. Он шагал быстро, с охотничьим ружьем под мышкой.

Подойдя поближе, крестьянин остановился и поднял руку. В ту же секунду тьму разорвал луч электрического фонарика, и мужчина пошел дальше.

Свет ослепил Робера. Юноша прикрыл глаза рукой и наклонил голову.

– Господи Боже!
– кричит крестьянин.
– Да он весь в крови!
– Он поднес фонарь к самому лицу Робера. Тот стоял не шелохнувшись.

– Убери руку!

Робер покорно отвел руку и заморгал.

– Пайо!
– обронил мужчина.
– Это же сын Пайо! Крестьянин умолк, оглядывая юношу с головы до ног, затем жестко спросил:

– Ну, говори, что ты натворил? Что наделал-то, а? Собака перестала рычать, теперь она принялась обнюхивать ботинки и брюки Робера. Крестьянин опустил фонарик и выключил его. Ярко светила луна. И хотя они стояли в тени деревьев, им было хорошо видно друг друга.

– Ну, Пайо, говори, что ты натворил?
– снова требовательно промолвил крестьянин. Разведя руки, Робер безвольно опустил их и пожал плечами. Пес стал лизать ему руку. Мужчина повторил вопрос, затем перекинул ружье за спину, схватил Робера за плечо и встряхнул, воскликнув - Да отвечай, Господи Боже, отвечай! Что ты натворил? Ты поранился?

В ответ юноша отрицательно помотал головой. Тогда мужчина завопил и стал трясти его изо всех сил.

– Ты учинил какую-нибудь пакость! Опять что-нибудь напакостил! Ведь это ты заявился ко мне прошлой ночью, да? Ты! Признайся, что ты! Ты и твои друзья-приятели!

Робер кивнул и тут же получил пару крепких оплеух. Он пошатнулся, но только ниже опустил голову, так ничего и не сказав.

– А сегодня?
– не унимался папаша Бувье.
– Что ты сегодня учинил? Вы что, резали кур или кроликов? Почему ты весь в крови?

Несколько секунд слышался лишь рев ветра да издали доносился неумолчный яростный лай собак, сквозь который порой слышались голоса людей. Робера колотило, он чувствовал, как к горлу подступает рыдание. Все перепуталось у него в голове, и он едва слышно прошептал:

– Я не хотел.., нет, нет, я не хотел... Крестьянин склонялся к нему, чтобы разглядеть повнимательнее, и снова спросил:

– Кто еще с тобой был? Ну, говори! Робер покачал головой. Папаша Бувье покрепче схватил его за руку и опять тряхнул изо всех сил, выкрикнув:

– Ах, ты ничего не скажешь?! Посмотрим! Вы уже давно шарите в наших местах! Тебе придется все рассказать, и тогда мы переловим всю вашу банду! Теперь вам не поздоровится! Имей в виду, это дорого вам встанет!

Робер молчал. Тогда папаша Бувье развернул его за плечи и толкнул вперед - Давай, топай!
– приказал он.
– Сейчас поглядим, что ты запоешь, когда за тебя возьмутся жандармы!

Робер заплакал. Он плакал навзрыд, чего с ним не случалось уже много лет. Он брел по дороге, а за ним следовали крестьянин и его собака.

Весь противоположный склон долины был залит лунным светом. Лишь одно красное пятно алело в этом холодном сиянии: ярко освещенный двор фермы Ферри. И рядом - еще одно алое пятно, поменьше: свет горел в широко распахнутом окне в комнате Жильберты.

Все это Робер видел сквозь слезы. Теперь вся долина представлялась ему словно сквозь светящуюся пелену. Он поискал глазами виллу Комб-Калу, но так ничего и не разглядел На мгновение у него в голове мелькнули мысли о работе, о начатой траншее, об инструментах, сваленных в водоеме, где постепенно прибывала вода. Все мешалось у него в голове: жесткий взгляд хозяина, глаза хозяйки, фотография баскетболисток.. Юноша зажмурился и несколько шагов прошел вслепую, а потом вновь уставился на дорогу.

Там, где ручей подступал совсем близко к старой дороге, в лунном свете сквозь ветви деревьев поблескивал ручей.

Поравнявшись с Малатаверном, Робер замедлил шаг. Но крестьянин толкнул его, и юноша снова зашагал вперед и остановился там, где ограда кончалась и открывался двор фермы.

Взгляд его сейчас же упал на едва заметную в тени дома темную массу, лежавшую на земле.

– Да иди же, иди, Господи Боже мой, - буркнул папаша Бувье, в очередной раз толкнув его в спину.

Но Робер только вяло отмахнулся. Правда, рука его тут же безвольно упала. Юноша открыл было рот, пытаясь что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни слова.

– Давай, давай, топай! Я не собираюсь всю ночь разгуливать с тобой по лесу... Топай, гаденыш!

Робер прибавил шагу. Он непроизвольно сжал кулак, а когда попытался разжать его, почувствовал, что пальцы слиплись от крови...

Во рту стало горько, он остановился, и его вырвало.

– Надо же, ты, оказывается, в стельку пьян, - хмыкнул фермер.
– Шагай, поганец, шагай!

Вскоре они дошли до старой дороги. Там было светло почти как днем.

Робер плакал; слезы лились сами собой, он не всхлипывал, не рыдал; все происходило механически, так же механически он брел, тупо переставляя ноги.

Теперь тень его все вытягивалась и скользила впереди. Чуть погодя за ней следовала тень фермера - тот на ходу яростно жестикулировал и что-то ворчал себе под нос. В бормотанье его то и дело слышалось: "Гаденыш.., шпана.., телка издохла.., заплатишь.., в тюрьму". Робер не обращал на него внимания.

Вокруг них кругами бегала собака. Время от времени пес задирал лапу у какого-нибудь куста, а потом подскакивал к Роберу и трусил рядом, виляя хвостом и колотя им по ногам юноши.

На мгновенье перед мысленным взором Робера возникла открытая дверь... Мамаша Вентар, наверное, спала...