Мальчик из контейнера
Шрифт:
В конце декабря позвонила дочь и сообщила, что в следующем году эскадрилья мужа идет в отпуск в апреле, и если ничего не изменится, то они прилетят всем скопом в Липецк.
– Так что скоро, бабулечка, ты увидишь своего внука! – заключила Лиза. – Он уже мужик! Покрикивает на меня, сердится! Ему и года нет, а он уже показывает, понимаешь, свой характер! Так что, готовься к серьезной встрече!
«Вот те раз! Что я им скажу?» – первое, что пришло в голову Валентине Ивановне.
– Ты чего молчишь? Не рада, что ли? – удивилась долгому молчанию дочь.
– Да рада, рада! – быстро, как очнувшись, выкрикнула Валентина Ивановна. – Почему это я не рада.
«Говорить –
В марте она получила документы на право называться мамой, а дети поменяли свои фамилии, они стали: Шевченко Николай Анатольевич и Шевченко Кира Анатольевна. Барьера во взаимоотношениях не было, и скоро в избушке звучало: «мама», «сынок», «доченька», как само собой разумеющееся.
Чтобы не показать дочери естественную отсталость в развитии детей, Валентина Ивановна усилила занятия с ними. Через три месяца уже был заметен кое-какой успех – они научились правильно говорить нужные в обиходе слова, понимали значение других, труднопроизносимых, внимательно слушали сказки и понимали их смысл. Валентина Ивановна этому радовалась больше детей. Она забыла о своих болячках, и они ее не беспокоили – это тоже радовало.
Колю и Киру пришлось перевести в детский садик, это тоже немаловажное событие – оторвать от привычной обстановки, окунуть в малознакомое общество. Дети, не взрослые, они гораздо общительней. На чем угодно могут сблизиться. На игрушке, на умении кататься с горки, на прыжках с бордюрчика… Вот с бордюрчика и началось признание Коли. Сам не думая о том, он спрыгнул со снежного бордюрчика прямо в сугроб, и это так всем понравилось, что стоило большого труда воспитательнице занять их чем-то другим, менее опасным. Скоро все дети были, как медвежата, в белом пуху. Смеялись и визжали так звонко, что хоть уши затыкай. Румянощекая ватага долго не могла успокоиться, даже когда пришло время обеда, все еще слышались смех и визг.
И Кира не осталась в стороне. Она на занятии в зале так кувыркалась через голову, что все смотрели на нее с раскрытыми ртами.
– Ваши дети, – говорила, спрятав улыбку, воспитательница Валентине Ивановне, прибежавшей в конце дня за детьми, – просто артисты!
– Что не так они сделали? – встревожилась Валентина Ивановна.
– Все так. Очень активные, того и гляди, как бы на люстре не вздумали качаться. И качались бы, да люстры нет у нас.
– Да, я их не очень одергиваю, – призналась Валентина Ивановна.
– И не надо этого делать, – согласилась воспитательница. – Зашоренные дети превращаются в инфантильных взрослых. Они тогда, по привычке, ждут подсказки, как им поступить даже в малом деле, а о большом и говорить нечего. Принять самостоятельно решение – для них труднейшая задача! Из таких
получаются хорошие клерки и плохие руководители.– А военные? – спросила Валентина Ивановна, обозначив в уме Колю в образе бравого летчика.
– Хуже не придумаешь! Никакие! Но вам беспокоиться незачем, ваш еще тот командир! Наполеон! Жуков!
– Жуков? – переспросила Валентина Ивановна. – Какой Жуков?
– Наш Жуков, – удивилась воспитательница. – Маршал который!
– А, понятно. Ну, да! Конечно, Маршал Победы! – улыбнулась Валентина Ивановна, поняв, что Жуков – прежняя фамилия Коли, здесь ни при чем.
На Новый год Валентина Ивановна привела из детского дома еще двух девочек и мальчика. Наряжали елку сообща, веселились долго. Так долго, что Валентина Ивановна подумала, как ей уже утомительно простое занятие с детьми, а что дальше будет…
Хорошее обернулось слезами. Отвеселившись, напрыгавшись, наигравшись, дети не хотели возвращаться в свой дом, они поверили в вечное счастье, которое связывали с маленьким теплым домиком, мягким диваном, вкусной едой, тортом, конфетами, красивой елкой, и вдруг их почему-то лишают этого счастья, хотя они ничего никому плохого не сделали.
– Хотели как лучше, – говорила Валентина Ивановна заведующей, – а получилось не очень.
– Да, Валя, я знаю. Это не впервой. И опять же, как им жить, если они не будут знать, что такое семья, дом, родители, бабушки-дедушки, близкие вообще люди? Они же не смогут построить правильно свою жизнь! Вот побывали они у тебя, и это маленькой светлой искоркой будет жить в них всегда. Добро, красота приживаются быстро и живут долго в человеке. Кто знает, как сложится жизнь у этих мальчиков и девочек, часто не очень удачно, но, возможно, в какую-то определяющую минуту они вспомнят то хорошее, что посетило их однажды, и примут правильное решение. Они сохранят в себе Человека. Человека! – Ольга Максимовна подняла вверх руку с выпрямленным указательным пальцем. Повторила тихо, но твердо: – Человека!
– Оля, я часто думаю теперь…
Ольга Максимовна насторожилась.
– Что напрасно связалась? – спросила, не дослушав Валентину Ивановну.
– Нет, что ты! С чего взяла! – всполошилась та. – Не напрасно!
– Прости, перебила. Говори.
– Как нам избавиться от этой напасти? От этой детской беды? Как не делать их сиротами при живых родителях?
– Ты думаешь, что только ты одна такая сердобольная да умная, а остальные толстокожие и тупые?
– Я так не думаю, но…
– Вот именно, но! Идет разложение государства, уничтожение нации. Нравственность – основа семьи, фундамент государства, скатилась на ноль. Дальше ждет нас еще худшее – мы превращаться будем в жвачных животных, безразличных ко всему, падких до скотского. Скотские отношения между людьми будут нормой, о семье речь не веду – как таковых их не будет. Будут животные страсти называть любовью! И не только называть, но навязывать нам будут, убеждая, что это верх человеческих отношений, избавляющих человека от дурацких предрассудков.
– Что теперь делать? – в испуге расширила зрачки Валентина Ивановна.
– Подержи арбуз!
– Какой арбуз?
– А вот такой! Не знаю! Это задача государства, а я всего лишь винтик в этом механизме!
– Почему оно ничего не делает?
– Оно занято мировой революцией. Ему не до мелких балалаек!
– Каких еще балалаек? Говоришь непонятно!
– Эзоповский язык знаешь? Это когда ты говоришь об одном, а понимать надо совсем другое.
– Опять ничего не пойму! – Валентина Ивановна готова стукнуть кулаком по столу.