Мальчик с открытки

– Уже пришёл! – ойкнула она и запустила его в дом. Вадим оказался в тёплой просторной кухне с широкой печью и длинным столом, накрытым вышитой скатертью, вокруг стояли самодельные лавки.

– А я только-только успела помыть полы у бабы Софьи и думала, схожу в баню, но не успела, - сожалея, проговорила Тинка.
– Ладно, потом помоюсь, сейчас переоденусь, и пойдём репетировать к Софье.

Из общей горницы показалась худенькая, с уложенными венком на голове русыми косами женщина, Вадим догадался, что это мать Тинки, у них были одинакового цвета светлые сине-зелёные глаза. А за нею в кухню выбежали три девчушки и маленький мальчик, на лицах их было написано любопытство.

– Куда вы собрались? – спросила женщина, поздоровавшись с ним, а когда услышала ответ, запротестовала: - Никаких сейчас репетиций! Юноша подождёт, пусть поиграет с девчонками в карты. А ты помойся и Федорика вымой, отец ещё не скоро придёт, а мне надо со скотиной управиться.

Тинка не стала спорить.

– Я быстро, - сказала она и принялась собирать в баню брата. Ласковый, как котёнок, мальчик охотно подчинялся сестре. Она надела на него пальтишко, валенки, обвязала голову платком, как девчонку, и увела в баню.

– Пойдём играть в карты, - требовательно потянула Вадима за рукав средняя из девочек, лет десяти, которую звали Ритой, и повела в комнату, где жарко пылала огнём круглая, «обшитая» железным листом печь.

Усевшись за стол, на котором тоже была вышитая по краям и середине скатерть, принялись играть в дурака. Тринадцатилетняя Ксеня, серьёзная и неулыбчивая, быстро повыкидывала все карты и первой вышла из игры, за ней победил Вадим. В следующей игре опять они же выиграли. Синеглазая Маруська, с густой гривой кудрявых тёмных волос, спускавшихся до пояса, самая красивая из сестёр Масловых, проигрывая, жалобно всхлипывала.

– Перестань рыдать! – прикрикнула на неё грозная Ксеня. – Выгоним из игры! Ишь, моду взяла – канючить. Я тебе не Тинка, чтобы поддаваться!

Вскоре мать принесла из бани Федорика, закутанного в одеяло. Побросав карты, старшие девочки кинулись хлопотать вокруг распаренного братца: вырядили его в длинную фланелевую рубашку, закрывающую коленки, в ней он стал похож на хорошенькую розовощёкую девчушку. Маруська, накинув овечий платок, метнулась к двери.

– А ты куда, полураздетая? – закричала на неё мать.

– Я к Тинке в баню!
– пискнула Маруська и юркнула в дверь.

– Они быстро помоются, - успокоила Вадима мать. – Маруська Тинке не помешает, она уже сама моется, за компанию обеим интереснее, а я пока капустных пирожков нажарю, угостите Софью, она мою стряпню любит, – и крикнула оставшимся дочерям: - Развлекайте кавалера картами, что вы поубегали враз!

Усадив Федорика на диван и прикрыв одеялом его розовенькие ножки, Ксеня и Ритка вернулись к картам. Не успели они сыграть и двух конов, как хлопнула входная дверь и запустила морозец, а вместе с ним раскрасневшихся, довольных Тинку с Маруськой. Головы их были обмотаны полотенцами.

Сестрёнки тут же кинулись к самовару на кухне. Напившись чая с мёдом вдоволь, сели неподалеку от играющих. Тинка размотала полотенце себе и Маруське, Вадим обратил внимание, как она ласково пригладила ладонями спутанные кудри сестрёнки перед тем как медленно, по прядям расчесать их щёткой. А потом быстренько расчесала свои волосы. Раскрасневшиеся, с сияющими глазами, обе казались ему невероятными красавицами.

– Пусть волосы подсохнут, - сказала Тинка, весело тряхнув мокрой головой, и расплылась в улыбке, - ну, с кем я буду в паре?

– Со мной, со мной! – громко закричала Маруська.

Мать, выглянувшая из кухни, цыкнула на неё:

– Иди, суши волосы у печки, а то опять простынешь! Да смотри, не сожгись.

Маруська, шмыгнув хорошеньким маленьким носиком, неохотно отступила к пышущей теплом круглой печке. Несмотря на свой строптивый нрав, при людях она не смела ослушаться матери. В семье Масловых было заведено: при чужих родителям не перечить, вот уйдёт гость, тогда возражай сколько влезет, но последнее слово всё же за матерью с отцом – это правило шло от дедушек и бабушек, от поколения к поколению, по неписаному закону.

Такой богатой густой длинной растительности, как у младшей сестрёнки на голове, Тинка не имела, зато после мытья щёлоком волосы у неё становились мягкими и по краям скручивались в мелкие колечки. Правда, уже на второй день они становились жесткими и спутывались, как сухое сено, приходилось заталкивать их в торчащий хвостик, даже чёлку она не решалась отрезать, так как боялась, что та смешно будет загибаться вверх.

Сейчас после бани волосы мило резвились, как им вздумается, и красиво обрамляли ярко разрумянившиеся щёки хозяйки. Вадим сидел совсем близко, касался её тёплого плеча, когда нагибался, чтобы выкинуть карту на стол. От Тинки приятно пахло мёдом и сладкими травами.

Его всегда волновал её запах, который был какой-то особенный, словно рядом бил водопад – шумный, чистый, свежий. Он не понимал, почему Вилька к нему привязывается и морщит нос. А у Вадима от него кружится голова и так радостно на душе.

Кто-то постучал в дверь. Вскочив, Тинка побежала открывать её. Вернувшись, пояснила:

– Это Толя, наш двоюродный брат, пришёл в баню, он её обожает, моется у себя по пятницам, а у нас по субботам, - и звонко крикнула: - Заходи, Банное-Ваше-Намывчество, где ты там, на кухне, застрял!

В комнату с кухни заглянул высокий, худощавый парень, светловолосый, лет двадцати, в накинутой на плечи куртке, с шапкой-ушанкой в руках, поздоровался и широко улыбнулся. Он чуть нагнулся и, не переступая через порог, застыл у кухонного дверного проёма.

– Тиныч, вечно ты меня поддеваешь. – В голосе парня не было обиды, наоборот, ощущались довольные нотки.

Анатолий осенью вернулся из армии и жил у бабы Мани, вырастившей его мать, как и отца Тинки. Мать жила с новой семьёй в Свердловске. Баба Маня вырастила троих племянников. Кроме Тинкиного отца и Толиной матери, ещё и бездетную Маргариту, которая жила с мужем в Ленинграде. Вырастила она и Толю, рождённого племянницей в первом браке.

– Что, тётя Маша, - обратился Анатолий к матери Тинки, её тоже звали Марией, - баня не выстыла?

– Куда там! – откликнулась с кухни хлопочущая над пирожками Мария. – На всех хватит жара, иди, мойся сколько душе угодно! Мёд и веники найдёшь в предбаннике, – и неожиданно предложила: - Можешь взять с собой попариться нашего гостя. – Её обтянутая цветастым ситцевым фартуком худенькая фигурка показалась у дверного косяка, светлые, в лучистых морщинках глаза женщины ласково посмотрели на Вадима.