Мальчик с саблей

Наконец Трайлон поднял к потолку просветлённый работой взгляд и безразлично произнёс:

– Может быть…

Иннерфидд подошёл ближе к операционному столу, чтобы рассмотреть незнакомца.

– Может быть, – ни к кому не обращаясь, повторил Трайлон.

– Он должен выжить, – словно приказал Эванс. – На обратной дороге на нас опять напали. Один из моих потерял руку. Всё ради того, чтобы дотащить сюда этого, – он ткнул пальцем в сторону распростёртого на узком столе человека. – Нерациональных затрат быть не должно. Вы обязаны сделать так, чтобы он выжил.

Хновски, бывший здесь, по существу, главной фигурой, находился в раздумье. Теперь все смотрели на него и ждали какого-то решения, хотя что тут можно решать? Первый контакт за столько лет. Первый человек, вышедший из леса. И практически труп.

– Если он вытянет, то на время останется здесь. Не имеет смысла сразу везти его в город. Я тоже пока остаюсь.

Иннерфилд изучал незнакомца. Абсолютно безволосое тело, маленькие ногти, маленькие зубы. Красивое лицо, высокий лоб, бугристый череп. Длинные руки и ноги без признаков мускулатуры.

Когда Иннерфилд оттянул пришельцу верхнее веко, чтобы посмотреть цвет радужки, тот открыл глаза.

* * *

Если ты так туп, что не можешь всех накормить, сказали мозгу глаза, то мы тебе ничего не покажем. Да-да, подтвердили уши, и мы – не расскажем. Ты будешь идти, слепой и глухой, покуда не врежешься лбом в какое-нибудь из этих дурацких деревьев. А при чём здесь я, обиделся лоб. Думаете, мне лучше других? Да и мы никуда не пойдём, заявили ноги.

Опять закружилась болтовня, заговорили ногти и нос, переругались пальцы, и никто не слушал друг друга.

Хватит! – грозно закричал мозг, и постепенно все испуганно замолчали, теряя свою одушевлённость.

И перед Хадыром появилась картинка: странное незнакомое лицо на фоне белой стены. Оно тут же исчезло, словно испугавшись. Но Хадыр хорошо его запомнил. Лицо было обыкновенным, но надо лбом и дальше – к макушке – росли странные тёмные нити или корни. Хадыр не знал, что это такое, и не мог дать этому названия.

Потом он понял, что лежит, – и белая стена, стало быть, висит у него над головой. Тело очень не хотело двигаться, но мозг хлестнул его бичом, – и Хадыр поднялся неуклюжим косым рывком. Теперь он сидел, свесив ноги, на твердой и плоской поверхности.

Белая стена окружала его со всех сторон, лишь в четырёх местах в ней имелись квадратные отверстия, за которыми – о, как всегда! – простиралась бурая пустошь до горизонта.

Вокруг Хадыра стояли люди. Несомненно, люди. Без одежды, но закутанные в неизвестные ему тёмные непрозрачные растения, видимо совсем не прилипающие к коже. Лиц эта странная одежда не закрывала вовсе. И у каждого из людей верх головы прятался под зарослями нитей. У женщины, стоящей отдельно ото всех со скрещенными на груди руками, они были длиннее и светлее – цвета старого падуна – неярко-рыжие. Тот, что нагибался к нему, замер совсем рядом, ближе остальных. Хадыр протянул руку и осторожно коснулся его нитей.

Человек улыбнулся и медленно отчетливо произнёс:

– Волосы.

Сознание Хадыра взорвалось. Это слово знал каждый сиделец. Это слово снилось очень многим людям, в том числе и Хадырову отцу Говору. В голове запрыгали торопливые мысли.

«Неужели это всё-таки тот мир? Но в моих снах не было ничего похожего. Ни один сиделец известных мне деревень не упоминал о безжизненной поляне без конца и края – наоборот! Был дивный мир, сверкающий и благоуханный, красивые люди безо всяких волос и отчётливая, как нигде, песня Алленторна. Никаких стен со всех сторон – а мягкие как пух шляпки грибов. Где же я? Или есть ещё третий мир, принадлежащий жрецам?.. Но это уже простая фантазия, грубое допущение. Где я?»

– Меня зовут Гордон, – сказал Иннерфилд, ткнув себя пальцем в грудь. – Я – Гордон.

Хадыр жадно вслушивался в его речь, более резкую и жёсткую, чем у сидельцев.

– Мне, сыну Говора, по рождению дано было имя Хадыр.

Все облегчённо вздохнули, словно боялись, что лесной человек заговорит на непонятном языке.

– Будь нашим гостем, Хадыр, – шагнул вперёд Хновски. – Все жители Мёртвого Пятна с радостью примут тебя. Чтоб ты смог привыкнуть к нашей жизни, первое время я всегда буду рядом. У тебя будет возможность спрашивать о чём угодно. Меня зовут Брайан.

Хадыр подумал, что в лесу постеснялись бы дать мужчине такое звучное имя. Другое дело – женщине: Брайана… Какие же у них озабоченные лица! И ещё эти волосы… Хадыра заполнило странное чувство, почти забытое вместе с детством. Одновременно – скука и страх.

Скука: из леса вышел человек. Да, вышел. Здравствуйте, жрецы! Здравствуй, лесной человек! Мы так тебе рады. Можешь с нами чуть-чуть пожить. Ты нам очень нужен, ведь никто вот не приходит, а ты взял да пришёл… И страх, тем более серьёзный, что не было ему ни одной причины.

Хадыр никогда не любил новых сказок. Воспоминание из далёких-далёких лет вдруг ожило движущейся картинкой. Ему было около трёх – как раз тогда он впервые без помощи матери слез с гриба. Хадыр сидит на бархатной подушке шляпки. То утопает вглубь, то, напрягая спину, оказывается на самой вершине. Его гриб чуть ниже материнского, стоящего столь близко, что шляпки иногда с продолжительным шуршанием трутся друг о друга. За маминой спиной парит золотое солнце, и Хадыр не видит её лица – лишь чёрный контур, с одной стороны обведённый ниткой света по линии скулы и щеки, – это блестит одежда. Она говорит спокойно и неторопливо – как же он любил этот голос, нёсший ему знание о поднебесном мире!

Но сейчас звучит сказка. Не легенда о днях создания мира, а сказка, выдумка, никогда не происходившее действо… Не вспомнить, о чём, но суть сказки – не главное, а вот чувство… Я не хочу больше слушать, мама! Я не… Мне не интересно, что будет дальше, нет нужды узнавать всё до конца… Ну зачем, зачем ты продолжаешь!.. И уже вслух: «Не надо!»

«Не надо!» отзывается многократным эхом в сознании, когда, расслабив всё тело, Хадыр проваливается в гриб, стараясь отделиться, закрыться, спрятаться от всего мира. Я не хочу знать продолжения этой сказки! А когда находятся силы вновь выглянуть наружу, уже догорает сиреневый час, а мама так и сидит, не изменив позы, – неужели ты ни разу не шевельнулась? – и смотрит удивлённым улыбающимся взглядом – и на этом картинка гаснет и рассыпается…

А эти люди ждут какого-то действия, не подозревая, что сейчас любое движение или жест станет продолжением той страшной сказки…

Хадыр попробовал подняться на ноги, но те не послушались.

– Тебе ещё нельзя вставать, – сказал из угла невысокий старик. – Я буду следить за твоим состоянием – ты очень слаб. Зови меня Рэй. Как и Брайан, я постоянно буду рядом.

– Нужен падун, – тихо сказал Хадыр, чувствуя, как неприятная серая пелена начинает опускаться на глаза. Но его как будто никто не услышал.