Мальчик-убийца

Макс впервые столкнулся с настоящей войной в морге небольшого городка Новоазовск, когда после боя под Мариуполем части ополченцев были вынуждены отойти после короткого боестолкновения с так называемыми «азовцами» — бандитами из добровольческого батальона «Азов», укомплектованного откровенными нацистами из радикальных украинских группировок. В принципе, этих вояк удалось не просто потеснить, а заставить разбегаться. Но приказа идти дальше на Мариуполь не было — перемирие, мать его. И к «добробатовцам» подоспело подкрепление. Начала работать арта, посыпались снаряды, поэтому ребята отходили под перекрестным огнем и артиллерии, и пулеметов с фланга. Одним словом, посекло тогда не меньше полувзвода.

Зверь тогда оказался под Мариуполем случайно — он выезжал на «обкатку» подразделения в боевых условиях, так сказать, на отработку слаженности стрелковой роты в составе батальона. Понятно, что и роты, и батальоны были в ДНР «кадрированные», то есть — далеко не полным составом воевали. Но все равно, когда в бою задействованы около ста человек, да еще стрельба стоит такая густая, что ни черта не слышно, как этой толпой руководить? Связь плохонькая и то — только с артиллерией, если повезет. Рации так себе. А с бойцами связь как наладить? По мобильнику? Кричи — не кричи — кто услышит? А если бои в городе, то, когда в разных микрорайонах бойцы — вообще непонятно, как их собрать и куда посылать? Скорее, тебя пошлют и очень далеко.

Вот рота, в которой сержант Зверев, точнее, бывший сержант Зверев был обыкновенным стрелком, и училась выслушивать задачу, передвигаться в пределах видимости и слышимости, занимать заранее оговоренные позиции и работать с картой на местности. Голь на выдумки хитра — и мобильниками пользовались, и вестовые бегали между отдельными подразделениями, и ракетницы были в ходу. Но чаще всего эта война была не маневренной, а позиционной — захватили населенный пункт, окопались, построили блок-посты, сидим, держим. Это в 2014-м рейды совершали, а сейчас… Да еще эти Минские соглашения, будь они неладны. Не они — давно бы Мариуполь захватили…

Одним словом, попала рота «салабонов» под раздачу, поэтому откатились очень быстро в Новоазовск. Но не все — часть новобранцев осталась на поле лежать. Потом, правда, договорились с ВСУ-шниками, когда они подошли на подмогу «Азову», забрать убитых и раненых. Такое нечасто, но практиковали. Укры собирали своих, ополченцы — своих. Бывало даже, что иногда на нейтралке собирались командиры с обеих сторон, бухали вместе. А утром — снова «гасили» друг руга. Но это бывало редко.

Хотя бывало…

Так вот, тогда, в Новоазовске и увидел Зверь впервые войну такой, какая она есть. В морге. И в «буханке». Когда там вповалку лежали мертвые тела. А еще — когда позже шли по взятому с боя поселку, и по дороге лежали разбросанные там и сям мертвые тела уже украинских солдат. Иногда это были просто целые кучи тел. Не тел даже — кучи мороженного мяса. Где непонятно — человек это лежит или просто какой-то фарш. Один раз Макс увидел, как из старенького «москвичонка» выгружают 200-х укров, которых накрыло из «ГРАДов». Посекло их так, что отдельно лежали руки-ноги, отдельно — туловища. А одному голову раскололо так, что от головы остались одни осколки, а рядом лежали вмерзшие в лужу светло-розовые мозги…

Потом Максим Зверев сидел на позициях и «держал оборону». Точнее, держал свои трясущиеся ноги и руки, потому что по их обороне херачила украинская артиллерия калибра примерно 122 мм. И всем было очень страшно. Потому что ни от тебя, ни от твоего воинского умения ничего не зависело. Попадет снаряд в блиндаж — и братская могила. Разве что можно еще глубже в землю зарыться. Но в шесть накатов блиндажи не делали и бетонных бункеров в окрестностях не наблюдалось. Вот и приходилось только уповать на своего ангела-хранителя. Или на Господа.

Три месяца, проведенные на позициях в этой окопной войне мало чему научили сержанта Зверева. Ну, приобрел привычку все время быть на чеку и хорониться от снайперов. Ну, по звуку летящего снаряда или мины умел уже определять, в него летит или мимо. Да и звук пуль уже говорил о том, откуда примерно был сделан выстрел. Но все те тактические навыки, которые вбивали в него на полигоне, применить почти не пришлось. Так, стреляли по наступающим украинцам, отражали вялые атаки пехоты при поддержке танков. Но Сталинграда не было ни разу — просто бои местного значения.

Да еще и зима…

Холод и голод были куда более серьезными испытаниями для бойцов. Война — это не лихие атаки или рейды по тылам противника. Хотя где там тот тыл? Все ведь давно перемешалось… Война — это холодные, часто, мокрые окопы — или по колено в воде, или по яйца в сугробах. Когда был январь — наметало так, что и окопов не было видно. А однажды, в марте был такой снегопад, что даже ротный блиндаж засыпало снегом на метр, а их окоп вообще перестал существовать. Снег сильно мешал — не успевали выбросить его из окопа, как он засыпал окоп снова. Приспосабливались кто как мог — в блиндаж даже притащили откуда-то бочку, в которой насыпали угля. Уголь, в отличие от деревьев, горел долго и жару давал больше. Мини-жаровни сооружали и в окопах, потому что костры жечь запрещали, вот жаровни с угольком дыма особо не давали, а шанс обморозиться снижали. Только все равно по очереди бегали в блиндаж. А во время обстрела надо было быть на позициях. Поэтому обморожения все же были…

Голод тоже имел место быть. Не всегда подвозили провиант, да и не всегда он был. Сухпай, конечно, присутствовал — спасибо украинских небратьям, а точнее — их американским друзьям. Но всухомятку долго не протянешь. Полевых кухонь было мало, чаще возили бачки из поселка. А поскольку снайперы со стороны украинской линии обороны стреляли часто и довольно метко, то надо было ждать темного времени суток. В общем, главное правило солдата «война войной, а обед по распорядку» не выполнялось. Потому что распорядка не было — был «плавающий график приема пищи».

Одним словом, это сидение на отмороженной жопе Максу надоело. И весной он пошел к начальству. И ему повезло — в Донецке, куда он отправился, он встретился с Романом Возником, позывной «Цыган», бывшим командиром роты спецподразделения милиции «Беркут», ныне — командиром батальона «Мираж». Разговор состоялся 2 марта и Макс выложил Цыгану свои соображения по поводу военных действий.

— Мы, бля, сидим на жопах, жрем, постреливаем иногда, ждем, когда нас укры артой ровнять начнут. Что это за война? Так можно и печки там поставить, и на них лежать. А то ноги в окопах уже поморозили на хрен. Вон, укры снайперов натыкали, патронов у них море, снайперы щелкают нас, как куропаток, а мы патроны бережем. Пару атак всего за зиму было. Ну, иногда в серой зоне бывают столкновения, когда мы трофеи идем собирать. Так не то что победить — так вообще можно воевать сто лет! — Макс знал раньше многих «беркутовцев» и его Цыгану отрекомендовали, поэтому он был предельно откровенен.

— Не кипешуй! Что ты конкретно предлагаешь? — Возник был спокоен, как удав, его могучая атлетическая фигура излучала благодушие.

— Роман Святославович, я не кипешую! Я пользу хочу принести республике! Реальную пользу! Вон, соседи-луганчане — у них и Бэтмэн, и Мозговой со своим «Призраком», да и Паша Дремов со своими казачками регулярно по тылам укровским шастает.

— Убит Беднов… — Цыган помрачнел.

— Да, я знаю. Жаль Сашу, хороший был мужик… Но дело-то надо делать! Луганчане этих мразей укровских хорошо поучили, а мы? А у нас кроме Вашего батальона никаких ДРГ нет. Вот помните, были чечены со своим «Востоком», так укры их, как огня боялись. И обстрелов гражданских было куда как меньше. А сейчас эти гниды распоясались — даже по Донецку шмаляют, как на полигоне, мрази. А что говорить про поселки всякие. Вспомните, как бомбили Дебальцево? А когда Красногоровку ровняли с землей, нас же потом и обвинили, что, мол, это мы стреляли!