Мальчик в больших башмаках
Шрифт:
– Сколько ему?
– Да большой уже. Лет восемнадцать будет.
– Давай Драчуна,- согласился комиссар.
– А деда Данилы сына, Викентия?
– вспомнил Ваня.
– Из Заболотья?
– Ага.
Недопеченный он какой-то. И заикается,- возразила бабушка.
– Сегодня соберем только ребят из Веселой Поляны,- сказал комиссар.
Насчитали восемнадцать парней, которые могли пополнить ряды партизан. Ваня направился их созывать. Комиссар остановил его:
– А шапка?
– Я и забыл.
Ваня снял фуражку комиссара, взял свою. Бабушка решила идти
Склонившись над газетой, комиссар не расслышал, как кто-то вошел в дом. Он поднял бритую голову, когда вошедший заговорил:
– Виктор Павлович!
– Не ожидал?
– Рискованно.
– Садись, господин староста.
Смоляк поморщился:
– Хоть бы вы не смеялись. Поперек горла стоит мне, понимаете, эта господская служба. Все волком на меня глядят.
– Понимаю, товарищ Смоляк. Все понимаю. Тяжелая у тебя служба.
Подогретый сочувствием комиссара, Смоляк разговорился:
– Другой гадюка-фашист на твоих глазах бьет женщину пли ребенка, а ты смотри на все это… Руки, понимаете, чешутся. Хватил бы его и придушил, гада. Разрешите в строй, товарищ комиссар. Дайте повоевать. Душа, понимаете, изныла.
– Потерпи, Степан Харитонович. Потерпи. Ты большое дело делаешь. Благодарность тебе за это. И Глинскому передай большое спасибо. Если бы не вы, разве обозы с хлебом попали бы к нам?
– Комиссар посмотрел на часы.- Л теперь иди, дорогой Степан Харитонович. Люди сейчас придут. Собрание буду с ними проводить.
– Люди соберутся, а я, понимаете, как волк, должен прятаться от них,- вздохнул Степан.- Ну, ладно. Что там па Большой земле, комиссар?
– Тяжело, Степан. Немцы рвутся вперед. Нот тебе свежие газеты. Почитай и Глинскому передай.- Комиссар пожал Степану руку.- Не тужи. Недалек уже час…
ТАЙНА РАДИСТА
С некоторых пор рядовой Ипатов стал замечать, что старшина в присутствии подчиненных избегает снимать гимнастерку. В жаркие дни, когда все раздевались до пояса, он даже не расстегивал воротничка, а умываясь всегда отходил в сторонку, и гимнастерка неизменно была у него под рукой.
«Что-то важное прячет. Не мучил бы себя из-за пустяка»,- думал Ипатов, продолжая внимательно наблюдать за старшиной.
Бывший вор и рецидивист, он отбыл наказание незадолго перед войной и поэтому в кругу товарищей чувствовал себя отчужденно. Их решимость любой ценой пробиться из Крыма к своим через Керченский пролив была ему непонятна, да и сама эта затея казалась неосуществимой.
– Чего нам путаться по лесам да но горам?
– сказал он как-то солдатам.- Патроном у нас мало, жрать нечего. Не перебьют немцы - сами с голоду помрем. Хорошо, пока в лесу ягода какая есть, дикое яблоко, грушка. А ударят морозы - каюк!
– Так что же делать: поднять лапки кверху и сдаться?
– горячо возразил молодой солдат Ерохин.
– У-тю, лапки кверху!
– ответил Ипатов.- Зачем же кверху? Думаешь, есть только туда да сюда дорога? В жизни еще имеются и тропиночки. Не ровные, окольные, а к желанной цели приведут. Зачем на рожон лезть? Разбредемся по
Этот разговор услыхал старшина Луценко. Высокий, плечистый, он, широко расставив ноги, стоял за спиной Ипатова. Фуражка у старшины была сбита на затылок, большие черные глаза блестели, ноздри раздувались.
– Вот что,- сказал он, положив обе руки на кобуру пистолета,- если я еще раз услышу такие разговоры, я тебе такую свадьбу устрою. Жених…
Дружный смех заглушил остальные слова старшины. Ипатов побагровел, ничего не сказал, но решил про себя: «Черт с вами, пробивайтесь на свою голову, найду и без вас дорогу».
С этой мыслью не расставался он и сейчас, хотя поделиться ею ни с кем не решался. Чем труднее становилось, тем лихорадочнее думал Ипатов, как податься в кусты. Но удобного момента все не было.
Осеннее крымское солнце в это утро светило особенно ласково. Солдаты, пригретые его лучами, крепко уснули. Не спал только дежуривший у рации сержант Андрейчиков. Он сидел, привалившись спиной к стволу векового тополя, и о чем-то сосредоточенно думал. На его усталом почерневшем лицо вдруг появилась улыбка…
…Первым проснулся старшина. Окинув взглядом свой не-большой отряд и убедившись, что все спят, оп быстро поднялся и зашагал прочь от места расположения взвода. Не знал старшина, что Ипатов следил уже за ним чуть приоткрытым глазом: «Опять уединяется. Что если пойти посмотреть?..» Ипатов поднялся и, потягиваясь, направился за старшиной.
– Ты куда, старина?
– остановил его Андрейчиков.
– Спрашиваешь. Известно куда но утрам люди ходят,- буркнул Ипатов, а про себя подумал с досадой: «Вечно он мне на пути попадается».
– Погоди!
– Андрейчиков старался произнести это как можно громче.- Новость интересная.
– Ну, что за новость?
– стали поднимать головы лежащие у костра солдаты.
– По радио получил телеграмму…
– Говори…
– Да не знаю… Надо бы подождать командира.
– Валяй, не мучь!
– Верно, читай быстрей,- заговорили все сразу.
– Ладно, прочту. Только уговор: придет командир - молчок, словно ничего не знаете.
Радист вытащил из кармана блокнот и начал читать:
«Военный Совет фронта присвоил Д. И. Луценко звание «лейтенант». Отряду, возглавляемому им, Командующий выносят благодарность и приказывает пробиваться…» Тут я пропустил малость,- словно оправдываясь, сказал Андрейчиков.- Вот еще: «Помощь будет»,- и на этом конец. Не хватило питания…
– Эх ты, радист…
– И что, все питание?
– Все,- грустно проговорил Андрейчиков.- Рация больше не нужна.
– Где и какая помощь - вот вопрос,- вздохнул Пашко Мирончик.- Куда Командующий приказал пробиваться?
– Ясно куда,- к своим…
– К каким своим?
– залепетал Ипатов.- Вот мы и есть все свои. Где наш полк? Нет полка. Все, что осталось, па пальцах пересчитаешь…
– Будет,- горячо сказал Ерохин.
– Где же будет? Знамени-то нет.
– Не уберегли знамя,- с сердцем проговорил пулеметчик Змитрок Жартун.- Позорно возвращаться без знамени.