Мальчик в больших башмаках
Шрифт:
– Его увезли в лагерь,- сказала Нина.
Помолчали.
– Все вернулись?
– Все. Карл легко ранен.
– Так.- Комиссар вытащил из кармана портсигар, открыл его.- Зажгите, пожалуйста, мне спичку.
– Мы захватили в плен офицера Гемлера. Он допрашивал Ваню и бабушку…
– Немедленно его сюда,- приказал комиссар.
ДОПРОС ГЕМЛЕРА
Кто видел Ганса Гемлера на улице в Веселой Поляне или в Заболотье, тот бы никогда не сказал, что это он стоит сейчас перед комиссаром. Куда девалась его спесь. Длинное лицо фашиста перекосилось,
– Вы допрашивали Ваню Светловича?
– спросил комиссар.
– Я… Служба… Это приказ…
– Что вы хотели от него узнать?
– Немногое: куда он девал автомат. Я отвечаю за оружие. Служба. Я - солдат.
– Вы его били?
– О, нет. Я с ним обращался гуманно. Я угощал его конфетами.
– И Ваня взял?
– Нет. Он гордый мальчик. Он вел себя достойно. Я понял: отцы, воспитавшие таких детей, непобедимы.
– И все же вы его пе отпустили.
– О, я не мог этого сделать. Служба. Комендант фон Пос приказал отправить его в лагерь. Приказ есть приказ.
– Так, значит, вы его не били?
– Нет-нет, я обращался с ним гуманно.
– А с бабушкой вы тоже обращались гуманно?
– О, конечно. Вежливое обращение с женщиной у нас в крови. На Западе женщинам целуют руки.
– А ногой в живот принято бить женщин на Западе?
– спросил комиссар и пристально посмотрел в глаза офицеру.
Гемлер растерялся. Он был уверен, что никто не видел происшедшего в доме Светловичей.
– О, конечно, нет,- залебезил Гемлер,- это невозможно.
– Он попробовал улыбнуться, но от этого его лицо перекосилось еще сильнее.- О нет, это не свойственно нам, немцам.
– Немцам, но не фашистам,- не вытерпел Карл, который стоял здесь же и с презрением смотрел на гитлеровца.- Там, в землянке, лежит человек, которого вы считаете мертвым. Он все рассказал комиссару.
Гемлер остолбенел.
– Какой человек? Я ничего не понимаю.
– Староста Смоляк жив,- сказал комиссар.- Хватит притворяться.
– Я прошу справедливости. Я защищался. Служба. Это закон борьбы.
– Закон. Вы напали на нас коварно и подло. Закон борьбы… Вы хотите, чтобы наш народ повиновался…
Офицер упал на колени.
– Не убивайте. Я единственный сын у родителей. Они не переживут этого. Моя мама будет несчастной. Мой отец…
– Я не имею права вас судить или миловать,- сказал комиссар.- Вас будет судить партизанский суд. Он вынесет свой приговор.
ЕСЛИ БЫ НЕ ПОС
Комиссар решил использовать еще одну возможность, чтобы освободить Ванюшу и бабушку. В лагерь он послал Карла в мундире и с документами Гемлера и Нину под видом переводчицы немецкой комендатуры.
Лагерь находился возле большой узловой станции. Нужно было торопиться. Поступили сведения, что предстоит отправка заключенных куда-то на запад.
Юлия Адамовна и Ванюша, конечно, и не думали, что к ним на выручку спешат из леса. Там, в комендатуре, они еще могли надеяться на помощь партизан. Теперь же партизанский лес был далеко.
– Свезут нас па край света, Ванюша, и никто не будет знать, где мы и что с нами,- печалилась Юлия Адамовна.
– А куда нас, бабушка, повезут?
– Да кто ж его знает. Сказывают, в Лодзь, на текстильные фабрики.
– И мы там будем работать?
–
Для этого нас и берут. Мы их невольники. Вот видишь, номера нам выкололи…– Бабушка, а наши разобьют фашистов?
– Разобьют. И освободят своих. Не разлучили бы только нас. с тобой. Вот чего я боюсь, Ванюша.
Бабушка наклонилась к внуку и долго учила его, как быть в случае, если их разъединят.
– У меня здесь в платье зашит медальон твоей матери. В нем портрет папы. В случае чего я передам его тебе, чтоб ты не забыл, какой он - твой отец.
Они так заговорились, что не обратили внимания на старшего, который несколько раз уже выкрикивал чьи-то номера.
– Номера 2728 и 2729 есть?
– снова крикнул старший.
К ним подошел Петя - молодой сероглазый парень, с которым бабушка и Ваня сблизились сразу, как только их привезли в лагерь.
– Вас зачем-то вызывают,- сказал он.
– В самом деле,- спохватилась бабушка.- Это же наши номера. Есть! Мы ту-та!
– Вы что, оглохли? Номера свои позабыли?
– навалился на бабушку старший. Но Юлия Адамовна была не из тех, кто лезет в карман за словом и кланяется, как она говорила, и попу и сатане.
– Мы люди, и есть у нас фамилии, а номера собакам вешают…
– Ну ты, старая, поговори. Пошли в комендатуру…
В это время Карл сидел в помещении, куда должны были привести бабушку и Ванюшу, и дружески беседовал с комендантом лагеря. Они вспоминали «родной Мюнхен», пивнушки, и которых когда-то собирались на фашистские сходки и напивались там до чертиков, горланили песни.
– После одного еврейского погрома,- хвастался комендант,- мы здорово хлебнули. Деньжат тогда захватили порядком. Было и золотишко. Нализались до безумия. Пришел я домой, сую ключ в скважину и не могу попасть. Хе-хе-хе. Хоть под дверью спать ложись.
Комендант и сейчас был навеселе.
– Как мы тогда с тобой, дружище Гемлер, не встретились? Вот была жизнь. Не то, что здесь. Так и ждешь, что тебя какой-нибудь партизан кокнет… А шефа я твоего знаю. Хорошо знаю. Мы с фон Посом знакомы по Мюнхену. О, для него я все сделаю. А зачем ему понадобились эти мальчишка и старуха?
– Кто его знает. Может, кто в руку сунул. Мое дело их доставить. Приказ есть приказ.
– В руку? О, фон Пос это любит. А что если ему позвонить? Хе-хе. Пусть знает, что я это делаю для него. Эти пленники уже внесены в списки для отправки. Я за них теперь отвечаю.- И прежде чем Карл успел что-нибудь придумать, оп уже вызвал сельскохозяйственную комендатуру, в которой служил Гемлер. Могло еще случиться, что шефа не будет на месте. Но и эта надежда рухнула. В трубке отозвался сиплый голос фон Поса. Карлу оставалось одно - спокойно ждать развязки и в случае чего рассчитывать на свой пистолет.
А комендант уже вел разговор с дружком.
– Это ты Вилли? У меня сейчас твой офицер Гемлер.
– Гемлер у тебя?- послышался ответ. Карл отчетливо слышал каждое слово.- Какого черта он там делает?
– Выполняет твое поручение.
– Какое поручение?
– Не притворяйся, Вилли. Я все для тебя сделаю. Хотя они и внесены в списки для отправки.
– Оставь эту болтовню. Ни с каким поручением я Гемлера к тебе не посылал. Кстати, передай, чтобы он немедленно прибыл сюда, или я объявлю его дезертиром. Поговорим в другой раз.