Мальчик-Звезда

– Ну как?

– Я все окончил, – сказал Ганс, слезая с крыши.

Поговорив немного о погоде и о хорошем вечере, мельник проговорил:

– Ну, до свиданья; ступай, отдохни у себя, а то ты и вправду устал; завтра приходи опять: ты поведешь моих овец в горы.

Бедный Ганс ни слова не сказал и на следующее утро отправился с овцами мельника в горы. На это он потерял целый день и вернулся к вечеру очень утомленным. Проснувшись рано, он тотчас принялся за работу в саду. Но поработать как следует ему не удалось.

В полдень пришел мельник и уговорил его снести деньги к торговцу в соседнее поместье.

И так продолжалось почти изо дня в день: мельник то и дело отрывал Ганса для разных услуг себе.

Ганс страшно горевал о своем запущенном саде, но утешался лишь тем, что мельник – его преданный друг. При этом он вспоминал и о его великодушном обещании подарить тачку.

Мельник же продолжал рассуждать об истинной дружбе и посылать Ганса то туда, то сюда.

Как-то Ганс собирался уже в постель. Приятно потянувшись, он потушил свечу и сел на кровать. Его глаза слипались от дремоты. К этому располагала и ненастная погода, бушевавшая на улице. Весенний ветер выл и шумел. Было темно. Вдруг раздался стук в дверь… Ганс подумал, что это от ветра. Но удары повторялись чаще.

– Это какой-нибудь несчастный путник, – сообразил Ганс и пошел отпирать дверь.

На пороге стоял мельник с фонарем.

– Милый Ганс, – взволнованно произнес он, – у меня случилось большое горе. Мой сынишка нечаянно упал с лестницы и расшибся. Я иду за доктором. Но ты знаешь, как я медленно хожу. Я вспомнил о тебе, моем друге, и пришел просить тебя сходить за доктором. Он живет далеко, и ты гораздо скорей сбегаешь за ним, чем я. А это очень важно. Я прошу тебя ради нашей дружбы. Ты знаешь меня, и я пригожусь тебе: вспомни тачку…

– О, конечно, я так ценю то, что вы в этом несчастье обращаетесь именно ко мне – к вашему другу… Я сию же минуту отправлюсь за доктором. Дайте лишь ваш фонарь. Я боюсь в потемках свалиться в канаву.

– Ах, как жаль, что я не могу исполнить твоей просьбы, потому что фонарь новый и его можно разбить или потерять, а это – большой ущерб. Может быть, ты обойдешься без него?..

– Ну, ладно, я и без него справлюсь, – сказал Ганс.

С этими словами он быстро оделся, надел теплую шапку, повязал платком горло и отправился. Ночь была ужасная. Дул страшный порывистый ветер, и было темно. Ганс три часа боролся с бурей и кое-как достиг дома доктора.

На его стук вышел сам доктор и, расспросив о причине посещения, велел оседлать лошадь и подать фонарь. Через несколько минут доктор верхом направился к дому мельника, а Ганс последовал за ним.

Буря разыгралась вовсю. Ударил дождь. Следуя за лошадью, Ганс как-то поскользнулся в темноте и упал. Пока он поднимался, доктор уехал вперед. Через полчаса Ганс сбился окончательно с дороги. Блуждая, он попал в топкое болото и завяз в нем. Как он ни бился, не мог выбраться из него. Силы оставили его, и он утонул…

Через несколько дней пастухи нашли его тело и принесли домой. На похороны Ганса пришли все его соседи. Они страшно сожалели о нем. Но больше всех плакал мельник. Заняв первое место в похоронной процессии, он говорил:

– Я был его истинным и лучшим другом. Для меня это большая потеря. Вы понимаете: я обещал ему даже мою тачку. И теперь она попусту занимает у меня место. За это время она попортилась, и ее едва ли кто купит. В этом случае я наказан за свою доброту…

Великан-эгоист

У одного великана был чудный большой сад. Заросший зеленью и цветами, он представлял красивое зрелище. Самым прелестным местечком этого сада была большая зеленая лужайка, среди которой возвышались двенадцать персиковых деревьев. С наступлением весны деревья покрывались розовыми и белыми цветами. Среди их ветвей порхали птички, которые неустанно чирикали и пели чудные песни.

Как только кончались занятия в школе, дети спешили в сад великана поиграть и послушать певчих птичек.

– Ах, как здесь хорошо! – говорили они.

Дети не боялись великана, потому что его никогда не было дома. Говорили, что он уже семь лет гостит у своего друга на севере и едва ли вернется домой.

Но вот в один прекрасный денек разнеслась весть, что великан вернулся в свой замок. И действительно, когда дети пришли в сад, великан страшно закричал на них:

– Как вы смеете ходить в чужой сад? Он принадлежит мне, и никто не имеет права распоряжаться в нем.

И великан построил кругом сада высокую стену, а на входных воротах сделал надпись: «Всех нарушителей права собственности я буду преследовать законом».

Великан был страшным эгоистом, то есть любил только самого себя, а до других ему не было никакого дела.

С того времени у детей не стало хорошего местечка для игр. Игры на пыльной дороге им не нравились.

– Как хорошо было там! – грустно говорили они, смотря на высокую стену сада и вспоминая свои игры в нем.

С наступлением весны вся окрестность разукрасилась зеленью и красивыми цветами. Лишь в саду великана не таял снег. Высокая каменная стена и густые вековые деревья делали этот сад погребом. В саду было мертво. Птицы не оглашали его своим пением, дети не резвились в нем, и даже зелень не появлялась. Только снег да мороз радовались своему покою.

– Да, здесь хороший приют для нас! – говорили они.

Холодный ветер часто приходил к ним в гости и потешал хозяев своим пением и танцами, завывая по саду и кружась вихрем вокруг деревьев.

– Странно, почему это весна забыла мой сад, – говорил эгоист-великан, смотря на холодный сад из окна своего замка.

Великан был прав; весна не приходила в его сад, а наступившее лето только слегка покрыло зеленью некоторые деревья его сада.

Так прошел целый год; в саду великана была постоянная зима. И великан не мог понять, отчего это происходит.

Как-то весенним утром великану почудилось, что где-то играет чудная музыка. «Наверное, королевский полк проходит мимо», – подумал великан. Но королевский полк на самом деле не проходил, и музыка не играла. Просто-напросто под окном великана запела случайно залетевшая сюда коноплянка. Великан же так давно не слыхал пения птиц, что оно теперь показалось ему прекраснейшей музыкой.

Великан отворил окно и выглянул. Обычного завыванья ветра не было, а через растворенное окно доносилось нежное благоухание весны.