Мальчишник

Наконец выбрал комнату. Знаю, что все это условно, даже более того — произвольно. Во всяком случае его, арестованного, вели по длинному коридору этого здания. И был он корнетом, и был совсем еще молод.

— Ликуйте, друзья… На пиру этой жизни, как здесь на моем, не робейте, — написал в семнадцать лет и оставил «в отрывках, в набросках».

Находясь под стражей, долгие часы смотрел в окно на Александровскую колонну, смотрел на венчавшего ее вершину ангела с высоко воздетой рукой, смотрел уже как поэт, написавший стихи на смерть другого поэта, которые потрясли не только друзей гусар, но и всю Россию!

…Петербург. Раннее название «Парадиз». Людей слали сюда, «на край света», в болота, строить в «жестокую погоду» город. Они бежали в пути. Их ловили, возвращали в «двоешных цепях», чтобы исключить вторичный побег.

Лермонтов точно чувствовал на себе эти двоешные цепи. Постоянно.

С первых лет постройки Петербурга балконы, заборы обтягивались полотном — канифасом, чтобы город был нарядным. Жизнь белого канифасного города часто была для Лермонтова одета в черное.

Нет, не любил он столицу. И это по мере того, как прозревал, по мере того, как видел и познавал людей, в торжественно белеющих дворцах. Случалось, говорил о Петербурге и Пушкин: «Дух неволи, стройный вид, свод небес зелено-бледный, скука, холод и гранит».

За дуэль в феврале 1840 года с французским подданным де Барантом на Парголовской дороге (одно из предположений — отстаивал имя Пушкина) вторично был арестован и заключен в Ордонанс-гауз.

Резкий непрерывный ветер. Вновь допросы. Комиссия военного суда. Оскорбительное отношение генерала Бенкендорфа. И вновь ссылка на Кавказ — в «теплую Сибирь», в Тенгинский пехотный полк, в действующую армию.

Рукой императора резолюция перевесть и быть по сему.

Если идти по Невскому проспекту по левой стороне вверх, по направлению Московского вокзала, то надо свернуть на Садовую улицу, и тогда увидите плотное трехэтажное здание казарменного типа, дом № 3, — Ордонанс-гауз. Он самый. Сюда к Лермонтову приходил Белинский, после чего назвал Лермонтова русским поэтом с Ивана Великого.

Из Ордонанс-гауза Лермонтова перевели на Арсенальную гауптвахту. Это Литейный проспект. Здание старого Арсенала разрушили, новое сохранилось. Здесь — центральные артиллерийские офицерские курсы. Офицеры-артиллеристы, будучи на курсах, вспоминайте офицера Лермонтова, находившегося на этой улице, на Арсенальной гауптвахте под военным арестом.

А знаете, где до сих пор сохраняется его офицерская сабля? Его офицерские эполеты? На Васильевском острове, в музее Пушкинского Дома. Там же сохраняется и его знаменитый карандаш в камышовой трубке, которым он писал стихи и рисовал.

Однажды нарисовал «вид разъяренного моря» — море топило великодержавный город зловещей эпохи. Так эпоху определил Герцен. Топило, срывая с якорей плашкоутные наплывные мосты через Неву, срывая штандарты и флаги, роняя шпили и купола, разваливая дворцы и Петропавловскую крепость. И только оконечность Александровской колонны с венчающим ее ангелом поднималась над стихией.

Ангел или лермонтовский Демон? Нет, не любил он Парадиз.

…Данзас, который оказался на Кавказе тоже в значительной степени потому, что отстаивал честь Пушкина, хотел, чтобы Лермонтов служил в его батальоне — командиром взвода мушкетерской роты. Но Лермонтов добился назначения в оперативный чеченский отряд генерала Галафеева, с которым совершил опасный боевой поход из крепости Грозной в Чечню. Принимает участие в перестрелках, в сражении в ущелье Хан-Калу, в боях в районе селения Дуду-Юрт, Чах-Гери, в штыковой атаке у Ахшпатой-Гойте. Это из журнала военных действий генерала Галафеева.

Университетскому товарищу Алексею Лопухину сообщал:

«Может быть когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем».

Лермонтов первым реалистически точно написал человека на войне: «Стоял кружок. Один солдат был на коленах; мрачно, грубо казалось выраженье лиц, но слезы капали с ресниц, покрытых пылью… На шинели, спиною к дереву, лежал их капитан. Он умирал…»

Тенгинский полк действовал на самых опасных участках. Кавказские пули, кавказские шашки.

11 июля 1840 года. Сражение при Валерике. Валерик — название реки. Там разыгралось многотысячное кровавое сражение.

«Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов, во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик, имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами, но офицер этот, не смотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших солдат ворвался в неприятельские завалы». Донесение начальника отряда генерала Галафеева.

«Скликались дико голоса… А вот и слева, из опушки, вдруг с гиком кинулись на пушки; — и градом пуль с вершин дерев отряд осыпан. Впереди же все тихо — там между кустов бежал поток. Подходим ближе. Пустили несколько гранат; еще подвинулись; молчат… То было грозное молчанье, не долго длилося оно… Вдруг залп… Вон, кинжалы, в приклады! — и пошла резня. И два часа в струях потока бой длился. Резались жестоко, как звери, молча, с грудью грудь, ручей телами запрудили. Хотел воды я зачерпнуть… (и зной и битва утомили меня), но мутная волна была тепла, была красна».

За это сражение Михаил Лермонтов вначале был представлен к ордену Владимира IV степени с бантом. «Испрашивается о награде: прикомандированному к кавалерии действующего отряда Тенгинского пехотного полка поручику Лермонтову». Командир корпуса снизил представление до ордена Станислава III степени.

Ранен Руфин Дорохов, командир сотни отборных бойцов-добровольцев. «Сотня», или команда охотников, занималась разведкой, тайными вылазками, ночными рейдами. Ее «отличали отвага, удальство, преданность командиру, презрение к огнестрельному оружию».

Командир Руфин Иванович Дорохов, сын героя Отечественной войны, знаменитого партизана генерал-лейтенанта Ивана Семеновича Дорохова.

Руфин из «породы удальцов», воспетых Денисом Давыдовым. Неоднократно «за участие в дуэлях и буйное поведение» разжаловался в солдаты, но каждый раз «исключительными подвигами» добивался возвращения ему чина. Писал стихи и пьесы. Был знаком с Пушкиным.

Лермонтов, как особо отличившийся в бою при Валерике, назначен на место раненого Руфина Дорохова. «Отказавшись от всяких удобств, он вел тот же образ жизни, что и они (солдаты. — М. К.), спал на голой земле, ел из общего котла, небрежно относился к соблюдению формы и своему внешнему виду».

Из письма к А. Лопухину: «Я получил в наследство от Дорохова… отборную команду охотников… это нечто вроде партизанского отряда…» И сборы его никогда не были продолжительными, как и у Дениса Давыдова, — без чванных речей: взнуздай, садись, пошел…

И отборная бесстрашная «сотня» поверила ему и приняла нового командира и называлась теперь «Лермонтовская». Она «…как блуждающая комета, бродила всюду, появляясь там, где ей вздумается, в бою она искала самых опасных мест…».

Князь Владимир Сергеевич Голицын, командующий кавалерией, считал Лермонтова достойным Дорохова, достойным командиром «сотни», блуждающей кометы.