Малец

– Тут еще вот чего, Иваныч, стало известно мне из приказа, что дело у монастырских, вроде как ставил Федор Залепин, каторжник, этой весной с убивцами с каторги сбежал. Хотели мы его прихватить, да настоятель вознесенского монастыря заступился, мол, он свое отмолил.

– Отмолил? Да когда ж успел?

– Тут уж я не знаю, отцу Сергию виднее, Залепин же по цареву делу на каторгу угодил.

– Если так, пусть его, пользы от него здесь больше будет, чем кайлом камень грызть, главное, что не душегубец. И вот что еще скажи, тут мне Матрена говорила, что кузнец местный какой-то медный самовар сладил и можно его после варки воды в дом на стол ставить, чтоб каждый раз на двор никого не гонять

– А, так это кузнец Асата, - обрадовался простому вопросу приказчик, - да вон там, на столах у Гандыбы, три самовара на смотр стоят, сам-то кузнец здоровьишком слаб. Но говорят, хочет железный заводик ставить, мастеровой люд нанять, вот тогда будет много самоваров выделывать.

– А что мешает?

– Так, вроде летом и начнет. Но там все сложно, ни хорошего железа, ни меди близко не нашли, пока придется крицу возами с Уды возить, а тогда какой смысл здесь завод ставить?

– Но ты сам сказал, что Асата хочет.

– Так он на Ваську, своего приемыша надеется, тот вроде как обещает где-то ближе найти. Но сам подумай, мало ли чего малец обещает.

– Ладно, там посмотрим, - подвел итог воевода, - а насчет самовара, с Асатой поговори, деньгой не обижу.

Тут все отвлеклись, со стороны пустыря что-то бухнуло, и в небо устремились светляки, расцветая в конце полета причудливыми искрами. Потом зажглись огненные вертушки, рассыпались фонтаны стекающей огненной реки. Действо настолько необычное, что народ кричал, свистел и улюлюкал.

– Смотри-ка, - удивился Перфильев, - никак китайский огонь кто из купцов привез.

Извержение огненных фонтанов длилось недолго, всего пару минут, но всем этого времени хватило, и праздник продолжился с новой силой. В кремль воевода возвращался давно за полночь, и в отличие от слободы обратная дорога, освещаемая одним факелом, выглядела уныло.

Хороший праздник получился, народ доволен, я тоже. Проснулся ближе к обеду под теплым стеганым одеялом на большой кровати. Если кто не понял, НА КРОВАТИ, ПОД ОДЕЯЛОМ. Это я к чему выделил, а к тому, что в эти времена кроватей в домах простого люда нет, не существует как класса, и подушек тоже нет, а у меня есть. Матрас, правда, подкачал, хотел перину соорудить, но вовремя спохватился, к перине долго привыкать придется, а потом еще и отвыкать, поэтому обошелся нетолстым матрасом, набитым сеном, сено не очень долговечно, зато когда относительно свежее, дух от него хороший исходит. Когда мать увидела, что я себе соорудил, схватилась за голову:

– Вася, да зачем тебе это, неужто на полатях места не хватает?

Вот не хватает, на полатях все время приходится крючком лежать, народ к этому с детства привычен. Кстати, Васькино тело, то есть и мое, тоже привычно, но вы не представляете, с каким удовольствием растянулся во всю длину в первый день, когда установил кровать. И, в конце концов, имею я право на мелкие слабости, разве не заслужил? И матери так сказал, мол, раз Васька дурак, то ему многое позволено, а буде кто лишний раз пальцем тыкать, так я еще и слуг заведу, которые меня будут одевать и раздевать, как в лучших домах ЛондОна и Парижа.

Такая моя сентенция разом прекратила увещевания, если мою дурь с кроватью домашние выдержать вполне себе могли, то вот насчет слуг пришли в ужас и больше о том не заикались. Ну, ну, они думают я так попугал и забуду, придет время все у меня будете по одной половице ходить, и в кроватях по три оборота от края до края перекатываться. Истчо и 'парлевуфрансе' заставлю спрашивать, и при этом вилкой с ножиком за столом орудовать. Ой, чего это я разошелся? Пока в ближайших мечтах теплый туалет сделать и унитаз белый поставить, а то по морозу на улицу бегать и зад оголять когда на улице под минус сорок сааавсем не комильфо. Бр-р-р.

Чем дальше в лес...

Вышел из дома на улицу. Хорошо, морозец где-то градусов пятнадцать, за щеки не прихватывает, вот когда крещенские морозы придут, и под минус тридцать с ветерком завернет, вот тогда держись. Дорога возле нашего дома почищена от снега, а пешеходные места отделены от нее небольшим бруствером. Это я ввел такой порядок, сговорился специально для этого с Данилой, инвалидом с рождения, у него чего-то там с позвоночником, от того и ходит как-то перевесившись на один бок, бывший профессиональный нищий, между прочим. Думал, что человек испорчен своей профессией, оказалось нет, с удовольствием паперть покинул, и теперь не только снег чистит, за полкопейки в день, но и лошадиные 'яблоки' убирает. Последнее вызвало смех у соседних обитателей, снег они еще хоть как-то мне простили, а вот уборку навоза с проезжей части посчитали глупостью, мол, время еще на всякую ерунду тратить. Но как я уже не раз говорил, любому другому этого бы не простили, засмеяли бы напрочь, а мне как с гуся вода, к моим причудам привыкли, и никто всерьез не обращал на них внимания. Впрочем, смеяться смеялись, а гулянки устраивали почему-то в нашем околотке, все-таки тянуло народ к чистоте и порядку. Путь мой лежал к купцу Гандыбе и отправился я к нему в обход всей слободы. Зачем я делаю такой крюк? А вот здесь и появилась моя первая серьезная проблема, лицо я теперь в слободе, да и не только в слободе, довольно известное, а в силу своего возраста для всех доступное, вот и стали все меня замечать. Если отношение к другим мальцам обычное, их просто в упор не видят, то у меня все иначе, все за меня цепляются взглядом, поэтому приходится со всеми здороваться. А теперь представьте, что на моем пути, а он через всю слободу, встретится человек сорок, бывало и больше, и короткое 'Здрасти' здесь не катит. Представили? Замечательно, ну и кто сказал, что язык не отвалится? Не хотел, но видимо придется пересаживаться на коня или собственный выезд организовывать. К тому же когда наступит весна, пройти по улицам слободы не изгваздавшись в грязи по самые шапку просто не возможно, пешеходной части на улицах не предусмотрено, а конный движитель имеет четыре копыта, которые эту грязь на всех прохожих забрасывают.

Вот кстати, надо будет по весне, как снег на улице сойдет, нанять артельщиков деревянные тротуары с края дороги сладить, да и крупного песка с колотым гравием подсыпать, а то даже за пределы слободки без грязи на ушах не выбраться.

– Откуда у тебя это?
– Гандыба с удивлением рассматривал три изящные чашки из фарфора с замысловатым цветным рисунком.
– Никак кто в Китай тропу пробил.

Нет, не верят купцы в русский народ, совсем не верят. Как что хорошо сделано, так сразу заслугу либо немцам записывают, либо китайцам, а наш мастеровой Ванька даже в фантазии у них не всплывает, а зря, между прочим:

– Сладили в моей мастерской, в основном Иваном Степашиным, - сообщил я купцу, - мастеру двадцать два года отроду. Цветную глазурь подбирал китаец, а роспись сами сделали.

На самом деле Иван, имя которого я здесь засветил, потомственный гончар, и вся его заслуга пока состояла в изготовлении одной чашки из обычной глины, тут уж ничего не скажешь - мастер от Бога. А вот остальное делалось другими людьми, скрытно, втайне от всех. Даже печники не знали что именно обжигают в пеналах из белой глины, от них требовали только нужную температуру держать, да следить чтобы пеналы разогревались равномерно.

– Врешь!
– Выпучил глаза купец.
– Такой фарфор даже в Китае немалых денег стоит, а уж в Москве по весу золота пойдет.

– Не знаю, сколько там чего в Китае стоит, а сделано это у нас.

– Это, что же, столько лет здесь китаец прожил, а секрет фарфора только тебе открыл?

– Ну, да, - пожал я плечами, - чего удивляться? Мы же его на постой взяли, кормим за свой счет.

Вот в чем, а в фарфоре Лу совсем ни уха, ни рыла, но легенда с его якобы участием очень хороша, все дальнейшие вопросы отпадают сами собой. На местного мастера раз двадцать наедут все кому не лень: откуда узнал, кто показал, кто научил...? А тут сообщил, мол, китаец сделал и все этим сказано.

– Кто еще об этом знает?
– Сходу обеспокоился купец.

Ха, сразу въехал в суть ситуации, тут ведь главное не заиметь, а суметь утаить, что имеешь.

– Все это делалось в тайне, Иван Федорович, - успокоил человека, - и дальше не будем об этом никого извещать. Даже печники не догадываются, но на будущее надо будет придумать чего, чтобы любопытные не лезли.

Странно, но главный вопрос так и не был до сих пор задан, неужели и дальше не спросит? Однако купец меня не разочаровал: