Малец

Пока грузный боярин терпеливо сносил издевательство над своим телом, на которое навешивали все больше и больше тяжелых одеяний, статус, черт бы его забрал в преисподнюю, Степан делился последними новостями:

– Патрик Гордон, на прошлой седмице из своего имения пожаловал, и в тот же день к Шеину. О чем они там с генералиссимусом разговор вели не ведомо...

– Тоже мне, Лешка Шеин генералиссимус.
– Тут же выплеснул недовольство боярин.
– Давно ли тут по Москве пытался шустрить, а вона, покрасовался во время стрелецкой бузы и на тебе, генерал. И Гордон, немчина этот, голозадый, все царя привечает, а для чего? А для того, чтобы ересь католическую на Русь принести, а Петр и рад дружбу с иродом водить, да еще Лефорт, этот сводник... Тьфу.

Последнее совсем испортило настроение Ивану Ивановичу, это же надо, при молодой жене по срамным немецким девкам бегать. Да ладно бы молодой царь втайне бегал, со временем перебесился бы и все, так нет же, деньгой немалой одаривает. Эта девка уже и дом в немецкой слободе строит, да не простой дом, а каменные палаты, какие и не каждый боярин из знатного рода себе позволить может.

– Да, Гордон вчера на торгу за китайский фарфор, который 'сервиз' называют, сибирскому купцу пять сотен рублей отдал, да и остальные немцы возле того фарфора вьются, пытаются купца усовестить. Но купец упертый попался, цену, ни в какую, не снижает, стоит на своем. А то и верно, чего ему меньше за фарфор просить? Только на торгу свой товар показал, а уже в очередь. Вон, говорят Стрешнев, тоже деньги кинулся занимать.

– Ну этот-то нище брод куда лезет?
– Хмыкнул боярин.
– У этого никогда денег не водилось. Видно перепродать хочет и деньгу на этом заиметь.

– Скорее всего, - согласился Степан, копаясь в перевязи тяжелого кафтана на грузном теле, - но фарфор тот и в сам деле красив. А уж императорский сервиз совсем красота небесная, уж больно затейливо расписано, и краски все разные, а не только синь изразцовая. Я когда то увидел, глаз не мог отвести.

– Говоришь, красив этот фарфор?
– Насторожился Хованский.
– А чего ж, никто не купил?

– Так цена у него такая, что большой ущерб казне будет, - в это время Степан закончил с первым кафтаном и принялся одевать своего благодетеля во второй, - Две тыщи рублей за него требует, где ж немцы такие деньжищи возьмут, они к нему даже и не приценяются.

– Так, так, - протянул боярин, появилась возможность в очередной раз утереть нос своим соперникам, и в особенности Стрешневу. Хоть и жаль было таких денег, а все же показать, что не лаптем щи хлебаем, надо, пусть знают чей род богаче.

– Ты вот, что Степан, вели запрягать, - при этом боярин передернулся, и вновь заныла нижняя часть спины, в предчувствии возможных последствий, - посмотрим, какой там фарфор купец предлагает.

Торг встретил вельможу кричащей толпой и сумятицей, но толкаться ему не пришлось, дворовые взяли народ в кнуты, отгоняя с пути Хованского зазевавшихся, но злобствовали не сильно, так, больше для острастки, а то в этой неразберихе можно и кого из знати приголубить. Идти далеко не пришлось, стена людей отхлынула в стороны и перед Хованским открылись широкие лавки с расставленными фарфоровыми изделиями. Даже с десяти саженей боярин рассмотрел сияющую на солнце цветастой росписью утварь:

– Ты про этот фарфор сказ вел?
– Кивнул вельможа в сторону лавок.

– Ага, - подтвердил Степан, радуясь, что купец не успел расторговаться, и хозяин может убедиться в правоте постельничего. Пусть сам посмотрит.

А посмотреть было на что, чистейшей белизны фарфоровые изделия сияли своими цветастыми росписями и ублажали глаз совершенными формами.

– Смотри-ка, - хмыкнул боярин, протянув руку к изящному блюду, - точно в Китае выделано, нечто еще где смогут такое сработать?

– И верно, Иван Иванович, - поспешил поддакнуть ключник хозяину, потому как не мог допустить хоть и временного возвышения постельничего в своих глазах, - красоту такую и в царских палатах не стыдно показать.

– Не стыдно?
– Приподнял бровь вельможа, и сверкнул злыми глазами - расхваливать вещи при торгах в присутствии продавца, не от большого ума.
– Ну, это ты Федя зря.

Поняв, что сморозил глупость, ключник поспешил скрыться за спины дворовых. Но не тут-то было, вести торг с купцом предстояло именно ему, а потому он был тут же с успехом извлечен из своего ненадежного убежища и поставлен рядом с постельничим для разговора с купцом, ибо невместно опускаться боярину до торгов с купцами.

Ну а дальше пошел и сам торг, одна сторона искала изъяны в изделиях и предъявляла претензии, а другая же наоборот отвергала все нападки и недостатки оборачивались достоинством.

– Да что ж ты такой жадный-то, - чуть не кричал на купца Степан, - сам, поди, за бесценок этот фарфор в Китае взял, а с нас такую деньгу дерешь.

– Да где же жадный, - возмущался купец, - ты вона, по рядам глянь, дешевле всех отдаю.

– Откуда ж ты взял, что дешевле, - в свою очередь влез ключник, - вон там блюда китайские по рублю торгуют.

– Ну, так если 'там' так дешево отдают, там и берите. Я же не блюдом торгую, это императорский сервиз, на двенадцать персон, сам удивляюсь, как удалось с Китая такую красоту умыкнуть. Деньгу на выкуп в складчину собирали, дешевле двух тысяч без сотни никак отдать не могу.

– Нет купец, так не пойдет, - вновь взял слово Степан, - мы с тобой уже сколько времени торгуемся, а ты ничего больше предложить не хочешь.

Купец натурально вздохнул, показывая, насколько он устал от таких непонятливых покупателей:

– Ладно, могу в довесок еще самовар отдать, - при этом из-за лавки было извлечено начищенное до блеска медное изделие, - вещь в доме нужная, а для варки чая необходимая.

– Да что ж, это такое делается, - тут же возмутился ключник, - в этом твоем самоваре меди всего фунтов на десять. Разве это дело?

– Ну как хотите, - сдулся купец, - меньше просить не могу, в убыток будет.

Степан покосился на боярина с большим интересом следящего за ходом торгов.

– Эх, без ножа режешь купец, - постельничий почесал затылок под шапкой, после едва заметного кивка Хованского. Боярин был бы не против дальнейшего торга, но его острый глаз заметил прибытие на торжище одного из своих конкурентов.
– Будь по-твоему, по рукам.

– По рукам, - тут же отозвался повеселевший купец, - и не сомневайся, доставим все в целости и сохранности.

Уходя с торга, Хованский не отказал себе в удовольствии обернуться и посмотреть, как помощники купца суетились, упаковывая сервиз в ящики, а сам купец что-то втолковывал приказчику боярина Стрешнева и в замешательстве разводил руками. То, что Стрешнев не мог самостоятельно купить фарфор за такую цену, Иван Иванович не сомневался, скорее всего, это он для Петра старался, а перебежать дорогу молодому царю в последний момент - радость.