Малёк. Безумие продолжается

Вскоре я понял, что огромная толпа из двухсот человек собралась, чтобы поглазеть на Верна, а не на нашу команду. Это стало совсем очевидным, когда три четверти зрителей пересели на дальнюю сторону площадки, чтобы второй тайм наблюдать за той половиной, где играл Верн. Должно быть, поддержка поклонников сработала, потому что Верн набрал шесть очков. Вторую попытку он отправил в угол, поэтому мне пришлось забивать дополнительный мяч перед сотнями людей, которые все еще бились в истерике над Верном, бе­гавшим по полю зигзагами. Аманда стояла всего в трех ме­трах от линии моей пробежки, отчего мою правую ногу свела судорога. Закрыв глаза, я ударил по мячу. Мяч ударил по столбику и не попал в зачетную зону, но мне все равно достались самые громкие в моей регбистской карьере апло­дисменты.

Аманда шла рядом со мной до самого корпуса. По ее словам, Верн — самое удивительное человеческое существо, которое она когда-либо видела. Когда мы очутились у вхо­да в корпус, попросил Аманду подождать, но она не по­слушалась и вслед за мной поднялась по лестнице в нашу спальню. Не успел я опомниться, как она уже лежала на мне на моей кровати, и мы целовались! Я знал, что, если Укушенный меня обнаружит, мне достанется по первое число, поэтому оборвал наш страстный поцелуй и напра­вился в душ.

Вернувшись в спальню, обнаружил, что Аманда сидит на кровати Гоблина, улыбаясь во весь рот.

— У того, кто здесь спит, порнуха, — сказала она, пока­зывая на его шкафчик. — Целая куча порнухи.

Мне хотелось снова ее поцеловать, но тут я заметил, что она смотрит поверх моего плеча. На пороге стоял Верн. Он был ярко-розового цвета. Старательно сдерживая смех, Аманда сказала:

— Привет Верн. — Тот уставился в пол и не ответил. — Ты знаешь, кто я? — спросила Аманда.

Верн захихикал, покраснел, и глазки у него забегали. По­том он выпалил:

— Русалка, — и выбежал из комнаты. Аманда спросила меня, почему Верн назвал ее русалкой. Я сказал, что он так зовет всех девчонок.

На школьном дворе Аманда снова поцеловала меня на глазах у Гоблина и Рэмбо, а потом зашагала по траве и ис­чезла в арке. Бешеный Пес торжествующе потряс кулаками, а потом отпраздновал мой триумф, притворившись, что за­нимается сексом с водосточной трубой, и издавая при этом громкие эротические стоны. Рэмбо ушел в корпус, не гово­ря ни слова.

Я влюблен в Аманду, это точно.

Воскресенье, 30 июня

КОРОЛЕВСКАЯ ЯРМАРКА

О том, как Папаша водит машину, лучше вообще не расска­зывать. Я не уверен, что у него вообще есть водительские права. Когда мы доехали до ярмарки, Жиртрест заявил, что его укачало. Мы последовали за ним в туалет, а Папаша ска­зал, что встретится с нами позже, так как должен посетить аукцион по продаже свиней.

Появление нашего друга на сцене сопровождалось дики­ми визгами. Жиртрест помахал собравшейся толпе, зардев­шись пунцовым цветом, и занял свое место в конце длинно­го стола с десятью стульями. Плохо было то, что Жир был здесь вовсе не самым толстым. Среди участников была одна дама. Ее звали Соня из Врихейда, и Гоблин заявил, что, возможно, это переодетый мужик. Самым гигантским участником был Хайнц из Вартбурга. У него были рыжие волосы и огромные курчавые баки. Оказалось, что Хайнц — победитель прошлого года. Мало того, он не проиграл ни одного соревнования обжор с 1987 года, а до этого просто сидел в тюрьме и не мог участвовать. Согласно одному из организаторов, после выхода из тюрьмы Хайнц стал ново­обращенным христианином и начал есть ради благотвори­тельности и толкать речи в церквях. Ведущий сказал, что Королевская ярмарка и жители Питермарицбурга рады при­ветствовать Хайнца в этом году и надеются, что он снова победит. О других участниках ведущий не сказал ничего, лишь пожелал им удачи и зачитал имена.

Когда назвали имя Жиртреста, Папаша встал и прокри­чал: «А вот и наш Фальстаф!» (По неизвестной мне при­чине Папаша зовет Жиртреста Фальстафом.) Затем симпа­тичные девчонки в розовых бикини вынесли подносы с хот-догами. Толпа засвистела и подняла визг, а Бешеный Пес громко залаял и заорал: «Ура! Ура!»

ПРАВИЛА

У каждого участника есть двадцать минут, в течение которых он может съесть сколько угодно хот-догов. Никакой рвоты. Нроблевавшийся немедленно дисквали­фицируется.

Не вставать со стула, пока не истекли двадцать ми­нут. (ТакЖ&дисквалификация.)

Раздался сигнальный выстрел, и Жир накинулся на хот-доги, как сущий демон. Толпа взревела и зааплодировала при виде десяти обжор, набросившихся на подносы с таким видом, будто они неделями голодали. Пятеро вышли из строя, не осилив и десяти хот-догов, а Жиртрест первым попросил второй поднос. Трансвеститка Соня из Врихейда также попросила добавки, однако уголки ее рта были опу­щены, будто ей поплохело. Вдобавок она поставила рядом с собой тошнотное ведерко, а Рэмбо сказал, что это верный знак психологического срыва.

Гоблин также обратил на это внимание, сказал Жиртре­сту и несколько раз ободряюще похлопал его по спине, как жокей — лошадь. Принесли следующий поднос, и, пока Жиртрест приправлял половину хот-догов томатным соу­сом, Гоблин кричал: «Давай, здоровяк, я знаю, ты смо­жешь!» Рэмбо не понравилось то, что Жир полил соусом лишь половину хот-догов — по его мнению, это был нега­тивный посыл оппозиции. Еще один здоровяк с надписью «Гленко» на майке заказал очередной поднос хот-догов и опрокинул большой стакан с водой. (Жиртресту Гоблин во­ду пить запретил — он утверждает, что один стакан воды за­нимает столько же места, что и полтора хот-дога, и прибе­гать к этому средству можно лишь в случае удушья или по­жара.)

На другой стороне стола Хайнц встал и помахал толпе зе­вак. Заказав второй поднос, он закурил сигару. Увидев это, толпа совершенно обезумела и начала скандировать: «ХАЙНЦ! ХАЙНЦ! ХАЙНЦ!»

Тут, ко всеобщему изумлению, самый худой из всех участников (Борис из Ховика) поднял руку и тоже попро­сил принести второй поднос. Напряжение усиливалось: Жиртрест был впереди с двенадцатью хот-догами, а осталь­ные все еще поедали одиннадцатый. Между ним и его ме­неджером разгорелась долгая дискуссия, после чего Жир принялся за тринадцатую по счету сосиску. Вообще-то, это было похоже не столько на дискуссию, сколько на лек­цию от Гоблина, который тыкал в хот-дог пальцем и орал бедному Жиртресту в ухо. Я не уловил сути их разговора, но Жиртрест уронил голову на грудь и явно не мог про­должать. Соня остановилась на одиннадцатой сосиске, к сожалению так и не воспользовавшись ведерком. Отки­нувшись на стуле, она принялась сверлить глазами Жир­треста.

Хайнц затушил сигару об стол и начал готовиться к пое­данию следующей порции хот-догов. Гленко доел одиннад­цатую сосиску, что закончилось для него свиданием с ве­дерком. Когда он, пошатываясь, спустился со сцены и исчез за подмостками, толпа взревела. Жиртрест прикончил хот-дог номер тринадцать, а Гоблин тем временем массировал ему плечи и шептал на ухо, как тренер по боксу между ра­ундами.

Борис из Ховика оказался настоящим роботом по пое­данию сосисок. Без тени эмоций на лице он совершал же­вательные движения с абсолютно одинаковыми интервала­ми и был единственным, кто ел хот-доги без томатного соуса.

Когда до окончания конкурса осталось шесть минут, есть уже никто не мог, и все три финалиста (плюс Соня из Врихейда, которая, видимо, надеялась, что кого-нибудь вырвет и ей достанется третье место) развалились на сту­льях, тупо уставившись на подносы. Жиртрест взял четыр­надцатый хот-дог, и толпа возликовала. Быстро сжевав его, он сделал несколько глубоких вздохов и снова отки­нулся на стуле. Но, к сожалению, Хайнц приступил к че­тырнадцатому хот-догу и без перерыва умял пятнадцатый. Развалившись на стуле, он улыбнулся Жиртресту. Участ­ник, похожий на робота, не двигался, а лишь следил за ча­сами, отсчитывавшими время. Видимо, третье место его устраивало.